Тайна гибели Есенина - Кузнецов Виктор - Страница 41

• Предыдущая
• 41/84
• Следующая

О том, насколько сомнительны заключения экспертов, можно судить уже по тому, что они брали, например, для изучения фальшивый акт судмедэкспертизы тела поэта, приписываемый А.Г. Гиляревскому, и на его основе делали далекие от науки выводы. Сегодня, как мы уже говорили, известны подлинные акты (1926—1928 гг.) этого врача, их-то и необходимо использовать для сравнительного анализа.

Другой факт: существующая уже давно «Комиссия по расследованию обстоятельств смерти Есенина…» привлекла для экспертизы протокол милиционера Н.М. Горбова и заверила общественность: документ подлинный, составлен на уровне правил и требований середины 20-х годов. Возможно, документ подлинный (копии автографов Горбова у нас имеются), но подлый, учитывая тайную службу составителя протокола, упрятанного в 1929 году за решетку по причине его излишней осведомленности во многих ленинградских секретах. «Акт» Горбова – фальшивка, состряпанная сознательно уклончиво, непрофессионально, без соблюдений элементарных стандартов такого рода материалов. Не надо делать вид, что в изучении трагедии великого сына России сегодня ничего нового не произошло. Такая ложь – кощунственное издевательство над русской культурой.

Систематизируя разыскания о лицах, так или иначе связанных круговой порукой в создании мифа о самоубийстве Есенина, мы обратили внимание на часто мелькающий у многих из них адрес периода революции и Гражданской войны: Белоруссия, точнее, города Могилев, Минск, Гомель и некоторые другие. В этих местах пересекались дороги, пожалуй, главных исполнителей кровавого заговора.

Журналист Георгий Устинов, как уже упоминалось, редактировал в Минске в конце 1917-го – начале 1918 года ежедневную газету «Советская правда». После того как красные оставили Белоруссию, написал воспоминания, в которых козырял своим знакомством со здешними видными зачинщиками революционный смуты (Могилевский, Позерн, Ландер и др.). В редакцию «Советской правды» стекались многие из тех, кто ненавидел Российскую империю и лелеял мечту не только о свержении царя, но и своем куске добычи.

Из Минска родом фотограф Моисей Наппельбаум (1869—1958), большой мастер своего дела, искусный ретушер, по нашему мнению скрывший в книге «От ремесла к искусству» свою причастность к революционному подполью. Правда, в одной из глав он почти открылся: «Меня захватила революционная борьба, которой был насыщен воздух в 1905 году, я ходил на митинги, взволнованно следил за развитием событий…» И все-таки остался непроницаемым для его биографов, предпочтя репутацию художника с объективом. Переменив много городов и весей, побывал в Америке. К нему благоволили Ленин, Троцкий, Свердлов и Дзержинский. Их революционные лики он не раз запечатлевал на портретах. Каким образом Моисей Наппельбаум, москвич, «кстати» оказался с фотокамерой в 5-м номере «Англетера» – загадка. Ее постаралась замолчать(?) дочь фотографа Ида Наппельбаум (жена литератора Михаила Фромана) в воспоминаниях «Угол отражения. Краткие встречи долгой жизни» (Спб., 1995). Книга очень осторожная, автор обходит наиболее «острые углы» эпохи 20-х годов, нередко описывает факты в ракурсе своего пристрастного видения, исключает рассказ о годах, когда она после войны хлебнула тягот концлагерей (не аукнулась ли ей приятельская связь Фромана с гэпэушниками типа Медведева и Эрлиха).

Открыто нами и подлинное лицо критика и педагога Павла Медведева, на поверку оказавшегося в 1925 году ответственным организатором комсомола 3-го Ленинградского полка войск ГПУ, в период революционных событий и в последующее время oбретавшегося на Витебщине (здесь, кстати, провела свое детство Галина Бениславская). Точно выяснить круг обязанностей и места службы П. Медведева – «медведя в очках» – трудно, но, по косвенным данным, в начале гражданской междоусобицы он служил солдатом 132-й пехотной дивизии Западного фронта, являлся членом комитета (3-й созыв) 10-й армии. Шустрый товарищ, находил выход своей энергии в печатании корреспонденций во фронтовых газетах; позже, перейдя на службу в ЧК – ГПУ, об этой стороне своей биографии помалкивал.

В 10-й армии служил стукач Георгий Колобов (кличка Почем Соль), позже лукавый знакомец Есенина. Как и Медведев, армейский активист, одно время член «Комитета спасения революции» на Западном фронте, был корреспондентом ряда газет. Возле Колобова мелькает и солдат Николай Савкин, злобный, мстительный недруг Есенина.

Читатель, возможно, помнит Леонида Станиславовича Петржака, в 1925 году начальника подотдела уголовного розыска при Ленинградском губисполкоме, ближайшего дружка главы губернской милиции Герасима Егорова. Оказывается, Петржак в молодости работал в Гомеле на заводе «Арсенал» – тоже из белорусских мест. Но еще интересней, что в Гомель по партийно-подпольным поручениям наезжала Анна Яковлевна Рубинштейн (об этом она пишет в своей «Автобиографии»). То есть имеются основания предполагать их давнее знакомство, скрепленное общими боевыми операциями. Попутно нелишне заметить в Гомеле в феврале 1917-го фигуру Якова Агранова, позже известного своими зверствами чекистского предводителя, которого судьба сводила на Лубянке с Есениным.

Наконец об осином гнезде Октябрьского переворота – городе Могилеве. Именно здесь Николай II сдался на милость масонов-генералов Алексеева, Рузского и других, именно здесь была разгромлена Ставка Верховного главнокомандующего и убит генерал Духонин – можно не продолжать: многие важнейшие революционные события вершились на Могилевщине. Недаром знавший не понаслышке местную предгрозовую обстановку Ольминский считал, что «…Могилев был в то время третьим (после Петрограда и Москвы) центром, решавшим исход революции». Нельзя умалчивать о значительных красных силах, копившихся в этом районе. Могилев стал вторым Версалем для России. Здесь выковывались биографии П.Н. Лепешинского, А. Ф. Мясникова и многих других «глашатаев» революции.

Несколько могилевцев пополнили ряды ярых есенинских нетопырей. Среди них Г. Лелевич, предпочитавший лирике Сергея Есенина фельетонную бойкость Василия Князева, классической русской литературе – пролеткультовскую трескотню. Из дневника ленинградского критика Ин. Оксенова узнаем, что Лелевич, комиссаривший в российской печати, вмешивался в содержательную направленность посмертных статей о поэте, стремясь возможно больше исказить его человеческое и творческое лицо. После XIV съезда РКП(б) карьера двадцатичетырехлетнего «неистового пропагандиста» мировой революции пошла на спад, и кончил он так же печально, как и многие его бывшие сообщники по «опертройкам».

В могилевский реестр можно занести и Валентина Вольпина, автора пресловутой «Памятки» о Есенине. Он – напомним – неплохо знал местную литературную жизнь, с семнадцати лет – с 1908 года – печатаясь в газете «Могилевский вестник», участвуя в работе здешних революционных кружков. Окончательно говорить о сознательном антиесенинском характере выступлений Вольпина у нас нет достаточных оснований. Он в соавторстве составил библиографию для четвертого тома собраний сочинений поэта (1927), но приглядеться пристальнее к окружению этого человека, считающегося ныне нейтральной фигурой, не помешает.

Еще одна новость: мать сексота Эрлиха – Анна Моисеевна, как удалось установить, родилась в местечке Дубровны (Дубровно) Горецкого уезда Могилевской губернии. Разумеется, этот факт ни о чем не говорит, но, не сомневаемся, скажет, когда мы узнаем ближайший круг ее родственников и знакомых, повлиявших на формирование ее нравственно уродливого сына.

Иногда земляческие узы бросают неожиданный отсвет на лиц, замешанных если не в убийстве Есенина, то в укрывательстве убийства. С Горецким уездом связана биография неоднократно упоминавшегося «Петрова», сыгравшего, может быть, одну из самых главных ролей в спектакле абсурда, разыгравшемся в поздний воскресный вечер.

Занимаясь есенинским «следствием», мы не подозревали о существовании этого человека до тех пор, пока не встретились (1995 г.) в Петербурге со вдовой коменданта «Англетера» Антониной Львовной Назаровой (1903—1995).

• Предыдущая
• 41/84
• Следующая