Полигон - Кузнецов Сергей Борисович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/53
• Следующая

– Ты совсем меня не слушаешь! Я уже третий раз спрашиваю, чем ты столько времени занимаешься?..

– Читаю Бодлера в подлиннике, – сказал я, сделал неловкое движение и порезался. – Мам, ну что я могу делать над раковиной с бритвой и кисточкой?

– Ты такой же грубый, как твой отец! – Она фыркнула. – Фу! Лучше я буду разговаривать с тобой из кухни! Как же ты провонял!

– Спасибо.

– Пожалуйста! В нашем доме никогда не было таких запахов, а после тебя придется серьезно озонировать воздух! Кстати, то прекрасное средство, которое привезла в прошлом году из Швейцарии Роза, помнишь, она ездила туда к сыну – оно у меня еще осталось!..

Мама тридцать пять лет проработала врачом в детской поликлинике, из них последние пятнадцать – главным. Родители ее обожали и очень расстраивались, когда она пошла на повышение: она славилась безошибочностью ставленных диагнозов. Зачем-то освоила два иностранных языка (отец подтрунивал над ней: «Русский матерный и на всякий случай – латынь, мало ли, пригодится для работы... »; но на самом деле это были французский и итальянский). Преподавала в медучилище. У нее был несомненный талант педагога, ученики, в том числе бывшие, ее боготворили.

Я же вместе с ней жить не мог. Если быть честным, не мог никогда, хотя очень любил.

Она хотела, чтобы сын пошел по ее стопам, стал врачом, на худой конец – учителем. А сын с детства был сорвиголова и признавал только мужские профессии, в число которых медицина и педагогика не входили.

Папа был военным, летал на сверхзвуковых истребителях, всегда ходил чуть сгорбившись и имел потрясающее чувство юмора. Эта профессия, по моим понятиям, входила в число мужских... Но один из полетов закончился трагично, и мать сказала: «Если не хочешь моей смерти, ты не станешь этим заниматься». Она всегда была немного... экзальтированной особой, склонной к преувеличениям, но в тот момент я видел, что фраза сказана абсолютно серьезно: отца она любила и смерть его переживала тяжко. Собственно, она до сих пор не совсем смирилась с его отсутствием и говорит о нем в настоящем времени.

Я выбрал нечто среднее, как мне казалось, но не самое лучшее: окончил школу милиции, несколько лет проработал по специальности, но ушел, понимая – не мое. Впрочем, работа охранником в банке тоже было не совсем мое. «У такой матери – такой сын», – говаривала Роза Карапетовна, вкладывая в эту фразу бездну смысла. Эта престарелая армянка, самая преданная мамина подруга, вообще обожала афористичность; иногда за эту тягу мне хотелось ее тихо удавить.

...Расслабившись в горячей ванне, в пене, я обязательно уснул бы, но мама требовательно постучала в дверь.

– Артем, выходи. Я согрела ужин.

Есть почти не хотелось: глаза слипались, я клевал носом, честно пытаясь слушать, о чем она говорит. Мама поставила рядом с тарелкой большую кружку крепкого кофе, и жизнь сразу стала веселее.

– Тебе удалось узнать, как доехали Ольга и Димочка? – спросила она.

Я уставился на нее.

– Что ты об этом знаешь?

– О чем? Что ты отправил их в Москву? Но ты мне сам сказал... Ты так и не смог связаться с Гансовским? Это ужасно... С четверга на пятницу мне приснился неприятный сон, я хотела попросить Розу растолковать, ты помнишь – она виртуоз в этих вопросах, но телефон уже не работал...

Я глотнул кофе, отложил вилку и сказал:

– Мама. Ответь, только честно: я похож на сумасшедшего?

– Сейчас нет. А час назад, когда ты появился... Я не могла поручиться за твое душевное здоровье.

– Хочу кое о чем тебя попросить. Сейчас я расскажу, что произошло со мной за последние несколько дней... А ты постарайся послушать и воспринять эту историю, как рассказ твоего сына, а не бред твоего сумасшедшего сына. Договорились?

Ее насторожили мои слова; она кивнула, но на всякий случай слегка отодвинулась от стола вместе с табуреткой. Но мне было все равно; если она даст еще одно подтверждение отъезда жены и сына, я переживу любую ее возможную реакцию на мой рассказ.

Стараясь не травмировать маму излишними подробностями виденного мной, опуская некоторые эпизоды и плавно покачивая повествование «на волнах моей памяти», я рассказал все со дня поездки в «Центральный». Умолк и выжидательно посмотрел на нее.

– Ну что, ты до сих пор считаешь, что я в здравом уме?

– Очень странно, Артемочка... Ты как будто ждешь, что я отвечу отрицательно...

– Конечно, жду! – сказал я с нервным смешком. – Услышать такую дикую историю и по меньшей мере не покрутить пальцем у виска...

– Твой ужин совсем остыл, – сказала мама. От ее экзальтации и возбуждения не осталось и следа: передо мной сидел словно другой человек. – Подогреть?

– Да к черту ужин! – Я отхлебнул остывшего кофе. – Что ты думаешь?

– Я? Думаю, что Оля и Димочка уехали в Москву... да нет, мне это абсолютно точно известно, поскольку ты сам посадил их на поезд... И еще я думаю, что тебе нужно искать этого... Харона. Только он знает, что происходит и как можно попытаться изменить страшный ход событий.

– Все это похоже на мистический бред, – сказал я, – или бредовую мистику. В начале двадцать первого века, в небольшом, никому не нужном городке в средней полосе России... Я бы еще понял, если б подобные события происходили в столицах – их там постоянно колбасит... Но у нас... И не локализовать моментально, в течение пяти-шести часов такую страшную катастрофу, допустить гибель стольких людей, пустить на самотек... У меня никак не укладывается в голове. Будто я очнулся после того удара в другой стране.

– А может, так и есть?.. – пробормотала мама. – Что можно предположить? Массовый гипноз, испытание нового психотропного оружия? Завтра мы проснемся и поймем, что кошмар кончился, все живы...

– Только это завтра все не наступает, – с ненавистью сказал я.

– Ничего, сынок. Ничего... Из любой ситуации, самой безнадежной, обязательно есть выход. А часто – не один. В нашем случае это Харон. Кстати, тебе известно, что он за человек?

– До вчерашнего дня я вообще не подозревал о его существовании, хотя летом мы все выходные проводим на озерах.

– Вот еще одна странная нестыковка... А я слышала о нем много раз и, кажется, даже видела... Такой высокий, с благообразной внешностью, с бородкой, похожий на попа... Но Роза Карапетовна...

– Мама, только не сейчас!

– Подожди, послушай. Это важно. Муж Розы погиб. Это случилось довольно давно...

– Я помню. Он утонул. Семь или восемь лет назад.

– Да, но ты не знаешь, где он утонул и при каких обстоятельствах. – Она сделала эффектную паузу. – На Холодных озерах. Тогда еще в помине не было Зоны отдыха, но лодочная станция была. День выдался так себе, солнце почти не появлялось... Роза и Армен делали ремонт в кухне, устали, и Армен уговорил Розу сделать перерыв, прогуляться на озера. Роза не знала, что он захочет искупаться, но отговаривать не стала: июль, день хоть и пасмурный, но теплый, муж с восьми утра возился с потолком и обоями... Он заплыл довольно далеко, на середину Большого озера. То ли свело ногу, то ли сердце прихватило в холодной зоне – а он человек-то уже немолодой! – он стал тонуть.

– И что?

– Харон был в этот момент в лодке и совсем недалеко от Армена. Так говорила Роза. Две минуты – и он бы успел. Но, знаешь, какая странность... Роза стояла на берегу и видела: Харон греб, что есть сил. Но лодка стояла на месте. Харон дал Армену утонуть.

Я чуть не сплюнул от досады.

– Мама! Но ты-то, здравомыслящий человек! Неужели всерьез думаешь...

– Думаю, – упрямо сказала она. – Не верю в мистику, чертей, барабашку, Дракулу и Стивена Кинга. Но здесь – думаю. Харон подплыл, когда все было кончено, нырнул с лодки, вытащил мертвого Армена... Плакал над ним на берегу... Но – Роза не станет врать или приукрашивать...

– Да, – сказал я, – она просто выбрала виновного в гибели мужа. Зачем он, немолодой и уставший, полез в воду, где столько ключей?! Почему больше никто не видел, что лодка Харона стояла на месте?

• Предыдущая
• 27/53
• Следующая