Генерал Корнилов - Кузьмин Николай Павлович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/150
• Следующая

Множество веков копилась в этом племени неудовлетворенная жажда разрушения, постепенно эта жажда просочилась в самую их кровь и теперь кипела там ядом и гноем и вырывалась, словно буря!

Соседство Зимнего дворца с Таврическим выглядело нелепым сосуществованием палача и жертвы.

Но неужели трон державы совершенно опустел и в громаднейшей империи уже установилась власть нерусская, откровенно чужеземная?

Сиротливое, но отважное «Новое время» в конце концов задало вопрос всему народу, всей стране: «Кто же на самом деле правит Россией: государь император Николай II или же его величество Винавер I?»

Ответом было яростное усиление натиска ненавистников.

Поскольку революции сами собой сменяют неудачные войны, ближайшей целью ненавистников стало втянуть Россию в гигантскую войну. А уж поражение ей будет обеспечено…

Что ж, Якоб Шифф своих угроз на ветер не бросал.

За Россию принялись!

Помещенный в лагерь русских военнопленных в австрийском поселке Лекка, Корнилов впал в угрюмое ожесточение, стал нелюдим и по неделям не показывался из своей убогой комнатки в деревянном бараке. Еду ему подавал солдат-денщик, тоже не отличавшийся разговорчивостью. Кроме этого солдата доступ в корниловский затвор имели лагерный врач из военнопленных же и давнишний сослуживец Корнилова генерал Мартынов, попавший в плен еще в первую осень Великой войны. Лагерный старожил, он просвещал Корнилова насчет строгих немецких правил, приносил урывками доставляемую в лагерь почту и скрашивал унылые часы томившегося в неволе генерал-лейтенанта беседами о развале русского фронта, о министерской чехарде в далеком Петрограде, о подлой измене, свившей себе гнездо в самом Зимнем дворце.

Лавр Георгиевич знал Мартынова по его острой обличительной книге, написанной сразу после русско-японской войны. Старый генерал вскрыл главные причины позорного поражения. При этом он затрагивал вопросы, о которых обыкновенно предпочитали помалкивать. Значительное место в книге отводилось наплевательскому отношению властей к такой важнейшей области военного дела, как боевой «дух армии. Автор едко рассуждал о полнейшем моральном разложении российской интеллигенции и о зловредном влиянии мирового еврейства. Кознями евреев старый генерал был склонен объяснять все без исключения события в воюющей Европе.

Видимо, уже здесь, в плену, у Мартынова, рыхлого немолодого человека, выработалась какая-то хамская манера разговаривать: с постоянными подмигиваниями, с похохатыванием, с поти-ранием рук. Он многого недоговаривал, как бы надеясь, что по этим его манипуляциям собеседник обо всем догадается сам. Корнилов сдерживал раздражение – Мартынов был старше его возрастом.

Неужели столь губительно сказался на генерале проклятый плен? А может быть, Мартынов переродился в злоязычного русского интеллигента? Этого слова – интеллигент – Корнилов не мог слышать. Этим термином он обозначал развин-ченного хама с поверхностным образованием. Сколько их расплодилось в России, какую манеру голосить усвоили они после Цусимы и Мукдена! И каждый норовил кольнуть побольнее, плюнуть посмачнее. Самые заметные всячески изощрялись в выдумках насчет Зимнего дворца. Лавр Георгиевич с давних пор был невысокого мнения о царствующей чете, однако сплетни о государыне и каком-то грязном мужике Распутине приводили его в бешенство. С Мартыновым они ссорились, однако дородный старик был незлопамятен и на следующий день с улыбочкой, с присловьями подъезжал снова. Он не обижался на резкости Корнилова, узнавая в нем себя, еще совсем недавнего, точно так же обремененного понятиями об офицерской чести. Ничего, жизнь образует…

Оба они окончили Академию Генерального штаба. Мартынов ценил в этом щупленьком генерале с раскосыми азиатскими глазами глубокий ум исследователя, смолоду отдавшего много сил изучению Туркестана и загадочной Кашгарии. Гадать не приходилось: Корнилов находился в штатах секретного разведывательного отдела.

На взгляд Мартынова, немцы догадывались о секретных ранее занятиях пленного начальника Стальной дивизии. Разведка у них перед войной работала неплохо. Иначе что им стоило истратить один патрон по беглецу из плена? «Убит при попытке к бегству…» Таинственность, загадочность корниловской карьеры связывалась и с Китаем. После Портсмутского мира он провел в Пекине четыре года на посту русского военного агента.

С началом Великой войны дивизия Корнилова находилась на острие наступательного клина войск Юго-Западного фронта. Зарывистость генерала постоянно навлекала гнев высокого начальства. Корнилов воевал не по шаблону. В лагере среди офицеров кое-кто злословил, что он «положил» свою дивизию в Карпатах, после чего и сам угодил в плен. Поговаривали также, что Стальная несла в боях чрезвычайные потери. Однако Мартынов знал, что солдаты обожали своего начальника дивизии. Следовательно, не в потерях было дело. На войне без убитых не обходится. Иное дело, за что гибнуть солдату…

Два корниловских побега из лагеря военнопленных ужесточили надзор за упрямым генералом. Корнилов, словно помогая своим сторожам, совершенно перестал показываться из своей комнатушки. Днями напролет он лежал на железной коечке с зажмуренными глазами, с руками, заведенными под голову. Приход Мартынова всякий раз вырывал его из глубокого раздумья. Где находились его мысли? Иной раз он не слышал даже стука в дверь, и склонившийся над лежавшим гость с состраданием наблюдал мучительную гримасу застывшего скуластого лица. Открыв глаза, Лавр Георгиевич всякий раз как бы возвращался из обморочного состояния и с усилием соображал, кто перед ним.После этого, завозившись, он подбивал под спину жиденькую грязную подушку.

Неудавшиеся побеги не смирили строптивого генерала: он подумывал бежать снова. Он походил на беркута, взъерошенно закоченевшего в железной клетке. Однако неистовая тяга к воле не умирала в этом исхудавшем теле – об этом свидетельствовало затаенное горение узких, с косым разрезом глаз генерала-степняка.

– Не спите, коллега? – раздался голос.

Лавр Георгиевич с раздражением открыл глаза. Генерал Мартынов мешковато усаживался на табурет, подвинув его так, чтобы смотреть лежавшему Корнилову в лицо. Рассевшись, он утомленно опустил голову, уронил руки между колен.

– Не спал я сегодня, драгоценнейший Лавр Георгиевич, не сомкнул глаз. Не спится… Позвольте-ка задать вам один казу истический вопросишко, а? Не выходит он у меня сегодня из головы… Попробуйте-ка представить себе, что славный наш гене рал Самсонов не споткнулся бы, а продолжал громить и сокру шать и без всяких помех допер бы до Берлина. Представили? Прекрасно. А теперь ответьте мне на такой вопрос: а каким бы образом отреагировали наши союзнички на подобный наш, прямо скажем, потрясающий успех? Ну-ка, ну-ка… О, задумались! И правильно делаете, мой дорогой. Смею вас уверить, что они бы нас не поздравили. Нет, нет и нет! Ни в коем случае… Не исклю чаю даже случая, что они спешно переметнулись бы к Вильгель му. Да, да! Так сказать, принялись бы самым срочным образом спасать Германию. Ибо у наших чертовых союзничков одна-един– ственная забота, одна горючая кручина: как бы заставить нас с Германией подольше колошматить друг дружку, подольше вое вать. А в идеале – чтоб истребили бы мы сами себя до самого до основания, до самого последнего солдата!

– Сами виноваты, – сварливо проговорил Корнилов. – Кто же нас тянул?

Старик вдруг возвел глаза к потолку.

– Помните Киевскую игру перед войной? Помните? Поз-зорище! Речь шла о военной игре, проводимой Генеральным штабом в апреле 1914 года. Игра состоялась в Киеве. «Красные» (Россия) оборонялись против «синих» (Германия). Наехало самое высокое начальство: военный министр Сухомлинов, начальник Генштаба Янушкевич, начальник оперативного отдела Данилов. Замысел русского командования был таков: приняв удар, перенести войну в Восточную Пруссию, в самое логово германского милитаризма. Замысел был неплох, однако с самого начала русское командование не заметило, что контрудар по неприятелю наносится по двум расходящимся направлениям. Помимо этого обнаружилось чрезвычайно слабое тыловое обеспечение. Начальство, нисколько не расстроившись, решило не утруждать себя такими мелочами. Было указано: «Военные перевозки и вообще весь тыл работают без задержек и без перебоев». Как дети… освободили себе головы! Мало того, в самый разгар сражения 2-я армия опоздала со своими главными силами на целых двое суток. После этого конфуза войска вообще перемешались, и штабы с обеих сторон совершенно потеряли управление.

• Предыдущая
• 37/150
• Следующая