Генерал Корнилов - Кузьмин Николай Павлович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/150
- Следующая
Не отдохнув как следует после плена, генерал-лейтенант Корнилов снова отправился на фронт, приняв командование стрелковым корпусом… На взгляд Гучкова, к числу корниловских недостатков прежде всего относилась его незаурядная образованность, культурность. Он с отличным аттестатом окончил Академию Генерального штаба, свободно владел несколькими языками, писал стихи.
За плечами Корнилова была четырехлетняя служба в Китае на посту русского военного агента. Без всякого сомнения, угадывался разведывательный отдел Генерального штаба. А там, как это было издавна заведено, работали отборнейшие офицеры русской армии.
Что же, генерал-стихотворец на посту военного диктатора Петрограда?!
Ну, допустим, диктаторствовать ему никто не позволит. А все же именно образованность Корнилова не переставала занимать Гучкова. С какой, спрашивается, стати столь редкостно подготовленный специалист-разведчик обречен тянуть пропотевшую лямку обыкновенного фронтового генерала? Тут угадывалась жгучая обида на начальство, на неласковый режим, угадывалось застарелое уязвленное самолюбие. Лишний шанс привлечь такого человека в число своих сторонников! Что его может связывать с престолом? Только присяга царю. Но он же отрекся… А Михаилу еще не присягали. Да и придется ли?
Гучков брал в расчет еще и такое чисто российское качество «первого революционного командующего», как интеллигентность. Русский интеллигент – природный ненавистник самодержавия. Начав с возмущенной воркотни на кухнях, разночинцы вылезли на авансцену исторических событий. Осуществлялось то, о чем им грезилось. Плебейский страх исчез, ибо не стало ни бдительных дворников, ни туповатых городовых, ни хамоватых, но въедливых жандармов. Образно говоря, над русским обществом, возбужденным отречением, разразилась гроза свободы!..
В пользу Корнилова как военачальника, солдатского командира свидетельствовала еще прямо-таки фанатичная преданность ему нижних чинов (не совсем понятная Гучкову). Высокое начальство постоянно упрекало Корнилова за потери в боях, однако солдаты (да и офицеры тоже) готовы за своего генерала в огонь и в воду… Фронтовая жизнь уберегла Корнилова от распутинщины. Генерал избежал приемной этого грязного и наглого временщика. 2 марта в 6 часов вечера за подписью Родзянко в Ставку на имя генерала Алексеева ушла телеграмма с указанием «командировать генерала Корнилова в Петроград на должность командующего войсками округа».
Алексеев, подхватив жестокую инфлюэнцу, мучился от высокой температуры. Градусник показывал выше 39. Глаза слезились, голова была тяжелой. Хотелось лечь, забыться, прекратить всякое движение… Ах, как не вовремя он заболел! Сейчас решалось главное. Завершалась длительная скрытая интрига со сменой государя на троне. Военные дали втянуть себя, понадеявшись на свою силу, на свое влияние, однако эти сила и влияние дают осечку в Петрограде. Армию словно отодвинули в сторонку. Становилось несомненным, что политики переигрывают генералов. У думских болтунов по-прежнему оставалось право отдавать приказы.
Царь, жалкий, постаревший, в эти часы болтался в своем поезде, подобно горошине в перезревшем стручке. А царский поезд сновал между Могилевом и столицей. Последней ночью генерал Рузский почему-то вдруг спровадил его обратно в Ставку. Интересно, почему он так решился поступить? Кто приказал? На свою ответственность Рузский подобного поступка совершить не мог.
Да, слишком не вовремя он подцепил эту изнурительную болезнь. Именно сейчас требовалась холодная, ясная голова. Царское отречение произошло по плану. Но почему заминка с Михаилом? Войска ждут приказания присягать новому государю…
Распорядительная телеграмма Родзянко составлялась под диктовку Гучкова. Поучая председателя Думы, Гучков чувствовал себя в стихии изощреннейших интриг. В такие исторические дни каждое слово, любой жест обретают особенное значение. Он настоял, чтобы в телеграмме так и указать: «командировать». В этом слове угадывается оттенок чего-то уже окончательно решенного и не допускающего никаких кривотолков. Подумав, он посоветовал сделать приписку: «… для установления полного порядка и для спасения столицы от анархии». Генерал Алексеев, педант и формалист, обязан уразуметь, что в назначении Корнилова заинтересованы высшие силы. Какие? А вот уж это не его ума дело! Наступит время – все узнает и поймет.
Гучков прекрасно знал, что оба генерала, Алексеев и Корнилов, давно не ладят между собой. Однако ничего, поладят. Так требуется.
Через десять минут на узел связи принесли телеграмму генерала Аверьянова. Ее отправили вдогонку телеграмме Родзянко. От своего имени Аверьянов просил генерала Алексеева «осуществить предложенную меру, дабы помочь Временному комитету Государственной думы, спасающему монархический строй». Аверьянов хорошо знал начальника штаба Ставки. Несомненно, Алексеев обескуражен всем развитием событий. Пусть возьмет себя в руки: надежды на сохранение династии у власти остаются. Выбор Корнилова ради этого и сделан. Высказаться определеннее он не имел возможности. Генерал Алексеев, томившийся далеко от бурлящей столицы, должен понять, что внезапное назначение Корнилова согласовано. Иными словами, он получал на руки приказ. О личных распрях следовало забыть.
Генерал Алексеев немедленно исполнил приказание, однако распоряжение его выглядело увил истым: «… допустить к временному командованию Петроградским военным округом генерал-лейтенанта Корнилова». Гучкову на эту трусливую оговорку было наплевать. Аверьянов же мысленно выругался. Алексеев страхо-вался. Любопытно, каких неприятностей он ожидал от назначения Корнилова? Нет, скорее всего он так и не понял окончательно, что происходит здесь, в столице!
Генерала Алексеева выбрал сам Николай II. Вместе, бок о бок, они работали в течение последних полутора лет. В сложные придворные интриги Алексеев втянулся помимо своей воли. Давнишнее генеральское фанфаронство питалось надеждой на воцарение Михаила И. Но если прежде смена государя совершалась в царской спальне («апоплексический удар»), то теперь о своей силе открыто заявляла армия. И пусть только попробуют возразить! Сначала вроде бы все совершалось по-задуманному: назначение на столичный округ генерала Иванова, грозное выдвижение к столичным пригородам конного корпуса Краснова. Армия действовала безмолвно, но неотвратимо. Генералы не мастера болтать с трибуны. Да и зачем? Солдатский штык, казачья шашка выскажутся красноречивей всяких громких слов!
Как все недалекие самонадеянные люди, генерал Алексеев рассчитывал завершить интригу с воцарением царского брата силой армии. А кто еще в состоянии ей возразить? Но вот отречение одного состоялось. Что же со вступлением другого? Почему задержка? Так не полагалось… А тут еще эта проклятая болезнь!
Телеграмма генерала Аверьянова помогла преодолеть сомнения. В Питере тоже ведь думают… Правда, вместо Корнилова на столичном округе он предпочел бы видеть совсем другого генерала. Однако в этом с ним не посоветовались – не сочли нужным. Пусть! В складывающейся обстановке в общем-то годился и Корнилов. Борозды, как говорится, не испортит… не должен бы испортить!
Жаль, Корнилов был из числа непосвященных. На него ведь не рассчитывали совершенно. Но… пускай, им там виднее.
Как службист, Алексеев знал, что для вступления Корнилова в должность потребуется одобрение двух военных инстанций, двух реальных лиц, прежде всего, конечно, генерала Брусилова, командующего войсками Юго-Западного фронта. А Брусилов, как и сам Алексеев, сильно недолюбливал Корнилова. Узелок их стойкой неприязни завязался два года назад в Карпатах.
Прикрывая отступление, Корнилов вынужден был «положить» свою прославленную Стальную дивизию, а совершив побег из лагеря военнопленных и пробравшись к своим, угодил под следствие и военный суд. На этом настоял Брусилов, обвиняя Корнилова в гибели Стальной дивизии. От суда и приговора Лавра Георгиевича спасли великий князь Николай Николаевич и бывший командующий Юго-Западным фронтом генерал Н.И. Иванов.
- Предыдущая
- 8/150
- Следующая
