Тайна римского саркофага - Кузнецов Афанасий Семенович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/38
- Следующая
От угнанных в Германию приходили письма с одинаковым штемпелем – орел со свастикой – символом «величия» рейха. Матери и жены, получая их, плакали горькими слезами.
– И куда это все везут? – спрашивал маленький, печальный серб Чосич, провожая взглядом очередной состав, груженный станками и деталями машин.
– Разве не ясно куда? – с недоброй усмешкой отвечал Език Вагнер.
В Германию вывозились не только машины и станки, но и оборудование поликлиник, санаториев, а однажды Алексею Кубышкину пришлось грузить на платформу даже оборудование из двух психиатрических больниц.
– Специально для Гитлера и его шайки, – сказал Език Вагнер.
Опустошались и музеи Италии. В Германию были вывезены тысячи античных статуй и картин. По приказу Гитлера в Италии создали так называемый «корпус по охране памятников искусства». Его задачей было собирать наиболее ценные картины, статуи, рукописи, древние книги и переправлять в Германию.
В этом организованном ограблении страны чувствовалось начало конца фашизма. По всему было видно, что Гитлеру уже приходится туго. Дело дошло до того, что у итальянцев реквизировались деревянные предметы и отправлялись в Германию в качестве топлива. Каждый день уходили на север железнодорожные составы с зерном и другим продовольствием. Хлебный рацион итальянцев сократился до 150 граммов в день.
Алексей заметил, что во время обеденного перерыва рабочие-итальянцы располагались с трапезой каждый у своего станка. Когда он поинтересовался, почему на таком большом заводе нет столовой, один из рабочих, пожилой, морщинистый человек, ответил, осторожно оглядываясь:
– Нацисты не любят, когда мы собираемся вместе. Даже если мы в столовой и болтаем о вещах, далеких от политики. Хотят, чтобы каждый из нас спрятался в собственную скорлупу. – Тут он, должно быть, забыл об осторожности. – До войны мы жили плохо, а сейчас и того хуже. Светит наше итальянское солнце, да не всем. Поживешь – увидишь. Толчемся, как мошкара в летний вечер, на одном месте и не можем найти выход…
С каждым днем Алексей все больше убеждался в правоте старого рабочего.
Вот недавно по всей стране ввели трудовую повинность для лиц от 18 до 55 лет. Зачем это, если производство Италии свертывается, а безработица растет? А все для Гитлера: итальянцев отправляли в Германию.
Каждый день Алексей Кубышкин слушал, как местные рабочие обсуждали какой-нибудь новый закон «дуче».
– Опять наш Цезарь отмочил! – восклицал какой-нибудь весельчак. – Не слыхали? Если вы уедете из города, то приготовьтесь иметь дело с военно-полевым судом. Теперь вы не просто слесари и токари, вы заводские солдаты.
– А погоны нам дадут? – подхватывал другой балагур. – Мне бы погоны пошли. Тогда, может, и моя Тереза не тосковала бы о своем знакомом сержанте.
– Нашли над чем зубоскалить, – упрекнул их третий. – Вот поставят к стенке, тогда по-другому запоете.
Недовольство и ненависть к немцам росли не по дням, а по часам. Вот почему не только Муссолини, но и Гитлер старался подсластить горькие пилюли, подносимые итальянскому народу. Он принялся раздавать германские ордена итальянским генералам. Одновременно газеты трубили о «блестящих подвигах» итальянских войск.
Но разложение фашистского государства уже началось, и ничто не могло остановить этот процесс. А слабость итальянской армии, отражавшая шаткость фашистского режима, привела к тому, что Муссолини попадал во все большую зависимость от Гитлера, утратив под конец всякую самостоятельность.
Даже среди чернорубашечников появились недовольные. Они отказывались носить фашистские значки, критиковали Муссолини за лакейскую политику и высказывались за выход Италии из войны. Тогда по указанию Гитлера Муссолини начал «чистку» своей партии и административного аппарата. За короткое время из партии было исключено более 70 тысяч человек.
А народ Италии от пассивного сопротивления переходил к активным действиям. Чтобы избежать отправки в Германию, многие итальянцы бросали дома и уходили в горы – там создавались партизанские отряды.
Все шире охватывал страну саботаж.
На военных заводах во время воздушных налетов союзников возникали самые различные «непредусмотренные» задержки: то не хватало песка, то воды, а иногда того и другого. Рабочие не хотели тушить пожары. «Пусть горит, – говорили они, – меньше Гитлеру достанется»… Инструмент быстро «изнашивался», в чертежах все чаще встречались «опечатки», катастрофически увеличивался брак. Алексей Кубышкин быстро смекнул, как следует бороться в этих условиях.
– Эх, браток, – укоризненно сказал он своему другу Езику Вагнеру, увидев однажды, что тот пытается погнуть какой-то громадный болт. – Ломать технику тоже нужно умеючи. Этот болт ничего не стоит заменить. Нужно находить самую «хитрую» деталь.
Език оказался толковым учеником. Скоро и он научился незаметно вывести из строя обмотку новенького электромотора, воздухораспределитель в железнодорожном вагоне, сломать иглу домкрата.
Алексей старался портить оборудование как можно незаметнее. Он уже успел присмотреться к итальянцам, работавшим вместе с ним, однако не доверял первым впечатлениям.
Но однажды, когда Кубышкин усердно «трудился» над мотором, кто-то тронул его за плечо. Алексей вздрогнул от неожиданности.
– А у тебя неплохо получается, – добродушно и чуть насмешливо произнес стоявший рядом невысокий сухощавый итальянец.
Его черные волосы были гладко зачесаны назад, на верхней губе топорщилась щеточка усов. Он широко улыбнулся и протянул руку.
Видя, что Алексей остерегается его, итальянец, как пароль, шепотом произнес: «Ленин», а потом, оглянувшись, полез за пазуху и передал Алексею небольшой конвертик.
– О, амико! – сказал итальянец. (Амико – значит, приятель, друг).
Возвратившись в барак, Алексей рассказал об итальянце Вагнеру. Тут же друзья распечатали конверт. В него был вложен маленький портрет Ленина. Под портретом было написано: «Мы верим вам и свою веру передаем через Ленина». Алексея и Езика охватила радость. Портрет Ильича и эти слова звали к борьбе.
В следующие дни Алексей и Вагнер часто встречались с маленьким итальянцем и через него установили связи с членами Комитета национального освобождения, который в это время только что начал создаваться на заводе группой коммунистов.
Бертино Багера – так звали итальянца – был отличным конспиратором. Даже главный инженер завода, ярый фашист, считал, что у Бертино на уме только вино да женщины. На самом же деле никто лучше Бертино не мог выполнять самые сложные задания подпольной группы.
Однажды ночью Алексея разбудил какой-то старик в грязном синем комбинезоне.
– Эй, Алессио, поднимайся. Тебя ждет Бертино.
Алексей быстро встал, оделся и пошел за стариком. Миновав посты охраны, они пришли в конторку мастера. Кроме Бертино, там было еще четыре незнакомых итальянца.
– Алессио, – обратился Бертино, – помоги нам исправить ротатор, у нас что-то не получается.
Среди своих друзей Бертино был таким же веселым и жизнерадостным, как и на заводе, но тут он не тратил времени на легкомысленные разговорчики по поводу вчерашней выпивки или встречи с какой-нибудь Кларитой. Здесь все отлично знали, что Бертино очень любит свою жену и дочку и совсем редко позволяет себе завернуть в кабачок.
Итальянцы внимательно и сосредоточенно смотрели, как русский, засучив рукава, принялся осматривать ротатор.
У Алексея были золотые руки. Недаром мать говаривала: «Он у нас и столяр, и слесарь, и печник, и сапожник, и механик – хоть кто». Еще подростком он смастерил однажды «зажигательное» ружье и через день принес домой к обеду зайца. Эти руки учились мастерству не только в домашних делах и ребячьих забавах. Они закалялись, когда он совсем молодым парнем работал в команде рыбачьего катера на Азовском море, когда трудился машинистом на заводе в родном Мценске, когда проходил курсантскую службу в военном училище…
Очень многое могли делать руки русского умельца.
- Предыдущая
- 9/38
- Следующая
