Камбер Кулдский - Куртц Кэтрин Ирен - Страница 13

• Предыдущая
• 13/62
• Следующая

— Заложники? Да, я припоминаю. Это те, кого взяли за убийство лорда Раннульфа. А почему это тебя беспокоит?

Катан глупо моргнул, не в силах поверить, что она так плохо информирована. Затем понял, что она дурачится, смеется над ним.

— Ваше Высочество не может не помнить, что Кайрори — это владение моего отца, — холодно сказал он. — Заложники — подданные моего отца и мои. Я должен освободить их.

Эриелла подняла бровь и коснулась его руки.

— Ну что же, найди убийцу, Катан. Ты же знаешь закон. Если жители деревни не выдадут убийцу, им придется заплатить установленную законом цену, а так как Раннульф — Дерини, дворянин, то пятьдесят человек вполне разумная цена, не правда ли?

— А…

Катан опустил глаза, скрывая их блеск.

— Я должен возразить, Ваше Величество, чтецы мыслей обработали жителей деревни. Теперь ясно, что они не повинны в смерти Раннульфа. Мы почти уверены, что это сделали виллимиты.

— Ну что же, найди виллимита, — сказала она сладким голосом. — Ведь не можешь же ты полагать, что мой брат просто так, без всякого возмещения освободит заложников. Закон есть закон.

— Да, закон есть закон, — раздался тенор незаметно приблизившегося Имре.

Он взял сестру под руку.

— Молдред, это ты говорил мне, что Катан носится с сумасшедшей идеей спасти заложников?

Молдред, высокий, начинающий полнеть человек, льстиво поклонился.

— Да, у меня создалось такое впечатление, сир.

Имре фыркнул и повернулся к Катану.

— Почему ты так упрям, друг мой? Ведь они же не Дерини, они — крестьяне, ты делаешь из мухи слона.

— Сир, я умоляю вас, — глухо сказал Катан. — Если вы это сделаете, то грех камнем ляжет на вашу совесть. Обложите их денежной контрибуцией, если хотите. Мой отец охотно заплатит. Но не утоляйте ваш гнев убийством ни в чем не повинных людей. Крестьяне Кайрори не виноваты в убийстве Раннульфа, вы это знаете.

Имре с улыбкой посмотрел на собравшихся вокруг придворных, но было видно, что он начал немного беспокоиться.

— Катан, ты упрям, как баран, — сказал он тихо. — Ты же знаешь, что я этого не люблю.

— Пожалуйста, сир, — взмолился Катан, — ради нашей дружбы, проявите милосердие.

Он опустился на колени и протянул руки к королю.

— Неужели вы можете убить невиновных людей?!

— О, черт возьми, идем отсюда! Эриелла, что он пристал ко мне?

Эриелла пожала плечами и внимательно посмотрела на Катана, поднимавшегося с колен. Ее губы искривила странная улыбка.

— У меня появилась одна мысль, брат. Почему бы не дать ему то, что он так просит? Подари ему одного из заложников. Ради нашей дружбы.

Голова Катана резко дернулась, и он посмотрел в глаза Эриеллы.

В зале внезапно стало тихо. Имре недоуменно посмотрел на сестру, затем повернулся к Катану. Его беспокойство перешло в неуверенность.

— Одну жизнь?

Эриелла кивнула.

— Если Катан действительно твой друг, ты не можешь отказать ему в этой безделице. Сорок девять крестьян вполне достаточно за жизнь Раннульфа. Ведь он был не слишком приятный тип.

— Одну жизнь… — повторил Имре.

Он как бы пробовал эти слова на вкус и облизывал губу под узкой полоской усов.

Он посмотрел на Молдреда и Мантеру, на придворных, ожидавших его решения, на охваченное ужасом лицо Катана, который понял, что Имре всерьез рассматривает это предложение.

Затем король сложил руки на груди, на лице его появилась кривая усмешка.

— Это что-то новенькое.

— И проявление милосердия, — добавила Эриелла. Она сжала его руку, с обожанием глядя брату в глаза.

Имре взглянул на нее, улыбнулся и посмотрел на Катана. Его губы шевельнулись.

— Хорошо, пусть так. Одна жизнь. Согласен. — Он посмотрел на Молдреда и кивнул. — Молдред, отведи милорда Катана в тюрьму, и пусть он выберет одного заложника.

— Хорошо, сир.

— И пусть не будет больше споров, Молдред, — добавила Эриелла, сладко улыбнувшись, и Катан с удивлением взглянул на нее. — Наш лорд Катан так переживает за жизнь заложников, что ему придется испытать слишком ужасные мучения, чтобы выбрать того, кого он решит спасти. Ему ведь придется делать выбор, а это очень мучительная задача.

Молдред поклонился, а Катан вздрогнул и повернулся к Имре.

— Ты хочешь что-то сказать, Катан? — проговорила Эриелла прежде, чем Катан успел открыть рот.

— Ваше Высочество, я…

— Прежде чем ты что-либо скажешь, позволь мне напомнить, что король может отменить свое милосердное решение, — предупредила Эриелла. Ее глаза сверкнули. — В этом случае умрут все пятьдесят, а может, и больше, если ты не прекратишь глупо упорствовать. Ты все еще хочешь что-то сказать?

Катан с трудом сглотнул и поклонился.

— Нет, Ваше Высочество, я благодарю вас, сир.

Он снова поклонился.

— Если Ваше Величество извинит меня, то я удалюсь исполнять Вашу волю.

— Король тебя извиняет, — промурлыкала Эриелла. — И еще… Катан…

Он остановился.

— Ты поедешь завтра на охоту, не правда ли? — продолжала она. — Ты обещал.

Катан повернулся. На его лице была мольба.

— Да, я обещал, Ваше Высочество, но если я попрошу освободить меня от…

— Чепуха! Если ты останешься дома, то будешь все время сокрушаться о судьбе этих крестьян и станешь еще угрюмее, чем был все последние дни. Имре, пусть он сдержит свое обещание. Ты же знаешь, это нужно для его собственного блага!

Имре посмотрел на сестру, затем на Катана.

— Она права. Ты был слишком угрюмым последние дни.

Он коснулся плеча Катана.

— Катан, не принимай так близко к сердцу. Отдохни недельку в деревне с нами, и ты забудешь об этих крестьянах.

Катан хорошо знал этот тон Имре и понимал, что сейчас лучше не спорить — особенно, если рядом Эриелла. Со вздохом он кивнул в знак согласия, еще раз поклонился и повернулся, чтобы идти за Молдредом.

В этот момент перед ним стояла более важная проблема, чем королевская охота. Совершенно неожиданно он одержал победу. Но победа ли это?

Из пятидесяти смертников он должен выбрать одного — смерть для сорока девяти.

Он невольно вздрогнул, ощутив тяжесть того, что ему предстоит совершить.

Через десять минут он стоял с Молдредом перед тяжелой дверью и смотрел, как охранник поднимал тяжелый засов.

Дверь на ржавых петлях со скрипом отворилась. Молдред поклонился и ленивым жестом указал на открытую дверь.

— Когда ты выберешь, подойди к двери и позови, — сказал Молдред, не скрывая зевка. — Я подожду здесь. Терпеть не могу тюрьму. Она меня угнетает.

Катан кивнул, не осмеливаясь заговорить, чтобы голос не выдал его, и пошел в темницу.

Факел, закрепленный на стене, освещал длинный ряд ступеней, которые вели глубоко вниз и терялись в кромешной тьме. Закрывая глаза рукой от света, он взял факел и начал спускаться. Факел чадил и дымил, дым щипал в носу, и глаза слезились.

Восемь ступенек, поворот. Затем опять спуск на восемь ступенек, еще поворот — и он внизу. Узкий коридор привел к небольшой площадке, одна стена которой представляла собой решетку из грубых железных брусьев.

По ту сторону решетки виднелись железные клетки, в каждой из которых находилось по восемь-десять человек, закопавшихся в грязные опилки, чтобы согреться.

Когда он шел по коридору, некоторые узники зашевелились, и вскоре послышались приглушенные возгласы:

— Лорд Катан! Это лорд Катан!

Все вскочили и приникли к решетке. Катан с ужасом увидел, что среди узников находятся пять женщин и несколько юношей, почти мальчиков.

— Лорд Катан!

Знакомый голос послышался из самой дальней клетки. Катан приблизился к ней и увидел старого Эдульфа Остлера, прижавшегося к клетке. Эдульф был его первым учителем верховой езды и хранителем отцовских конюшен. Старик занимал эту должность так долго, сколько Катан помнил себя. Он почувствовал на глазах слезы и невольно посмотрел на пол. Катан знал, что эти слезы не от дыма факела.

• Предыдущая
• 13/62
• Следующая