Новые записки матроса с «Адмирала Фокина» (сборник) - Федотов Александр - Страница 14
- Предыдущая
- 14/45
- Следующая
Вездесущие годки, заклятые враги Большого Зама, Шура Тагнер (по кличке «Танк»), Рома Фролов («Краб») и просто Зайнутдин тут же об этом прознали. Не ускользнуло от их внимания и то важное обстоятельство, что новая временная каюта Большого Зама находилась аккурат под огромным чугунным кнехтом, расположенным на верхней палубе, как раз по правому борту.
План, как досадить Большому Заму, созрел практически сразу. Для его реализации требовалось всего две вещи: один карась-«тормоз» (и чем «тормознее», тем лучше) и кувалда. Здоровенную с длинной деревянной ручкой кувалду караси разыскали практически сразу, а вот с выбором «тормоза» пришлось попотеть. Просто «тормозов» на корабле было достаточно, но подходили далеко не все. Надо, чтобы «тормоз» был ещё и «упертый» и перед начальством не пасовал. После долгого и всестороннего обсуждения остановились на матросе Халидове. Всем хорош боец. По всем статьям подходит.
«Тормоз» – нет вопросов. Только месяц назад как на корабль прибыл прямо из родного аула, минуя «учебку». Его с кучкой земляков привели на корабль в длинных узбекских халатах с торбами через плечо. За первый месяц службы в чём он только не отличился: кусочек ватерлинии у боцмана искал, порцию жареных балясин (ступенек) на камбузе просил, за бутылочкой менструации к маляршам бегал… Говорят, даже принёс немного.
«Упертый» – тоже замётано. Если он что вбил себе в квадратную голову, так уже ничем не выбьешь. С пути не свернёт. Сколько раз ему и матросы, и офицеры говорили, что наличие электрического напряжения в коробке пускателя электронасоса проверяется специальным прибором – тестером. Ни в какую. Прямо перед дежурным офицером открывает дверцу электропускателя и свою ногу в прогаре (рабочем ботинке) внутрь суёт: если «ыскрыт», значит есть «ылектичества». Справедливости ради, нужно сказать, что диагноз он ставил безошибочно.
На счет «не пасует перед начальством» – полный порядок. Само слово «офицер» было для Халидова чем-то средним по звучанию между осциллографом и ихтиофагом, таким же мелодичным на слух и таким же непонятным. Даже при слове «вице-адмирал» не один мускул не дрогнул бы на его счастливом не испорченном интеллектом лице. Звездочки на погонах и прочие знаки различия он воспринимал как украшения, что-то вроде вышивки или бахромы на халате. По прибытии на корабль ребята ему быстро объяснили: «На счет званий, Халидыч, не парься – годок главней». И это было для Халидова просто, понятно и более чем достаточно.
С кандидатурой – решили. Оставалось дождаться воскресного «адмиральского часа» – традиционного послеобеденного отдыха на флоте. На карасей и духов «адмиральский час», конечно, не распространялся, а офицеры и годки пользовались им с удовольствием. Большой Зам тоже не был исключением и очень любил всхрапнуть этот часок в своей каютке. Особенно он любил это делать именно в воскресенье, когда завод замирал и не было слышно всепроникающего заводского шума.
В ближайшее воскресенье, выждав момент, когда Большой Зам после вкусного обеда, позевывая, закрылся у себя в каюте, годки вызвали Халидова наверх и подвели к кнехту. Две толстые, высотой выше колена, цилиндрические чугунные тумбы с небольшими, как у гриба, шляпками располагались как раз над временной каютой Большого Зама.
– Видишь, Халидыч, проблема-то какая: левый кнехт штормом выперло, – озабоченно сказал Роман, шлёпая рукой по шляпке чугунной тумбы. – Надо бы осадить…
Трое годков вместе с Халидовым отошли на шаг назад, и присели, сверяя уровень деформации объекта. Действительно, если приглядеться внимательно, то из-за наклона палубы левая литая болванка, казалась чуть-чуть выше правой.
– Выручай, зёма. Беда. Сантиметра на три выперло… Штормом, – поддержал Зайнутдин, вручая Халидову огроменную кувалду.
– Только надо постараться за час управиться… Прилив скоро …Иначе совсем плохо будет… Вырвет к чертовой матери, – вступил в разговор Шура Танк. – Сможешь, Халидыч? На тебя вся надежда…
Польщенный вниманием годков и таким ответственным заданием Халидыч деловито осмотрел «дефективный» кнехт, проверил увесистость кувалды и утвердительно кивнул: «Смогу, однако… Осадить мало-мало… Сделая я…
– Ну, давай, брат, трудись! – хлопнул узбека по плечу Рома. – Не подведи.
Годки заняли скрытую наблюдательную позицию около носовой ракетной установки главного комплекса. Они живо представили себе, как прямо под кнехтом, ничего не подозревая, тихо посапывает, наслаждаясь воскресной тишиной, Большой Зам…
Матрос Халидов несколько раз деловито обошёл вокруг кнехта, оценил масштаб повреждения, поплевал на ладони и, взмахнув кувалдой, со всей своей молодецкой дури вмазал по монолитной тумбе. Раздался оглушительный грохот, и кувалда со звоном отскочила от литой болванки. Работа закипела…
Осаживать на палубе корабля чугунный кнехт – это всё равно, что плющить молотком чугунную ванну в многоквартирном доме: задача такая же мелодичная, такая же тупая и такая же невыполнимая. Но Халидов подошел к решению этой задачи со всей ответственностью. Он взмахивал кувалдой, как молотобоец на рекламных советских плакатах, и обрушивал её на кнехт с такой сокрушительной силой, что годки на секунду даже забеспокоились: вобьёт же сдуру! Прямо в голову Большого Зама. Стахановец хренов! Палуба гудела, но кнехт хоть и с трудом, но держался. И Халидов неутомимо продолжал работу. Периодически он останавливался. Отходил на шаг назад, приседал и, прищуривая левый глаз, оценивал результат труда. «Идёт нэмнога», – подбадривал он сам себя вслух, и, заняв исходную позицию, снова с грохотом и лязгом осаживал кнехт кувалдой.
Чтобы прочувствовать на себе хотя бы одну маленькую нотку в той яркой гамме звуковых и эмоциональных ощущений, которую испытал на себе Большой Зам, нужно одеть на голову ведро и биться им по батарее центрального отопления.
– Шура, если Большой Зам в штаны обидится, – прикинул вдруг Рома, – нам точно дисбат дадут. Может карася остановить? Он же его по шляпку вобьёт!
Тут из иллюминатора высунулись голова и рука Большого Зама. Заглушаемый грохотом кувалды Большой Зам, как в немом кино, беззвучно открывал рот, что-то жестикулировал и стучал кулаком по борту. Замполит как мог, старался привлечь к себе внимание трудолюбивого матроса, требуя прекратить работу. Но тщетно:… Халидов его не замечал. У него была ответственная задача поставленная годками, и он её выполнял. Слышать Зама в тот момент он уже не мог чисто физически, так как давно оглох от собственного грохота. Над самой головой Большого Зама узбек Халидов методично поднимал и опускал кувалду.
Кнехт упирался как мог. Кто в тот момент был более упертый Халидов или кнехт, сказать трудно, но думается, что чаша весов склонялась не в пользу чугунной тумбы.
Голова большого Зама исчезла. Через минуту, застегивая на ходу китель, он был на верхней палубе около Халидова. Не успев добежать до трудяги, он на ходу, обрушил на него красочный поток эпитетов, междометий и знаков препинания. В этом словесном потоке захлестнувшем трудолюбивого матроса можно было разобрать и несколько печатных выражений: – «…развели…», «…годки…», «…мудак…», «…пошёл на…» и «отсюда… со своей кувалдой».
Раздраженный, что его прервали, Халидов терпеливо выслушал этого странного взъерошенного запыхавшегося человека, а когда Зам сделал перерыв, чтобы вдохнуть, спросил:
– Слющай, ты кто такой, а? Годки сказаль шторм виперла. Осадить надо… Эди отсюда.
Тут уже настал черёд охренеть Большому Заму. Годки не могли припомнить момента, чтобы они видели всесильного Пашу в таком полном психологическом, нокауте! Он стоял, как рыба, открывая рот, не находя, что ответить…Через две долгие секунды – его прорвало. Большой Зам взорвался изнутри!
– Я, капитан 3-го ранга!!!.. Помощник командира корабля по политической части!!!.. Я…
– Слюшай, – перебил его эмоциональное представление Халидов, – ты, помощник, кто такой? Годок главней. Нэ мешай. …
На этот раз, Большой Зам пришел в себя на секунду быстрее. Сопровождая свои действия потоком междометий, он чуть ли не пинками отогнал Халидова вместе с кувалдой подальше от проклятого кнехта, а сам вернулся в свою каюту досыпать.
- Предыдущая
- 14/45
- Следующая
