Атака Джокера - Курпатова-Ким Лилия - Страница 10

• Предыдущая
• 10/79
• Следующая

– Проходите, – сказал он.

Макс вошел и оказался в уютной гостиной, чем-то напоминавшей его собственный номер в «Тай-Бэй Паласе». Та же темная лакированная мебель, те же мягкие диваны.

– Я изрядно потратился в Сетевых мебельных магазинах, приобретая репликации этих чудных старинных образчиков, – Гейзенберг обвел рукой свою гостиную. – А во что мне обошлась репликация камина, вы и представить себе не можете. Что ж… Зато теперь я провожу тут гораздо больше времени, чем в своей собственной тесной и безликой конуре в Накатоми.

– Вы живете в школе? – удивился Макс.

– Да, представьте, – печально вздохнул Гейзенберг. – По правде говоря, я бы с удовольствием находился здесь все время, выходя только на уроки, да и уроки, пожалуй, можно было бы проводить здесь… К сожалению, в Сети пока нельзя ни есть, ни спать. Так что одиноким биологическим существам приходится время от времени покидать это замечательное пристанище и выходить в реальность.

Макс удивленно смотрел на Гейзенберга.

– Вы бы согласились быть постоянно подключенным к Сети? Добровольно?

– Конечно, – кивнул тот, – причем с большим удовольствием. Здесь у меня уютный кабинет, друзья, с которыми можно пойти посидеть в какой-нибудь Сетевой ресторанчик. Можно сыграть в виртуальный покер, мгновенно переместившись на ресурсы Лас-Вегаса. А что в реале? Унылая спичечная коробка из вторичного пластика, по ошибке именуемая квартирой, да соевый белок на завтрак, обед и ужин. Увы, мой дорогой ученик Громов, Сеть стала единственным местом, где сохранился привычный и такой милый мне мир.

– Но ведь это все не настоящее, – нахмурил брови Макс, дотронувшись до одной из книг на полке, – когда вы переворачиваете страницы, то считываете электронный текст, просто в другом формате. Когда вы едите пирожное – это просто иллюзия вкуса, в ваш организм ничего не поступает.

Квантоник хитро прищурился:

– Ну хорошо. А вот вы, ученик Громов, настоящий? Ведь вы пришли сюда и говорите со мной. Вы дотрагиваетесь до предметов, ощущаете это прикосновение, слышите мой голос, видите меня. Я настоящий?

– Ну… – Макс замялся. – Трехмерная репликация – это… это… Но ведь тело-то мое за тысячи километров от вас!

– Тело – да, а вы? – настаивал квантоник.

– Я не знаю, – сдался Громов.

– Вот-вот, – квантоник поставил на столик поднос с чаем и печеньем, – садитесь. Мне не терпится узнать, каков, по-вашему, Эден.

Громов улыбнулся:

– С учетом того, что вы только что мне сказали, учитель Гейзенберг, думаю, вам бы там очень понравилось…

Макс сел, отпил из виртуальной чашки виртуального Сетевого чаю и спокойно и сжато выложил Гейзенбергу все, что случилось с ним в Эдене.

Как жил той же виртуальной жизнью, что и все. Ходил на занятия, участвовал в проектной группе «Моцарт». На беду, ему удалось достигнуть каких-то результатов. Поэтому Джокер напал на Эден и выстрелил Максу в голову пушкой квантового генератора. Все паттерны памяти за прошедшие восемь месяцев были уничтожены.

Некоторое время доктор Синклер пытался восстановить память Громова. Макс очнулся и увидел себя в медицинском изоляторе. Однако после его жизнь в Эдене началась как будто заново. Он долго не мог понять, что означают его странные сны. Ему стало казаться, что в них будущее.

Тем временем Джокер узнал о своей болезни. Она медленно убивала его тело. Времени оставалось мало. В отчаянии отец Дэз попросил о помощи загадочного Хьюго Хрейдмара – тринадцатого ученика Синклера и отступника, чье существование упорно отрицается. Неизвестно почему, но Хрейдмар ответил на просьбу Джокера. Он согласился передать ему омега-вирус – вершину биоцифровой эволюции. Благодаря этому сознание Джокера смогло бы существовать в Сети и после того, как погибнет тело, сохранив все мыслительные функции.

Для передачи был нужен архив данных, где уже бы существовало упоминание о вирусе. От Дэз Джокер знал, что в архивах Громова оно точно есть. Хьюго должен был положить туда формулу своего вируса, а Джокер – незаметно скачать ее.

Но Дэйдра МакМэрфи успела их опередить. Она изъяла Макса из цифровой среды Эдена и в течение почти года пыталась дешифровать файл Хьюго. Дэйдра прокручивала воспоминания Макса раз за разом, заставляя его переживать одно и то же. Все с одной целью – вытянуть через его память файл Хьюго с формулой омега-вируса. Но это было невозможно сделать без ключа – специальной программы, замаскированной в среде Эдена под склянку с чипом, которую Громов положил в карман джинсов. Он не успел вынести его из Эдена, когда Джокер напал на бункер. Громова забрали, но вируса так и не получили. Пришлось возвращаться. Пройти через «Вторжение», которое когда-то создала Дженни. Принцип идентичности в этой игре был соблюден неукоснительно. Точно так же, как и в виртуальной среде Эдена, где ученики жили годами, даже не подозревая правды. Эта синхронизация и позволяла Дженни, или Электре, как ее называли в Сети, переходить из «Вторжения» в Эден таким образом, чтобы система безопасности не могла обнаружить ее сразу.

Макс вернулся за склянкой и встретил Тайлера Бэнкса – своего толстого приятеля. Сначала тот был изгоем в школьном сообществе, а затем вдруг проявился как гений киберорганики и один из лучших игроков «Вторжения». Оказалось, что Хьюго прятался в его образе. Он лично передал Громову склянку с чипом, программу-ключ, для Джокера. Каким образом Хрейдмару удавалось использовать чужие трехмерки, «вселяясь» в них как мифический демон, Макс так и не понял.

Джокер воспользовался омега-вирусом и ушел в Сеть.

Благодаря всем этим странным событиям, в которых закон квантовых случайностей проявился наиподлейшим для Громова образом, он теперь сидит в «Тай-Бэй Палас» и не знает, как ему жить дальше.

Гейзенберг не перебил его ни разу. Больше того, он так и не смог донести до рта свою чашку с чаем, который остывал с такой же скоростью, как и настоящий.

– Вот такие впечатления у меня об Эдене, – сказал Макс, хлопнув себя руками по коленям.

– Невероятно… – только и смог выговорить Гейзенберг. – То есть… То есть…

– Да, – кивнул Громов, – физически Эдена не существует. Он как ваша гостиная, только гораздо больше.

– То есть Синклеру удалось каким-то образом решить проблему сна и еды? – глаза квантоника жадно вспыхнули. – Хотя о чем это я спрашиваю… Если он погружал всех учеников в анабиоз, то жизненно важные функции могли сохраняться очень долго и без обычной подпитки. Так-так-так…

Гейзенберг нервно грохнул чашку обратно на блюдечко, вскочил и начал ходить туда-сюда.

– Но если ему удалось замедлить обменные процессы до физиологического минимума… – какая-то мысль озарила лицо квантоника. – Как вы думаете, Громов, он собирается применить свое изобретение более широко?

– Я не знаю, – пожал плечами тот.

– Ведь это… – Гейзенберг поднял вверх свою морщинистую руку. – Это ведь гениально! Люди могли бы жить сколь угодно долго! Состояние анабиоза позволило бы продлить жизнь как минимум на триста лет!

– Но ведь это не жизнь! – возмутился Громов.

– Кто вам сказал? Ну кто вам это сказал? – запальчиво воскликнул Гейзенберг. – Реальность – это то, что видишь. Реальность – это то, что чувствуешь. А мы чувствуем Сеть. Мы осознаем ее. На уровне ощущений она абсолютно реальна. И даже более чем реальна, потому что наш собственный мир был убит во время войны! Громов, разве вы до сих пор не поняли, что все составлявшее соль нашей жизни, ее радость и смысл, все перешло в Сеть? Познание, общение, жажда нового, творчество – все здесь. А что снаружи? Там – что считается реальным? Только бесконечная муштра, борьба за власть, ресурсы и так далее. Человечество изо всех сил пытается протянуть подольше, но это агония. Цивилизация задохнется. И это случится очень скоро, это неизбежно. Громов, разве вы не видите этого?

– Сеть не реальна, – упрямо повторил Макс. – Даже Синклер мечтал вырваться из виртуальной среды Эдена. Он хотел завершить «Моцарта», чтобы снова обрести способность к творчеству. Интуиция и фантазия, то, что делает нас совершеннее компьютера, есть у нас только до тех пор, пока мы люди. Мое тело может быть очень далеко отсюда, но оно должно быть!

• Предыдущая
• 10/79
• Следующая