Русская армия - Куропаткин Александр Николаевич - Страница 41
- Предыдущая
- 41/134
- Следующая
При долгих сроках службы армия справлялась с этим элементом и сообщала ему русский характер, прививала русскую речь и русские мысли.
При коротких сроках службы эта задача стала становиться все труднее, особенно когда радетели об особых правах окраинного населения добились усиления его обособленности и уменьшения преподавания русского языка. С ростом сепаратных стремлений разных народностей задача армии по обращению каждого инородца прежде всего в русского воина станет непосильной.
Наименее пригодными для военной службы из всех иноплеменников оказались, по общему отзыву, евреи. А между тем при мобилизации (особенно в северо-западном крае) число евреев в некоторых частях войск, расположенных в этом крае, доходило до такой цифры, что начальники с основанием тревожились, предвидя понижение боевой годности вверенных им частей, слишком обильно укомплектованных евреями.
Отпуск войск на вольные работы затруднял поддержание дисциплины. Но в особенности вредное влияние на войска производило частое, иногда совершенно бесцельное, командирование войск для усмирения разных беспорядков. Не улучшали качества войск и чрезмерные караульные наряды, препятствовавшие продолжению и закреплению в нижних чинах сведения, спешно сообщенные им в течение зимних занятий первого года пребывания на службе.
Если по указанным причинам к концу XIX века состав нижних чинов русской армии уже начинал требовать принятия мер, чтобы остановить возможное дальнейшее его ухудшение, то состав унтер-офицеров нашей армии к концу XIX века внушал еще большие опасения.
б) Унтер-офицерский состав
Развитие в России заводско-фабричной промышленности увеличило число новобранцев, работавших уже несколько лет на фабриках и заводах. Увеличилось и число поступавших из городского населения. По физическому развитию и нравственным качествам эти новобранцы были хуже новобранцев из земледельцев. Но, живя в городах, на фабриках и заводах, они представляли больший процент грамотных и оказывались более земледельцев способными осилить так называемую «словесность», т. е. словесные знания, необходимые для производства в унтер-офицеры. Такое превосходство их над земледельцами повело к нежелательному увеличению числа унтер-офицеров из горожан и фабричных сравнительно с земледельцами.
Дело в том, что при недостаточности с одной стороны отпусков из казны, а с другой — из желания поскорее накопить большое число запасных, действительную службу в пять лет начали в главном роде оружия — в пехоте — сокращать (без изменения закона) и довели лишь до 3 лет 8 месяцев.
При такой короткой службе приготовить унтер-офицера из совершенно безграмотного земледельца (хотя и отвечающего своими нравственными качествами несравненно более унтер-офицерскому званию, чем бойкий, но и более испорченный в разных отношениях и физически более немощный фабричный или горожанин) было очень трудно. Поэтому в унтер-офицеры начали намечаться не наиболее надежные в нравственном отношении, не наиболее обладающие характером, а наиболее бойкие и грамотные.
Сделанные в конце XIX века попытки образовать значительный кадр сверхсрочнослужащих унтер-офицеров не имели достаточного успеха.
К концу XIX столетия мы имели лишь 8 1/2 тысяч сверхсрочных унтер-офицеров, в то время, как в германской армии их было 65 тыс., а во французской — 24 тыс. человек.
Жалобы на ухудшение унтер-офицерского состава при принятых коротких сроках службы начали принимать тревожный характер.
в) Офицерский состав
Усиление мирного состава армии и развертывание армии в военное время потребовали значительного увеличения корпуса офицеров.
Число лиц, производимых ежегодно по окончании курса в кадетских корпусах, покрывало потребность в ежегодном приливе офицеров в армию примерно только на половину. Офицеры, производимые из юнкеров, проходивших службу в войсках при повышенных требованиях от офицерского состава, уже не могли признаваться соответствующими.
Тогда были основаны юнкерские училища с весьма незначительным курсом общих знаний и довольно обширной программой специально военных предметов. В них был открыт доступ всем сословиям.
Этим путем в армию попало много достойных и даровитых служак всех сословий, но попало много и таких элементов, которые не могли быть желательными.
В юнкерские училища потянулись неудачники, не могшие окончить курса в гимназиях и реальных училищах, и притом не по призванию к военной службе, а чтобы обеспечить себе хотя бы скромный кусок хлеба. Многие из таких лиц, зараженные модными в то время учениями (1860—1875 годов), относились к военной службе без уважения и любви.
Одновременно произведена и реформа кадетских корпусов.
Общие классы отделили и обратили в военные гимназии, а специальные собрали в несколько вновь основанных военных училищ.
Эта реформа тоже отвечала настроению интеллигентного общества той эпохи. Боялись, что в кадетских корпусах молодежь насильственно направляется на военную службу, быть может, не имея к ней призвания, боялись вреда от соединения в одно заведение детей в 10 лет и юношей в 18—20 лет. Многим, наконец, представлялось, что суровый режим кадетских корпусов уже не отвечает современным взглядам на воспитание детей и юношей. Много лиц с истинным призванием к педагогической деятельности посвятили себя постановке военных гимназий на прочную ногу. Была хорошая сторона и в военных гимназиях. Несомненно, что преподавание многих общих предметов выиграло, но воспитанники военных гимназий приобрели слишком «штатский вид» и «штатские взгляды», отличные от тех, которые прививались в кадетских корпусах. Несомненно, что в старых кадетских корпусах было много недостатков, но были и дорогие для военного дела особенности. Прежде всего, в кадетских корпусах крепко держалось товарищество, каждая измена этому товариществу вызывала суровый самосуд. Выдать товарища признавалось позорным, стоически переносили розги, карцер, снятие погон, но не выдавали. Еще в конце шестидесятых и в начале семидесятых годов розги были в употреблении, и много доблестных начальников русской армии без горечи вспоминали, что и их секли.
Одновременно они, оживляясь, вспоминали суровые требования товарищества в кадетском корпусе и ту закалку, дорогую для военной службы, которую получали в кадетских корпусах будущие офицеры. Сама обстановка жизни в кадетских корпусах была суровая, приготовлявшая к военной службе в большей мере, чем в военных гимназиях.
В начале 90-х годов кадетские корпуса были восстановлены, кроме специальных классов, которые остались в военных училищах.
К 1900 году в составе нашей армии число офицеров, окончивших курс в военных училищах, было 51 %, в юнкерских — 49 %. Другими словами, около половины офицерского состава имели общее образование ниже среднего.
По происхождению в конце XIX столетия в офицерском составе русской армии было дворян: обер-офицеров около половины, штаб-офицеров — около 70 %, генералов — несколько более 90 %.
Такое значительное ослабление в офицерском составе дворянского элемента не способствовало сплоченности корпуса офицеров и поддержанию в нем высокого корпоративного духа. Этот корпоративный дух был важен потому, что ограждал корпус офицеров от проникновения в него нежелательных элементов по воспитанию, привычкам и образу мыслей.
С ростом культурного развития недворянских элементов невыгоды допуска в корпус офицеров этих элементов все уменьшаются. Ныне обойтись без широкого допуска в офицерскую среду представителей всех сословий нельзя. Можно усиливать требования, но закрывать доступ к военной службе юноше, образованному, воспитанному, чувствующему призвание к военной службе, физически хорошо развитому только потому, что он не из дворян для армии и России невыгодно.
Но затруднить доступ тем, кого в армии называют «разночинцами», в том числе, например, писарям разных управлений, вахтерам при разных складах, неудачникам из семинарий, лицам, жившим в трактирной обстановке, лицам, получившим особые привычки, несовместимые со званием офицера, — желательно и необходимо.
- Предыдущая
- 41/134
- Следующая
