Игры короля Филиппа (СИ) - "Elair" - Страница 47
- Предыдущая
- 47/70
- Следующая
- Ваше величество? - позвал он, здорово рискуя перетянуть весь гнев монарха на себя, чему бедняга Лассон был рад и даже позволил себе смотреть на Адри с благодарностью.
Заметив этот молчаливый диалог взглядов, король в резком тоне приказал слуге убраться, а сам сел в кресло за столом, смял пару чистых листов, выкинул в мусорную корзину два новых пера и подозвал Адри.
- Думаю, вам эта новость будет интересна, Винсент, - сказал он с легкой нервозностью. - Старый пройдоха Морел сегодня днем испустил дух. Сердечная недостаточность.
В кабинете повисла тишина - такая, что потрескивание дров в камине раздражало слух. Но разве не должен был умолкнуть мир, потерявший хорошего человека? Разве не должен был умолкнуть даже огонь в камине? Вовсе нет. Миру все равно, сколько хороших людей уходит из него и сколько приходит. А вот Филиппу было не все равно - и Винсент видел это. Вспомнилось морщинистое лицо Морела и его слова о том, как ценит король его талант и знания о ядах и противоядиях. Теперь Филипп лишился своего лучшего химика, а у него, как у любого добропорядочного монарха, были свои недоброжелатели, способные отравить бокал вечернего вина, потому новость для короля оказалась не из приятных.
Пребывая в странном омуте неверия, Адри невольно подумал о Ботри - он и сам не знал, почему именно о нем, но четко представил себе тихую торжествующую радость принца, ведь случись что с Филиппом, именно Ботри унаследует трон. Морел, пока был жив, был своеобразной гарантией власти Филиппа Эдуарда, теперь все стало шатким и, похоже, король понимал это не хуже своего экс-адъютанта. Адри не скорбел о кончине Рене, он просто не мог принять то, что услышал.
- Почему вы молчите, Винсент? - Филипп вопросительно приподнял брови. - Вы, помниться любили навещать старика Морела, не так ли?
- Он знал моего отца, - ровно ответил Адри. - К сожалению, нам с маркизом не удалось свести близкой дружбы.
- Зачем же вы туда ездили? - еще больше изумился Филипп, но в этом удивлении было столько фальши, что в него поверил бы только глупец. Король без сомнения знал о том, что Винсент увлекся химией с подачи маркиза, знал о том, что часто его эксперименты были неудачны, ибо прислуге Летнего дворца приходилось выносить из комнаты барона уйму всякого мусора, битых колб, скверно-пахнущих жидкостей и трав. Знал Филипп и о том, когда, сколько и как надолго барон выезжал в Ашайре. Только о том, что Адри - гениальный ученик Морела, знали, пожалуй, что сам Винсент и ныне покойный маркиз.
Помолчав с минуту, Адри признался:
- Ашайре мне напоминало о доме там в горах. А еще я хотел знать, почему мой отец был казнен, как заговорщик. Маркиз рассказал мне правду. Правду о том, что барон Жюльен Адри отравил короля Эдуарда, но отравил его не по собственному наущению. Он был замешан в заговоре, в котором остальные участники остались неизвестными. К сожалению, я не смог узнать их имен и...
- Довольно, - холодно прервав Адри, Филипп словно грозная тень поднялся с места, и Винсент низко поклонился, выражая крайнюю степень покорности и смирения, желая показать этим, что признает вину своего отца перед короной.
- Вот что, ступайте сегодня к себе, барон, - сказал Филипп, не повышая тона, - и постарайтесь помалкивать о смерти маркиза. Чем позже об этом пойдут по дворцу слухи, тем лучше. А что делать с вашей скукой на пару с господином графом я подумаю.
Поблагодарив короля за понимание, Винсент покинул кабинет монарха, и только когда массивная резная дверь за его спиной плотно закрылась, он обессилено прислонился плечом к косяку и, опустив голову, перевел дух. Ему удалось избежать разговора о тайном учении Морелов и вернуть Сэйлина. Но главное - ему не придется сегодня делить постель с королем.
Утром Адри завтракал в компании веселого и добродушно настроенного Филиппа, непривычно мрачного Ботри и прежнего флегматичного и высокомерного Ферье. Это могло показаться странным, но, встречая редкие язвительные взгляды Сэйлина, Адри был по-настоящему счастлив - тихо, без лишних улыбок и щенячьего детского восторга, без положенного трепета в сердце и слез в глазах. Просто за все последнее время ему было спокойно от одного присутствия Ферье, его молчаливого образа, от его не в пример прежним скромным одеждам. Тем временем Филипп обсуждал приготовления к большому балу, на который распорядился собрать, если не всю знать Онтэ, то ее большую часть - готовилось нечто грандиозное, и всем было ясно, что король затеял этот праздник неспроста. Увы, Филипп никому и ничего не сказал о своих намерениях. Однако бал вдруг перенесли с конца октября на ближайший понедельник - почти на три недели раньше, чем планировалось, и когда монарх объявил об этом за столом во всеуслышание, Адри заметил, что Ферье резко переменился в лице и мертвенно побледнел - до конца завтрака он больше не поднял глаз от своей полупустой тарелки. С этого дня он поддевал Адри только в присутствии принца или короля, а все остальное время старательно избегал встреч с бароном. Тем не менее, Винсент был счастлив ровно три раза каждый день: когда Ферье приходил на завтрак, когда Ферье приходил к обеду и когда Ферье приходил к ужину. И никто не мог запретить Адри, как прежде, тайно любоваться графом. Казалось, что жизнь всего за неделю вошла в привычное русло, и смерть Морела стала последним настоящим огорчением для Винсента.
К балам Адри всегда относился безответственно, а потому Филипп настоял на личном портном, который должен был пошить для барона такие одежды, в каких его красота засияла бы ослепительным Солнцем, была способна поразить окружающих и вызвать зависть в сердцах мужеложцев. В результате к Винсенту приставили пожилого манерного ворчуна лет восьмидесяти, который по сто раз на день восхищался изяществом королевского фаворита, но вечно был недоволен мелкими деталями его камзола. Он умудрился измотать Винсента примерками в первый же день так, что Адри один раз всерьез подумал: уж лучше было провести это время в постели короля. Впрочем, его неосторожное желание сбылось тем же вечером и не в лучшей своей ипостаси - Филипп приказал Адри к полуночи явиться в конюшни. Там король настойчиво затащил любовника в пустое стойло, где с жаркими признаниями и комплементами взял прямо на полу, на соломе, предварительно поставив барона на четвереньки. Они поиграли в своеобразные скачки, а после, утром - как пояснил Филипп Адри чуть позже - чтобы развеять скуку своего любовника окончательно, король устроил роскошную охоту, на которую пригласил Ботри с семейством, посла Мирдана с двумя его совсем юными сыновьями, с десяток придворных. В тот момент сонный уставший Винсент только и смог, что лениво размышлять о том, спит когда-нибудь Филипп или нет. Жить рядом с человеком такой неиссякаемой энергии и силы было сложно, а порою до черта утомительно, и в возрасте было последнее дело. Адри иногда казалось, что король спешит жить или боится чего-то не успеть. Филипп не позволял себе расслабляться ни на минуту, старался все и всегда держать под личным контролем и, наверное, поэтому у него было так мало министров и так много соглядатаев в разных селениях Онтэ и даже кое-где в Рафине. В собственном огромном королевстве его не интересовала жизнь только одного человека - Сэйлина Ферье. Тем не менее, по просьбе принца, граф все же был приглашен сегодня на общую забаву.
Охота получилась на славу хорошая! Утренний теплый туман почти рассеялся, когда Филипп со свитой под призывные звуки витых охотничьих рожков и лай взволнованных борзых, выехал в угодья Адри, чтобы поохотится на оленей и волков. Винсент с изумлением узнал, что у него есть не только эти земли, но еще двадцать опытных лесничих, пекущихся о том, чтобы в охотничьих поместьях новоявленного королевского фаворита всегда водилась разнообразная дичь и звери.
Чтобы немного разогреться для начала, король пожелал затравить волка. Охотники с десятком свор остановились у края опушки, куда егеря должны были пригнать зверя. В лесу приглушенно слышались окрики людей, визгливый лай собак - но еще слишком далеко и было время собраться силами перед горячей стремительной погоней. А королевская свора волновалась и нетерпеливо жалась к ногам лошадей. Пестрые борзые скулили, всматривались вдаль, водили носами по ветру и вздрагивали, если неподалеку из травы в воздух поднималась какая-нибудь до смерти перепуганная птица. Прохладный осенний ветерок смешал запахи увядающей травы, лошадей, лесной хвои и дождя, что прошел вчера, а солнце еще ласково согревало мир.
- Предыдущая
- 47/70
- Следующая
