Выбери любимый жанр

Река времен. Ave Maria - Михальский Вацлав Вацлавович - Страница 1


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

1

Вацлав Михальский

Река времен. Ave Maria

роман

Привыкла верблюжья душа

К пустыне, тюкам и побоям.

А все-таки жизнь хороша,

И мы в ней чего-нибудь стоим.

Арсений Тарковский

I

Прилетев из Ашхабада в Москву, Александра трое суток не показывалась на глаза ни маме, ни Ванечке-адмиралу. Все это время, с краткими перерывами на сон, она провела у постели Адама в хирургическом отделении медицинского института, благо она была тут своя для всех. На четвертые сутки стало окончательно ясно, что с Адамом все в порядке, что он акклиматизировался и пошел на поправку. Его осмотрел сам Папиков и нарочито строго сказал Александре:

– Хватит дурака валять! Ходи, как положено, на кафедру, а сюда забегай. А вы, майор, – обратился он к Адаму, – можете вставать потихоньку. Выздоравливайте. Я на вас рассчитываю. – Папиков вышел из палаты, а Адам недоуменно спросил у Александры:

– Что значит он на меня рассчитывает?

– Хочет, чтобы ты работал его ассистентом, – счастливо улыбаясь, шепнула ему на ухо Александра.

– Этого не может быть, он ведь знает…

– Поэтому и хочет взять тебя к себе, что знает – не подведешь, – переиначила понятный ей подтекст его слов Александра. – Так я пойду? – Она нагнулась и поцеловала его в небритую щеку. – Бороду отрастил, как дед, бриться пора. Завтра я тебе принесу все необходимое. Я пойду, а то еще дома не была, – неожиданно для самой себя добавила Александра и осеклась, подумав, что под словами «дома не была» она имеет в виду не только маму, но и Ивана.

– До свиданья, – сказал Адам и отвернулся к свежевыбеленной стене палаты.

Порядок в отделении был образцовый, не похожий на обычные городские больницы. Этот порядок завел еще Бурденко, и с тех пор его свято поддерживали. Новость о желании Папикова сделать его своим ассистентом была для Адама ошеломляющей. Он понимал, что его привезли в Москву вынужденно, что по выздоровлении надо будет как-то выкручиваться, но чтобы ему выпало работать в Москве, да еще с самим Папиковым, о котором он был наслышан еще в студенческие лета! Нет. Нет и нет! Такое никак не укладывалось у него в голове. Странно сказать, но его страшило будущее выздоровление. И в Ашхабаде, и здесь, в Москве, он был счастлив с Александрой. Но так же счастлив был он и с Ксенией в том степном поселке, где она его выходила. Он и в неволе каждый день думал о Ксении с любовью, о детях, которые остались без отца… Ксения спасла ему жизнь, и Александра спасла ему жизнь. Он законный муж Александры, которая носит его фамилию. Он и законный муж Ксении Половинкиной, бывший еще недавно сам Половинкиным. Действительно, Половинкин… Более подходящую для него фамилию и нарочно не придумаешь: раздвоилась его жизнь напополам, на равные доли. Хотя не совсем равные, есть ведь еще его и Ксениины дети, им ведь тоже должна быть доля. Хорошо, что Александра знает о Ксении и детях, хорошо, что они с Ксенией знакомы. Но как ни крути, а решать придется. Они ведь должны поверить, что дороги ему обе? Должны или не должны? Ну поверят, и что? Обе будут его женами одновременно? Не получится. И никто ведь не виноват: ни он, ни Александра, ни Ксения. Виноват не виноват, но страдать придется всем…

Адам думал о том, как связаться с Ксенией, как объявить ей о своем положении. Как она к этому отнесется? Он представлял себе мысленно поселок с его кособокими домишками, видел, словно воочию, аляповатый коврик с белым лебедем, который столько дней смотрел на него в упор своим единственным синим глазом в те времена, когда он, Адам, был лежачий. Вспоминал он и длинную стену из белого силикатного кирпича, отгораживающую комбикормовый завод от всего остального мира, вспоминал и кабинет Семечкина со старинной мебелью и медпункт, из которого его взяли. Многое мелькало перед глазами, даже отец и сын Горюновы, забивающие осиновый кол промеж ног Вити-фельдшера. Чего только не вспомнил, чего только не вообразил, а вот представить подросшими собственных детей, Александру и Адама, так и не смог…

Дежурная медсестра принесла градусники измерять вечернюю температуру, и на этом размышления Адама невольно прервались.

Температура была нормальная.

Тем временем Александра как раз подходила к «дворницкой». Мама вышла навстречу ей с полным ведром помоев.

– Заходь, доню, – нарочито громко сказала мама и прошла мимо нее в темную глубину двора к мусорке.

За время отсутствия Александры в «дворницкой» ничего не изменилось. Было уютно, как всегда, и очень тепло. Десять дней назад начали топить, кочегарка за стеной заработала на полную мощь. Александра с удовольствием бросила в угол свои пожитки, сняла легкую куртку и прошла к толстой бежевой трубе парового отопления погреться. На улице было не слишком холодно, но противно, зябко, дул ветер, срывался дождь.

Вернулась со двора мама, поставила пустое ведро под рукомойник и спросила:

– Давно в Москве?

– Откуда ты знаешь, мамочка?

– Надя сказала. А ей кто-то еще сказал из тех, кто бывает у вас в институте.

– Надя все знает, сексотка [1] – с сарказмом заметила Александра. – Двадцатого мы прилетели в Москву из Ашхабада.

– Из Ашхабада?

– Да. Там было землетрясение.

– Слышала. У нас передавали: есть жертвы.

– Только жертвы и есть, а больше там почти никого не осталось.

– Так серьезно?

– Страшно, ма. Десятки тысяч погибших.

– А по радио ничего не говорили особенного. «Есть жертвы, есть разрушения». Только и всего. Наверное, они думают, что землетрясения противоречат советской власти.

– Наверное. Ты меня кормить собираешься?

– Прости, ради Бога! – засмеялась мама. – Я тебя увидела, так обрадовалась, что о тебе самой забыла. Котлеты у меня есть, вермишель сейчас отварю. Ты все эти дни была в институте?

– Да, с Адамом.

– С кем? – едва слышно переспросила Анна Карповна.

– С моим и Ксенииным мужем Адамом Домбровским.

Пауза была долгой.

– Я сама поставлю вермишель. Ты присядь, не волнуйся, все хорошо.

Анна Карповна послушно присела на табуретку и молча наблюдала за тем, как дочь разжигает керосинку и ставит на огонь воду в кастрюльке.

– А где вермишель?

– Где всегда, в буфете.

Буфетом они называли некое его подобие, сколоченное из крашенной коричневой краской фанеры поверх остова из досок. Сооружение местного дворового умельца было хотя и неказисто на вид, но очень удобно тем, что в нем было много ящиков.

За ужином Александра рассказала матери все в подробностях. Почти все, не касаясь, естественно, интимных отношений с Адамом. Касаться они их не касались, но те подразумевались сами собой.

– Ты ведь его любишь, – вздохнув, сказала мать.

– Люблю, – просто отвечала Александра, – и, наверное, буду всегда любить.

– Ты еще не была дома?

– Я дома! – с некоторым вызовом в голосе отвечала Александра.

– Не передергивай, – миролюбиво проговорила мама, – я имею в виду Ванечку.

– Нет, еще не была.

– Понятно. Господи, и как жизнь умеет закрутить, нарочно не придумаешь!

– Ма, я сегодня останусь здесь… Можно?

– Не надо бы, доченька, переломи себя.

– Не могу. У меня нет сил на вранье, а еще меньше сил на правду.

– Оставайся. Как будет – так будет.

– Спасибо, – Александра поцеловала мать в седой висок. – Спасибо, мама, ты у меня все понимаешь. Я вот высплюсь, соберусь с силами, – добавила она уверенно и подняла над головой сжатый кулак, – и буду врать круглосуточно!

– Бедная моя девочка! – засмеялась мама и погладила Александру по щеке как маленькую. – Соберешься, я не сомневаюсь. Вкусный чай с Ксенииной душицей… Позавчера она приходила в гости… Очень о тебе беспокоится…

1
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело