Древо жизни. Книга 3 - Кузьменко Владимир Леонидович - Страница 32
- Предыдущая
- 32/95
- Следующая
– Очень сожалению, – глядя прямо в глаза Брюлу, произнёс высокий, – но должен вам сказать, что эта комната – последнее пристанище в вашей жизни.
– Да, Брюл, сейчас мы тебя повесим, – спокойно, как будто дело шло о чем-то обыденном, сообщил шофёр, опуская на пол чемодан полковника, который он ещё продолжал держать в руках.
– Что за дурацкие шутки? Кто вы такие? – взревел Брюл.
– Вы нас не узнаете? Конечно! Где среди тысяч узников узнать трех. Но я напомню вам: мы те, кто бежал с вашей каторги полтора года назад. Если вы ещё не вспомнили… хотя, по глазам вижу, что вспомнили… Вы мне добавили пять лет. Вспомнили?
– Аааааа! – взревел Брюл, бросаясь, нагнув по-бычьи голову, на высокого, но тут же растянулся на полу, получив удар в лоб от «шофёра».
– Какое это удовольствие – заехать в морду мусору, – отряхивал тот ушибленный кулак.
Коротышка, ибо это был он, воспользовавшись тем, что полковник на минуту потерял сознание, перевернул его на живот и быстро связал руки за спиной. Затем подтащил на середину комнаты и надел на шею петлю.
Брюл пришёл в себя.
– Пощадите! – взмолился он, – все что угодно… берите деньги… у меня есть около десяти тысяч…
– Грязная свинья, проклятый рабовладелец, ты принимаешь нас за бандитов и грабителей? Твои деньги останутся с тобой, никто к ним не притронется. Это грязные деньги, заработанные тобой издевательствами над людьми. Вспомни лучше перед смертью, скольким ты увеличил срок…
– Это незаконно, – захныкал Брюл.
– Какое нам дело до законов, если вы поставили нас вне закона? Это ты и тебе подобные делаете из людей преступников, убивая у них веру в справедливость. Вы звери и делаете из людей таких же зверей! Ты что думал? Твои издевательства и твои преступления сойдут тебе с рук? Думал, что тебя защитит закон? Если закон терпит таких ублюдков, то на черта он нужен, такой закон? Люди имеют право на самооборону и право на возмездие за издевательства и насилие. И если закон этого не делает, то это вынуждены делать сами люди. Во имя справедливости, правды и человечности. И так будет до тех пор, пока существуют два закона. Один – для таких вот, как ты и тебе подобных, а другой – для всех остальных. Такой закон, Брюл, хуже всякого беззакония. Тяните! – распорядился он. Дон и Коротышка, ухватив свободный конец верёвки, приготовились тянуть её.
– Подождите! Ради Бога! Ради детей моих, не сиротите!
– А ты думал о моих детях? О детях тех, кому ты прибавлял срок?
– Ну, ради Бога! – плакал Брюл.
– Вспомнил Бога? Все перед смертью его вспоминают, – Эл задумался. Видя его колебания, Брюл усилил свои мольбы. Эл молчал, гляди мимо Брюла на его кожаный чемодан.
– Хорошо! – прервал он излияния Брюла. – Пусть нас рассудит Бог. Ты слышал что-нибудь о Божьем суде? Давным-давно, тысячу лет назад, осуждённому на смерть предлагали испытание. Если он его проходил, его отпускали. Ты согласен на такое испытание?
– Согласен! Ради Бога…
– Дело вот только в чем… У нас здесь нет ни раскалённых углей, по которым должен был пройти испытуемый, не получив при этом ожога, ни кипящего масла, ни раскалённого железа… Я даже затрудняюсь что-либо придумать… – Эл бросил взгляд на верёвку. Брюл проследил его взгляд и снова завопил, умоляя придумать что-нибудь…
– Придумал! – оживился Эл. – У нас нет углей, но зато есть твои стихи. Как же я сразу не догадался? Кстати, ты не знаешь, почему некоторые из них опубликованы? Не думай, что за их гениальность. Мне пришлось выложить за это довольно крупную сумму. Что делать? В нашем мире все продаётся и покупается. Можно приобрести должность завмага, пост руководителя области, а можно и литературную славу. Все дело только в сумме. Но мы отвлеклись! Ты, говорят, привёз все свои стихи. Сколько их?
– Десять тетрадей!
– Тетради толстые?
– По сто страниц.
– Думаю, что достаточно. Дон, вытащи их, пожалуйста, а ты, Коротышка, развяжи полковника.
Дон открыл чемодан и вытащил две толстые пачки.
– Проверь, нет ли у него в карманах зажигалки или спичек. Когда имеешь дело с нечестным человеком, то надо быть начеку.
Дон обыскал полковника и вытащил у него спички.
– Хорошо, полковник! В своё время я не смог переварить твои стихи. Надеюсь, что у тебя желудок менее деликатен, хотя ты не портил его лагерной баландой. Сейчас около восьми вечера. Если к семи утра ты сможешь сжевать и проглотить все свои поэтические опусы, то в восемь будешь свободен. Если же здесь, в комнате, останется хотя бы один листок бумаги или кусок обложки, то…
– Мы тебя повесим! – закончил его мысль Коротышка.
– В этом доме никого нет. Но не вздумай орать. Если до нас донесутся твои вопли, то… сам понимаешь. Итак, приступай. – Эл взял одну из тетрадей и протянул её полковнику. – Мы тут немножко понаблюдаем, а потом ты уже самостоятельно продолжишь.
– Рви листки на мелкие части – легче глотать будет, – сочувственно посоветовал Дон, видя как полковник с трудом жуёт бумагу.
– Гы-гы, – присел от смеха Коротышка.
– Вот это лишнее, – строго сказал Эл. – Нехорошо смеяться над чужой бедой. Принеси лучше воды полковнику, запить свои произведения.
– Ты что, его отпустишь? – спросил Дон.
– Я же дал слово. Если к утру он справится со своими поэмами, то пусть идёт на все четыре стороны.
– Я бы его все-таки…
Эл пожал плечами.
– Знаешь, Дон, если он сможет, пусть у полковника останутся приятные воспоминания об этой ночи. Надеюсь, что он навсегда излечится от зуда рифмоплётства… Поэзия и палач – несовместимы…
ВОЗМЕЗДИЕ(продолжение)
Южный городок утопал в зелени фруктовых садов. Стоял самый жаркий летний месяц. Летом городок просыпался рано. К часам шести утра улицы наполнялись спешащими на работу людьми. Впрочем, спешащими – это громко сказано. Жители города спешить не любили. Они двигались медленно, степенно, часто останавливались, чтобы перекинуться несколькими словами с приятелями и знакомыми. Городок был небольшой, и кроме двух маленьких заводиков местной промышленности и фабрики по переработке овощей и фруктов – гиганта местной индустрии, других предприятий не было. Если не считать четырех кинотеатров, двадцати парикмахерских и множества различных контор: нотариальных, заготовительных, похоронных, управленческих… Некоторые конторы носили гордое название филиалов более крупных заведений. Служащие последних составляли элиту и смотрели на остальную мелкую чиновничью братию свысока, с оттенком покровительства и снисхождения. Отличительной чертой элиты были «дипломаты», в то время как остальные носили с собой на службу порыжевшие от времени портфели, с ручками, обмотанными цветной изолентой.
Центр городка, где расположились кинотеатры, магазины и присутственные места, был заасфальтирован. Трех– и четырехэтажные дома центра замыкали большим четырехугольником площадь, в центре коей находился шедевр местного зодчества – большой фонтан, по краям которого в выжидательной позе сидели шесть лягушек, а в центре стояла женская фигура с длинной жердью, ещё два года назад заканчивающейся лопастью весла. Фонтан из-за недостатка воды включали только по большим праздникам и по случаю приезда областного начальства. В эти дни из пасти четырех лягушек текла вода. Остальные не участвовали в празднестве и грустно сидели, обиженно глядя прямо перед собой выпуклыми, сделанными из зеленого бутылочного стекла глазами.
Летом, к полудню, когда жара становилась невыносимой, жизнь в городке замирала часа на три. Все прятались по домам. Город погружался в сон. Вот и сейчас все улицы были пустынны. Разве что выбежит из подворотни дворняга по своим неотложным делам, но и то старается сразу же перебежать на теневую сторону улицы, прячась от лучей немилосердно палящего солнца.
Поэтому одинокий прохожий, завернув случайно по каким-либо делам на улицу Оптимистов, остановился бы поражённый, увидев большую толпу людей, собравшихся возле сине-жёлтого высокого забора, за которым среди деревьев виднелась красная черепичная крыша большого двухэтажного особняка.
- Предыдущая
- 32/95
- Следующая