Новые записки матроса с «Адмирала Фокина» (сборник) - Федотов Александр - Страница 24

• Предыдущая
• 24/45
• Следующая

Тут, Танк толкнул Рому локтем в бок. Рома повернул голову. По деревянному мостику взъерошенный, раскрасневшийся в гражданских штанах и куртке несся комсомолец. Летел на крыльях любви на подъем флага! Успел, за полминуты до команды! Герой-любовник стоял на подъеме флага чуть отдельно от офицеров, «по гражданке» и по стойке смирно. Несмотря на устремленные на него со всех сторон хмурые начальственные взгляды, комсорг счастливо улыбался.

Даже, когда после подъема флага его за опоздание и форму одежды отчитывал Командир, загадочная улыбка не сходила с лица комсорга. Олень его отчитывал, а комсомолец стоял, улыбался, и взгляд у него такой счастливый, и такой отрешенный, что Командир, в конце концов, махнул на него рукой и отправил переодеваться.

– Слушай, а не первая ли это баба в его жизни?! – осенила вдруг Рому интересная догадка.

– Очень может быть. Даже, даже, – улыбнулся, провожая взглядом щуплую фигуру комсомольца, Танк – Ну дела…Такое счастье брату подогнали.

С тех пор комсорг регулярно ходил на сход и исключительно к своей новой подруге. Как только шаг с корабля сделает, так сразу к ней. Возвращался всегда счастливый и влюбленно задумчивый.

И всё бы хорошо, но вот только Роме обидно стало.

– Блин! Такую бабу ему подогнали, а он про нас забыл совсем!.. Мы что, не люди что ли?!

– Да, некрасиво как-то, – согласился Шура.

Решили поговорить с молодым лейтенантом. По душам.

– Слушай, брат, ты бы нас в культпоход куда-нибудь сводил, что ли… В кино там, или на стадион, – обиженно сказал Танк, отловив комсомольца в коридоре после очередного схода. – А то совсем про нас забыл. Как будто мы тебе чужие, честное слово.

– Да, не ребята. Вы что. Я помню, – улыбался в ответ комсорг.

– Ну, раз помнишь, мы тебе группу надежных ребят из годков и полторашников соберём. Ты нас только из завода выведи, а там иди себе к своей подруге, а мы уж найдем, что делать. А к концу дня мы в условном месте в условное время соберёмся – и на корабль. Всё чин-чинарём. И себе, как говорится, и людям, – поддержал Рома.

Счастливый комсомолец против такого хорошего плана и не думал возражать. К тому же, ему представлялась такая прекрасная возможность видеть свою зазнобу почаще, и не дожидаясь планового схода. Это уж точно – и себе, и людям.

И потекли с ракетного крейсера в организованные культпоходы отутюженные группы отборных ответственных годков и полторашников во главе с комсоргом. Рома с Шурой здесь брали только самых надежных, тех, кто не напьётся, с концами не свалит и язык за зубами держать умеет. По официальной версии посещали исторические и краеведческие музеи, картинную галерею, стадион, и даже два раза – музей героев революции. Большой Зам был доволен: насыщенная культурно-массовая программа в действии! Молодец комсорг, проявляет инициативу!

А годки под руководством комсомольца выходили из завода, договаривались о месте и времени встречи, хлопали по рукам и валили по своим делам на все четыре стороны, а комсорг, летел к своей зазнобе. Когда подходило время, все непременно собирались в назначенном месте и дружно, строем, как прилежные школьники, чуть ли не взявшись за руки, шли на корабль. Всё это время комсомолец понимал, что рискует, но держался молодцом, и никто из ребят ни разу не подвёл лейтенанта. А иначе и не могло быть. Иначе, это было бы не по понятиям…

Макароны по-флотски

Коков и боцманов держать на шкентеле, дабы они не позорили флот Российский.

(Петр I)

Справка:Бачковой – дежурный матрос, ответственный за получение на камбузе бачков с едой для своей команды

Баночка – сиденье на судне, шлюпке Раскладная скамейка на корабле.

Бак – (1) стол, (2) носовая часть судна.

Камбуз – кухня для личного состава корабля.

Гарсунка – помещение для подачи пищи в кают-компанию для офицеров.

Чумичка – тяжелый литой алюминиевый половник.

Подходило время ужина. Влекомый витавшими в воздухе аппетитными ароматами годок Роман Фролов заглянул на камбуз. Там всеми делами заправлял дежурный по камбузу, кок Стёпа-хохол, худющий, как ствол ружья 22-го калибра. Белый поварской халат висел на нём, как на вешалке. Стёпа ходил взад-вперёд по своему хозяйству деловито отдавая указания камбузным карасям.

– Стёп, чё на ужин? – поинтересовался Рома, жадно втягивая ноздрями запах исходящий из сияющего надраенной нержавейкой котла.

– Макароны… по-флотски.

– Ну класс! – облизнулся Рома. – Сейчас бачковых зашлём, – и он поспешил в кубрик.

Местные годки тут же отрядили на камбуз пару карасей за обещанными макаронами. Всё население кубрика нетерпеливо томилось в ожидании их возвращения. После надоевшей повседневной перловки, макароны по-флотски воспринимались как настоящий деликатес. По кубрику суетливо шныряли караси: расставляя раздвижные баки и баночки. За баками, на самых почетных местах расположились годки, затем подгодки и так далее по реестру, а где осталось место, примостились караси. Все ждали обещанной хавки.

– Эй, Рыжий, пару сигарет роди и сахара к чаю, – рябой годок, с рыхлым, земляного цвета лицом, по кличке Ряба, дал ленивым тоном указание случайно попавшемуся ему на глаза рыжему карасю.

Рыжий понуро выбрался из-за бака и поспешил вверх по трапу исполнять указание. Ему надо было торопиться. У него было минут пять, максимум десять, пока Ряба будет жевать макароны, чтобы найти рабочих, стрельнуть у них сигарет и выпросить сахар у ребят из офицерской гарсунки. Если Ряба прикончит макароны, приступит к чаю, а дополнительного сахара ещё не будет, то последствия могут быть непредсказуемые. Если повезёт, то просто по морде даст, а то, как в прошлый раз – бак, с тарелками и всем содержимым, ногой опрокинет… Тогда все кроме годков без обеда остались. И голодные товарищи сами по очереди разбирались с нерасторопным карасём, заведя его в низа, подальше от офицерских глаз…

Карасёвское население кубрика сочувственно проводило взглядом своего «попавшего по расклад» товарища. Не успел Рыжий выйти, как люк в кубрик снова открылся, и по трапу спустился бачковой, сжимая в руке тяжелый алюминиевый бачок, источавший умопомрачительно вкусный аромат. Он бережно поставил свою добычу перед годками и открыл крышку. Годки заглянули внутрь, и ахнули – там одни голые макароны! Ни следа мяса!

– Где мсява?! – прохрипел Ряба, сгрёбая за грудки бачкового.

– Это всё… что дали… – посеревший от страха карась непонимающе хлопал глазами.

Рома схватил со стола чумичку и, протиснувшись между Рябой и бачковым, рванул вверх по трапу.

Ворвавшись на камбуз, Рома одной рукой сгрёб Стёпу за грудки, а другой – замахнулся зажатой кулаке чумичкой:

– Ты, чучело! Мясо зажилил, личный состав обжираешь!

– Ты о чём?!! – побледневший Стёпа изогнулся и рванулся так резко, что Рома от неожиданности его выпустил. Вывернувшись, хохол прошмыгнул по камбузу и забился в узкую щель между котлом и переборкой. Рома – за ним. Просунув руку в щель, он попытался выковырнуть или хотя бы оглушить доходягу-кока чумичкой. Но не получилось, чумичка еле-еле доставала только до Стёпиного уха.

– Погоди, Рома! – лепетал дрожащим голосом Стёпа, уворачивая покрасневшее ухо от чумички.

– Я тебе сейчас «погодю» по кумполу! Вылезай, гад! – Протиснувшись, как мог, вглубь щели, Рома вхолостую размахивал чумичкой перед ухом Стёпы, не дотягиваясь считанные миллиметры.

Тут подоспели остальные годки. Выпученные от ярости глаза ясно говорили об их намерениях. Массовый гнев голодных годков страшен и беспощаден. А если к тому же он ещё и справедливый, то всё – вешайся, паря. Похоже, кирдык Стёпе пришёл…

Посыпались практические предложения, по технической стороне вопроса:

– Набить ему чухальник по полной! Огрей его, Краб, чумичкой.

• Предыдущая
• 24/45
• Следующая