Вторжение в рай - Ратерфорд Алекс - Страница 36

• Предыдущая
• 36/109
• Следующая

— Подойди.

Ибрагим-Сару дал Бабуру знак подняться на помост к невесте, а потом жестом велел дочери дать ему, высунув из-под покрывала, правую руку. Он принял ее и вложил в правую руку Бабура.

Рука Айши была сухой и холодной.

Высокий, весь в черном, белобородый мулла выступил вперед и нараспев, глубоким, резонирующим голосом, возгласил, как решил Бабур, молитву… или благословение. Хотя юноша прислушивался очень старательно, он не только ничего не понял, но даже не узнал языка, на котором говорил священнослужитель. Должно быть, на персидском. Когда мулла наконец закончил и отступил назад, Ибрагим-Сару осыпал жениха и невесту пригоршней спелого зерна. Грянул, заполняя шатер, хор мужских восклицаний, и зерно, горсть за горстью, неожиданно полетело в молодых со всех сторон. Местные женщины вдруг разразились возгласами, громкими и пронзительными, словно крики летящих птиц.

Айша повернулась к Бабуру. Он улыбнулся, надеясь на какой-нибудь ответный знак, но спустя миг она высвободила руку и ступила вниз с возвышения. В тот же миг местные женщины поднялись из-за ширмы, устремились к Айше и, к немалому удивлению Бабура, с веселыми восклицаниями принялись стягивать с девушки ее многослойные покрывала, разматывая, а то и просто срывая.

А как, интересно, реагируют на все это его приближенные и родные? Вазир-хан стоял у входа в шатер, и на его лице Бабур видел такое же удивление, как, должно быть, и на его собственном. Ханзада по-прежнему благопристойно сидела за ширмой, но с открытым от непомерного удивления ртом. Что же до Исан-Давлат и Кутлуг-Нигор, то они обе смотрели прямо перед собой, словно были слишком благородны, чтобы вообще замечать столь странные выходки.

Айша еще оставалась наполовину завернутой в свои покровы, когда неожиданно зазвучала музыка — трубы, цимбалы, колокольчики и кожаные барабаны. Женщины тут же отступили от невесты и начали распевать и пританцовывать вокруг нее, отбивая ритм ладонями и ступнями. Бабур заметил, что все мужчины отступили к стенкам шатра, тогда как женщины взяли невесту в живое кольцо, чтобы видеть девушку могли только ее жених и отец. Теперь и Айша стала танцевать, кружась и извиваясь, пока с нее не спали все покрывала, кроме вуали, закрывавшей нижнюю часть лица.

Бабур увидел сверкающие угольно-черные глаза. Волосы ее не ниспадали свободной волной, а были заплетены в косы, обернутые вокруг маленькой головы. Темно-пурпурные, собранные на лодыжках шальвары, тугой корсет, оставлявший открытым обнаженный живот, и накинутый сверху, застегнутый на груди длинный, прозрачный халат позволяли оценить достоинства стройного, мускулистого тела. В пупке сверкал темный драгоценный камень — скорее всего, аметист.

— Бери ее. Она твоя, — заявил Ибрагим-Сару, подталкивая Бабура к девушке. — Брачное ложе ждет — ступай. Насладись ей, и тогда мы отпразднуем…

Заметив растерянность на лице жениха, отец невесты рассмеялся.

— Разве у владык Ферганы нет огня в чреслах?

Вспыхнув, Бабур взял Айшу за руку. Ибрагим-Сару набросил на дочь плащ и дважды хлопнул в ладоши, подавая знак музыкантам. Не прекращая наяривать свои дикие мелодии, они выстроились в два ряда.

— Их музыка сопроводит тебя на брачное ложе. Я и вся наша знать тоже проводим вас, — заявил тесть с широкой, лучезарной улыбкой.

Сопровождаемый оглушительной какофонией, Бабур вышел из церемониального шатра Ибрагима-Сару на солнечный свет. Брачный шатер, примыкавший к женской половине, был украшен желтыми флагами Ферганы и черно-красными — Заамина. Бабур нашел это сочетание не слишком приятным.

Музыканты, не прекращая играть, развернулись и встали по обе стороны от входа. Слуги в черно-красных одеждах преклонили колени и коснулись лбами земли, когда Бабур провел Айшу внутрь. Просторный шатер был устлан превосходными коврами, но обстановка была более скудной, чем ожидал юноша. Посередине лежал толстый матрас под простыней из бледного, с цветочным узором шелка, переливавшегося в свете двух высоких канделябров, установленных по обе стороны от постели. Над ложем высился балдахин, с прямоугольной деревянной рамы свисали занавески, окаймленные беличьим мехом, задернув которые можно было укрыть постель от посторонних взоров. И это все — здесь не было ни сундуков, ни зеркал, ни табуретов.

Впрочем, у Бабура не было времени оценить это: хихикавшая служанка подвела Айшу к постели и задернула занавески, так что девушка вместе с прислужницей пропала из виду. Спустя мгновение слуги-мужчины принялись его раздевать. Бабуру страшно хотелось вырваться из ловких, умелых пальцев, сноровисто снявших с него шапку, развязавших кушак, стянувших тунику, расстегнувших шаровары, стянувших один сапог, потом другой… Несколько мгновений, и он оказался голым. Потом слуги накинули на него шелковый халат — и вдруг заголосили. Он решительно не мог понять, что они говорят, но, видимо, их слова адресовались женщине, которая поспешно вынырнула из-под занавески и, отводя взгляд, выбежала из шатра. Слуги-мужчины последовали за ней и, выйдя, плотно задернули за собой полог.

Они с Айшой остались наедине. Помедлив мгновение, он позволил халату соскользнуть на пол, подошел к постели и раздвинул занавески. Айша лежала нагая, волосы ее оставались аккуратно прибранными, но все мягкие изгибы тела были теперь открыты его взору. Ее тонкие руки и длинные, стройные ноги были разрисованы тем же затейливым узором, который Бабур раньше заметил на ступнях. Соски были окрашены в красный цвет и обведены хной.

Как показалось Бабуру, она созерцала его наготу с лишающей сил холодностью. Что на самом деле у нее на уме? Хорошо хоть то, что шрамы на его теле свидетельствуют о том, что перед ней не простой мальчишка, а воин, проливавший кровь.

Бабур опустился на постель рядом с ней и лег, так что их тела оказались совсем рядом, но не соприкасались, а спустя мгновение молча, потому как просто не знал, что тут можно сказать, протянул руку и мягко коснулся ее талии. Потом его ладонь скользнула ниже, к нежному изгибу бедра. Так и не дождавшись с ее стороны никакого отклика, он продвинулся дальше, к темному треугольнику между ее ног.

И тут внезапно Бабур почувствовал, что больше не в состоянии сдерживаться. Казалось, что все напряжение этого дня, распиравшее его изнутри, вдруг преобразилось в яростное физическое желание. Он повалился на нее, стискивая ладонями ее упругие груди, и попытался войти в нее, но оказалось, что не может. Ее тело оставалось напряженным и жестким. Приподняв Айше голову, он заглянул ей в глаза, желая ее помощи, но не увидел там ни тепла, ни малейшего желания откликнуться на его страсть или хотя бы сыграть пассивную роль. Ничего, кроме как, во всяком случае, показалось ему, презрения к его неумелым попыткам.

Однако жар вожделения сделал свое дело, и наконец ему удалось проникнуть в нее — сначала с усилием, а потом, после того как она громко вскрикнула и перестала зажиматься, ему стало легче. Задыхаясь, он входил в нее все глубже, забыв обо всем на свете, пока наконец, изойдя семенем, не упал, потный и обессиленный, на ее лежащее плашмя тело.

Кровь продолжала бурлить в его жилах, и Бабуру потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя, вспомнить, кто он, где находится и что сейчас произошло. А когда вспомнил, отвернулся от Айши, не желая встречаться с ней взглядом. А когда наконец решился посмотреть на нее, то увидел, что она так и не двинулась, лицо ее остается отстраненным, неулыбчивым и ничего не выражающим. Положим, стать мужчиной ему удалось, но все произошло не так, как он это себе представлял. Бабур сел и повернулся к ней спиной, едва заметив пятно крови, расплывавшееся по простыне, которую в соответствии с обычаем предстояло вывесить на всеобщее обозрение, дабы все знали, что в первую брачную ночь невеста была невинна, но теперь стала женщиной.

Окрестности Шахрукийяха славились прекрасной охотой. Густые леса изобиловали оленями и откормленными кабанами, в то время как в рощах и на выгонах в количестве, достаточном для хорошей забавы, встречались фазаны, зайцы и лисы. Бабур прищурился, натягивая тетиву, проводил стрелу взглядом и улыбнулся, увидев, что она угодила точно в цель — прямо в белое горло молодого самца, который зашатался и упал. Уже два месяца, после своего возвращения из Заамина, со свадьбы, он частенько пропадал на охоте.

• Предыдущая
• 36/109
• Следующая