Охота на духов - Пейвер Мишель - Страница 13

• Предыдущая
• 13/53
• Следующая

Храня недоброе, колючее молчание, они вернулись к шалашу. Потом собрали столько топлива, сколько могли унести с собой, и Ренн сделала для них обоих маски из кусков мягкой оленьей кожи, чтобы защитить глаза от ледяного сияния. Торак тем временем проверил, сколь велики у них запасы провизии: мешочек с лесными орехами, несколько лепешек из лосося, несколько ломтиков вяленой конины да немного брусники. Он хотел забрать с собой тот — отцовский! — клочок волчьей шерсти, но Ренн покачала головой:

— Нет, Торак. Нельзя брать себе вещи мертвого!

И он подчинился этому требованию, но амулет в виде тюленя решил все же оставить себе. Ренн, взглянув на него, возражать не стала. Она лишь попросила Торака непременно завернуть амулет в рябиновую кору, прежде чем он сунет его в свой мешочек с целебными снадобьями.

Торак чувствовал, как сильно ей хочется вновь наладить отношения между ними, но продолжал упрямо молчать. Она же не слышала, как Отец звал его в ночи! Разве может она это понять?

Ледяной дождь уничтожил всякую надежду отыскать след Волка, но за день до бури Волк шел на юг, туда они и решили направиться.

Однако сделать это оказалось почти невозможно. Лед, злобный родственник снегопада, посылал им в глаза тысячи острых осколков, когда они проламывались сквозь замерзший подлесок. Лед заставлял их без конца падать и больно их наказывал, когда они падали. Вскоре оба покрылись синяками и ссадинами, но пройти сумели совсем немного.

Время от времени Торак останавливался и воем звал Волка: «Я ищу тебя, брат мой!»Но Лес возвращал его призывы назад без ответа.

Наконец они добрались до замерзшей реки. Торак увидел труп дикого селезня, запутавшегося в обледеневшем тростнике. Блестящая зеленоватая головка селезня вмерзла в лед. Торак приложил руки к губам и завыл еще громче.

Ответа не последовало.

Лед на реке оказался таким скользким, что на тот берег им пришлось перебираться на четвереньках. Но подняться они так и не смогли: выход на берег оказался перекрыт стволом рухнувшей березы. Ничего не оставалось, как пойти вверх по течению.

Торак звал Волка до тех пор, пока совсем не охрип.

— Ты только не умолкай, — сказала ему Ренн. — Он непременно тебя услышит. И ответит.

Но Волк не отвечал, и Торак боялся, что никогда уже не услышит его ответного воя. Они находились теперь в долине реки Красная Вода; именно здесь тот одержимый злым духом медведь убил его Отца. Возможно, Волк тоже встретил свою смерть именно здесь.

Около полудня деревья немного расступились; снова подул пронзительный холодный ветер, гремя обледенелой листвой. Этот ветер прилетел со стороны водопадов. Значит, они уже почти достигли края Леса.

Вскоре они оказались в сосновой роще, где ледяная буря поломала много деревьев. Впереди торчал здоровенный валун, с которого свисали сосульки длиннее охотничьего копья.

А за валуном они нашли Волка.

Волк был жив, но жизнь едва теплилась в нем.

Его шерсть покрывала ледяная корка, морда совершенно заиндевела. Торак топором разбил лед вокруг него. Услышав звон льдинок, отлетавших от валуна, Волк открыл глаза. И Ренн, встретившись с ним взглядом, была потрясена: глаза Волка казались совершенно пустыми и не вспыхнули, даже когда он увидел Торака.

Застыв от ужаса, Ренн смотрела, как Торак подполз к Волку и пытался — взглядом, прикосновением, тонким поскуливанием — его приободрить. Но Волк лишь слегка шевельнул хвостом.

— Надо поскорее его согреть, — сказал Торак, руками сдирая лед с волчьей шкуры.

— Хорошо. Я разожгу костер, — предложила Ренн, — а ты пока построй прямо над ним шалаш.

Они работали молча. Торак притащил несколько поваленных бурей молодых деревьев, сколол с них лед и прислонил к валуну, прикрывая Волка от ветра. Ренн тем временем успела, хотя и не слишком удачно, разжечь неуверенно дымящий костерок. В тепле от шерсти Волка повалил пар, но глаза его по-прежнему оставались безжизненными; в них не вспыхнуло ни искорки любопытства; казалось, в них навсегда погас тот янтарный огонь.

Ренн придвинула к волчьему носу вкусную лепешку из лосося. Но Волк и на угощение никакого внимания не обратил. Ренн охватила настоящая тревога. Она попыталась соблазнить Волка горстью сушеной брусники, но он даже не посмотрел на ягоды. А когда Рип и Рек, подкравшись потихоньку, принялись поспешно их склевывать, у него даже усы не дрогнули.

— Хвала Великому Духу! Мы вовремя успели его найти, — сказал Торак, закончив возню с шалашом, заползая внутрь и закрывая за собой входное отверстие. — Ему станет лучше, как только он согреется.

Ренн с сомнением прикусила губу и попросила:

— Дай мне свой рожок с охрой. Я попытаюсь совершить исцеляющий обряд.

Чувствуя, что Торак внимательно следит за ее действиями, она вытряхнула на ладонь немного охры, втерла ее в шерсть на лбу Волка и принялась бормотать магические заклинания.

— Ну что? Теперь он поправится, правда? — с детской надеждой спросил Торак, когда Ренн умолкла.

Она не ответила. Она не могла сказать ему, что у Волка больна душа, истерзанная горем. А когда больна душа, от этого можно и умереть.

Взошла луна. Ренн и Торак забрались в спальные мешки, и Торак одной рукой обнял Волка, пытаясь его успокоить. Он прижался к нему всем телом и что-то говорил по-волчьи — так когда-то и Волк успокаивал его самого. И порой Волк чуть-чуть шевелил хвостом в знак благодарности, но Ренн видела, что силы постепенно оставляют его.

Утро следующего дня было ясным и морозным; никакой оттепелью по-прежнему не пахло. Как только первый утренний свет прокрался в шалаш, Ренн, глянув на Волка, поняла, что ему ничуть не лучше, и вся похолодела от страха.

Торак тоже, видимо, это понял, но не сказал ни слова. Хотя Ренн и так догадывалась, что он уже видит перед собой бездонную, черную пропасть — свое будущее без Волка.

Понимая, что съестных припасов у них маловато, Ренн решила сходить в Лес и поставить несколько силков. Тораку не хотелось оставлять Волка, так что она пошла одна, но пообещала далеко не отходить; да она и сама опасалась нападения токоротов. Вернувшись, Ренн испробовала все целительные заклинания, какие знала. Волк подчинялся ее действиям, разве что ухом иногда дергал. Ему было все равно.

— Я сделала все, что могла, — наконец призналась Ренн.

— Наверняка есть и еще какие-то способы, — настаивал Торак.

— Если и есть, то мне они не известны.

— Но ведь ему сейчас явно лучше, чем было, когда мы его нашли. Он ведь тогда даже двигаться не мог, а теперь…

— Торак! Мы с тобой оба прекрасно понимаем, что с ним происходит.

И, сказав это, Ренн увидела, что глаза Торака полны боли и ужаса.

— Но мы-то у него остались, — сказал он тихо. — Мы ведь тоже часть его стаи.

Он был прав. Но достаточно ли этого Волку, чтобы выжить, Ренн не знала.

Когда спустились сумерки, она решила проверить поставленные силки, и охотничья удача ей улыбнулась: в один из силков попался заяц. Ренн сказала себе: «Это хороший знак!» Однако на обратном пути, почти у самого шалаша, она заметила следы. Маленькие. Человечьи. Но на ногах у человека были когти.

Подняв голову, она увидела, что Торак стоит возле шалаша и губы его шевелятся в безмолвной молитве. На какое-то короткое мгновение Ренн показалось, что Волк умер. Но потом она разглядела прядь темных волос, привязанную к ветке дерева, и поняла: Торак предлагает Лесу часть себя самого в обмен на жизнь Волка.

— Торак, — мягко сказала она ему, — так нельзя. Ты не должен этого делать. — И потянулась, чтобы снять с ветки жертвоприношение, но Торак оттолкнул ее руку и закричал:

— Ты что? Это же ради Волка!

— Я понимаю. Но сам подумай! Твои волосы содержат часть твоей внешней души, твоего Нануака. А кругом полно токоротов Эостры. Если токороты завладеют твоей душой, невозможно даже предположить, что с тобой будет дальше.

• Предыдущая
• 13/53
• Следующая