Русская армия - Куропаткин Александр Николаевич - Страница 57
- Предыдущая
- 57/134
- Следующая
В XIX веке в начале каждого из четырех царствований русская высшая и средняя школа подвергалась коренному переустройству.
Во второй половине XVIII века Екатериной II были учреждены школы, в которых проведена была непосредственная связь низших со средними.
Приходские школы, уездные училища и гимназии — все в отдельности давали, хотя и небольшой, но законченный курс. «В уездном училище не учили тому, что преподавалось в приходском, а в гимназии предполагали известным то, чему учили в уездном»[141].
В конце XVIII века, в 1797 году, значение средней школы было определено следующими замечательными словами: «Целью воспитания и учения в гимназии полагается то, чтобы со временем можно было получить людей, способных более к гражданской жизни и к военной и гражданской службе, нежели к состоянию, отличающему ученого человека»[142].
В первых годах XIX столетия последовало коренное изменение этих принципов. Первоначально, при составлении программ для гимназий 1804 года, тоже предполагалось готовить молодежь для жизни, а не для поступления в университеты. Но эти программы были так составлены, что не давали законченного среднего образования, захватывали кусочки университетского курса, а в университетах приходилось проходить часть предметов гимназического курса. Программы эти не могли служить и как средство для подготовки к высшей школе. Дело в том, что в университетах, по глубокому недоразумению, часть предметов преподавалась по-латыни. И вот началась ломка программ гимназий, главным образом с целью дать возможность гимназистам, поступившим в университет, слушать преподавание на латинском языке. С 1811 года классическая школа вводится в России (по плану недоброй памяти Уварова). Гимназии получают семигодичный курс, связь их с уездными училищами разрывается, и преподавание мертвых языков латинского, а затем и греческого получает особое значение. В указе 7 июня 1811 года относительно важности преподавания латинского языка значилось: «знание латинского языка доказывает приобретение глубоких и твердых сведений в словесности вообще, истории, археологии, мифологии и прочих подобных сим науках».
«Этот аргумент, — справедливо отмечает П. Милюков, — очевидно, мог сохранять свой силу до тех пор, пока русскому студенту приходилось слушать словесность, историю, мифологию и прочие науки и иностранного преподавателя по-латыни»[143].
Но когда преподавание этих предметов установилось на русском языке, бедные гимназисты все еще продолжали по несколько часов в день долбить бесполезную для них латынь и греческий язык.
Не напоминает ли это случай с часовым, поставленным у склада материалов для охраны их? Материалы убрали, а распоряжения не ставить более часовых не сделали, и много лет после уборки материалов часовой еще ходил по отведенному ему месту…
Увлечение латынью и греческим языком было так велико, что даже в Якутске на деньги, собранные с якутов для просвещения их, основали классическую прогимназию с двумя древними языками[144].
К сожалению, преподавание в университетах некоторых предметов на латинском языке затянулось на долгие годы. При реформе гимназий в 1828 году все еще с этим вредным пережитком западной старины не было покончено. Поэтому хотя при реформе гимназии в 1828 году были высказаны разные хорошие пожелания и основным принципом реформы поставлено, чтобы гимназия работала для подготовки детей к практической жизни, но в составленном все тем же Уваровым проекте этот принцип выдержан не был, и латинский язык был поставлен главным предметом и в новой гимназии. На преподавание латыни во всех классах в неделю было проектировано назначить 70 часов. Вслед за ним второе место было отведено греческому языку назначением в неделю 50 часов. На преподавание этих двух совершенно бесполезных для практической жизни языков, таким образом, предназначалось в неделю во всех классах 120 уроков. На другие предметы в неделю тоже во всех классах было отведено: на математику 44 часа, на русский язык 26 часов, географию —14, естественную историю — 12, физику, рисование, чистописание — по 6; новых языков не полагалось вовсе[145].
Но такое увлечение древними языками встретило протест среди членов комитета, которому было поручено рассмотрение проекта министерства народного просвещения. Кн. Ливен справедливо указывал, «что дворянство весьма жалуется, что их детей, только малая часть которых идет в университеты, большая же часть приготовляется к военной службе или для занятия сельским хозяйством, мучат не нужними для них древними языками, что похищает у них время для изучения полезнейших познаний»[146].
Государь Николай I тоже не одобрил увлечения мертвыми языками и положил на проект резолюцию: «Я считаю, что греческий язык есть роскошь, тогда как французский — род необходимости», и не согласился на исключение из гимназического курса французского и на введение греческого языка.
Члены комитета очень интересным способом оправдывали перед государем свои предположения. Они указали, что знание французского языка развивает самонадеянность, тогда как изучение древних языков приводит к «скромности и к сознанию своего неведения».
Было решено оставить на долю латинского языка 39 часов, на долю греческого — 30. В части гимназий положено вовсе не преподавать греческого языка.
Но и после этих урезок в гимназиях с двумя мертвыми языками последние составили главный предмет преподавания, на который уделялось 69 часов в неделю.
До 1851 года из 74 гимназий латинский и греческий языки преподавались в 45 гимназиях.
Принцип, что зубрение мертвых языков способствует образованию «скромных» в политическом отношении молодых людей, восторжествовал.
Однако, после революционных движений в Европе, с 1830 года явилось сомнение в правильности этого принципа.
В 1848 году уже высказывалось: «Если молодые люди не уважают законов, то это потому, что они совсем не знают действующего законодательства, а увлекаются республиканскими учреждениями классического мира Следовательно, — заключали отсюда, — классицизм вреден, и древние языки должны быть заменены законоведением»[147].
Государь Николай I шел навстречу этому новому течению и высказал мнение, что греческий язык достаточно оставить для местностей с греческим населением (Таганрог и Нежин). Но новый министр народного просвещения кн. Ширинский-Шихматов предложил оставить греческий язык в нескольких гимназиях в университетских городах. В 1851 году во всей коренной России осталось только 8 классических гимназий.
Со вступлением на престол императора Александра II «повеяло новым духом». Многие стеснения по учебной части, введенные в предшествовавшие 25 лет, были отменены. Коренной реформе подвергся и университетский устав. На новом уставе 1863 года отразилось одновременно влияние немецкой и французской систем.
Началась борьба и против увлечения классицизмом в средней школе. Ей противопоставили школу «реальную», как имеющую большее общеобразовательное значение. Утвержденным государем постановлением Государственного Совета пытались примирить оба направления. В начале семидесятых годов из 61 гимназии решено было половину иметь с одним латинским языком, четвертую часть с латинским и греческим и только четвертую часть, т. е. всего 16, без древних языков. Но из этих «реальных гимназий» был открыт прямой доступ в университет только на физико-математический факультет. Поэтому со стороны родителей стали поступать просьбы о том, чтобы местные гимназии были классическими. В несколько лет из 16 реальных гимназий осталось только 6.
141
Милюков Л. Очерки по истории русской культуры, ч. 2, с. 333.
142
Милюков Л. Очерки по истории русской культуры, ч. 2, с. 343.
143
Милюков П., с. 344.
144
Ядринцев Н. Сибирь как колония, с. 121.
145
Милюков П., с. 347—348.
146
Милюков П., с. 347—348.
147
Милюков П., ч. 2, с. 354.
- Предыдущая
- 57/134
- Следующая