Охота на духов - Пейвер Мишель - Страница 2

• Предыдущая
• 2/53
• Следующая

И возле валуна не осталось никаких следов; лишь слегка покачивалась низко склонившаяся ветка дерева. Но чуть дальше за валуном Торак обнаружил старое кострище. Дрова догореть не успели, но уже остыли и были покрыты слоем серой, влажной от тумана золы. Торак долго смотрел на кострище, имевшее форму звезды. Нет, быть этого не может! Только он сам и еще один-единственный человек на свете могли так выложить дрова в костре!

— Оглянись, Торак.

Он резко обернулся.

В двух шагах от него из земли торчала стрела.

Торак мгновенно узнал эту стрелу по оперению. И понял, кто ее сделал. И ему до боли захотелось хотя бы прикоснуться к этой стреле.

В страшном волнении он облизнул пересохшие губы, но и во рту у него тоже пересохло.

— Это ты? — спросил он хриплым от страха и затаенной надежды голосом. — Это ты?.. Отец?

— Все-таки вряд ли это был он, — сказал Фин-Кединн.

— Это был он! Мой Отец! — повторил Торак, тщательно скатывая свой спальный мешок. — И это была его стрела, и костер тоже он сложил, и голос принадлежал ему. Это был дух моего Отца.

Фин-Кединн, сидевший у входа в жилище, ударил посохом о землю.

— Чужим голосам многие подражать умеют. А те, кто хорошо знал твоего отца, помнят, как он поленья в костре выкладывал. Что же касается стрелы…

— Я понимаю, — прервал его Торак, — любой мог его стрелу найти. Я ведь тогда так его в Лесу и оставил. И никаких рябиновых веток, никаких ритуальных песнопений… Я только и успел кое-как Метки Смерти нанести. Ничего удивительного, что его дух так и не обрел покоя.

Торак сорвал с перекладины под крышей несколько полосок вяленого мяса и сунул их в мешочек для съестных припасов.

« Вяленая оленина…— задыхаясь, шептал тогда умирающий Отец. — Забери с собой все припасы».

Но Торак так спешил, что не только оленину, а и все остальное там позабыл.

— Тебе тогда было всего двенадцать, — тихо сказал Фин-Кединн. — Ты и так сделал все, что мог.

— Нет, я сделал недостаточно! И теперь Отец просит меня о помощи.

— А может, это Эостра хочет внушить тебе подобные мысли?

Торак на мгновение замер. В эти тревожные дни мало кто осмеливался произносить вслух ее имя.

— Ей ведь только этого и нужно, — продолжал Фин-Кединн. — Украдкой проникнув в мысли человека и его сны, она живет за счет его страха.

— Да, я знаю.

— Знаешь? А знаешь ли ты, как она сильна? Она вырастила себе в помощь целую орду токоротов. Да и огненный опал сейчас у нее в руках. Все прочие Пожиратели Душ боялись Эостры. А ты хочешь в одиночку отправиться на ее поиски.

Торак молчал. Туман еще больше сгустился, точно белым молоком окутав стоянку; племя Ворона постепенно пробуждалось навстречу новому дню, и люди, как призраки, то появлялись, то вновь исчезали в тумане, бродя между жилищами. Торак, видя их изможденные, испуганные лица, думал: «А что, если этот туман тоже наслан Эострой?»

Развязав свой мешочек с целебными снадобьями, он проверил, на месте ли кусок магического черного корня, который он давно уже выпросил у Саеунн на тот случай, если ему понадобится выпустить на волю свою блуждающую душу. Но разве можно было считать это оружием, способным противостоять Повелительнице Филинов?

— Может быть, ты и прав, — сказал Торак вождю племени, — и то, что я видел прошлой ночью, всего лишь дело рук этой проклятой колдуньи. Ведь мой отец тоже какое-то время был Пожирателем Душ, и, возможно, она сумела до некоторой степени подчинить себе его душу. Нет, Фин-Кединн, сидеть сложа руки я не могу! Я должен что-то предпринять!

— Погоди. Эти бабочки у нас появились всего несколько дней назад. И даже мудрая Саеунн никогда ничего подобного не видела. Я получил весточку от Даррейн из племени Благородного Оленя — она полностью со мной согласна в том, что нашим племенам нужно немедленно объединиться. Если мы этого не сделаем, если поддадимся всеобщему страху, то неизбежно окажемся во власти Эостры.

— Не могу я больше ждать! — взорвался Торак. — Я уже сколько раз пытался уйти, но ты каждый раз говорил: «Нет, еще не время!» Горы слишком велики, говорил ты, и Логово Эостры можно искать всю жизнь, да так и не найти. Но ведь теперь-то она явно перешла в наступление! Кто знает, какую еще напасть она способна на нас наслать? Это моя судьба, Фин-Кединн. Я должен встретиться с нею. Неужели же мне ждать, пока она весь Лес к рукам приберет?

— Ну и как же ты намерен поступить? Будешь бродить по Горам, полагаясь на удачу?

— Думаю, долго бродить мне не придется. Эостре нужна моя блуждающая душа. И когда она будет готова отнять ее у меня, то объявится сама.

— Подумай, что ты говоришь, Торак! «Когда она будет готова…» А что, если это случится, когда ты будешь один? Ведь тогда может оказаться слишком поздно спасать тебя! Нет, я тебя не отпускаю!

— Но и остановить меня ты не можешь!

Теперь они смотрели друг другу прямо в лицо. Фин-Кединн был по-прежнему значительно шире в плечах и сильнее, но Торак стал куда выше ростом, и ему теперь уже не нужно было задирать голову, чтобы посмотреть в глаза вождю племени.

Подхватив с земли мешочек со снадобьями, Торак крепко стянул тесемкой горловину и сказал:

— Когда Ренн вернется, передай ей, пожалуйста, что я прошу у нее прощения. Что я никак не мог взять ее с собой — для нее это было бы слишком опасно. Уж этим-то моим решением ты, по крайней мере, должен быть доволен, — прибавил он с легкой горечью.

С тех пор как Тораку исполнилось пятнадцать лет — а с этого возраста закон племен разрешает юноше подыскивать себе подругу, — Фин-Кединн, похоже, всеми силами старался разлучить их с Ренн.

Вождь племени Ворона, в сердцах отшвырнув посох, пошел прочь, но, сделав несколько шагов, вернулся и сказал, глядя Тораку в глаза:

— Я понимаю, как сильно ты хотел бы увидеться с мертвым отцом. Поверь, я действительно хорошо тебя понимаю. Когда умерла твоя мать… Но, Торак, подобным желаниям нужно сопротивляться!Живые и мертвые не могут быть вместе. Для живых это становится проклятьем, это сводит их с ума!

Он говорил с непривычной страстностью, и на несколько мгновений ему почти удалось убедить Торака. Но затем юноша все же упрямо вскинул на плечо лук и колчан со стрелами, поднял топор и приготовился идти, сказав лишь:

— Это мой Отец.

— Да, твойотец. И твоясудьба. Но это не только твоявойна! Беда угрожает нам всем!

— Именно поэтому я и должен идти. Я больше не могу бездействовать.

Вскоре после этого разговора Торак покинул стойбище племени Ворона. Он шел на восток, и, хотя туман действовал на него угнетающе, серых бабочек больше видно не было. Да и никакой особой опасности поблизости он не чувствовал.

К середине дня туман рассеялся, выглянуло солнце, и на янтарных папоротниках и серебристо-зеленых бородах мха заблестели, переливаясь, капельки влаги. Последние алые цветы кипрея еще виднелись среди начинавших желтеть берез и украшенных красными гроздьями ягод рябин. Казалось, это последняя вспышка лесной красоты перед тем, как вся природа погрузится в зимнюю спячку. Осень принесла отличный урожай орехов и ягод, и в подлеске так и кишело всякое зверье, наслаждаясь осенним пиршеством. Сойки, как всегда, ругались из-за каждого желудя. Белки торопливо прятали лесные орехи под плотной листвяной подстилкой, запасаясь едой на зиму.

Рип и Рек пролетели мимо Торака, делая вид, что не замечают его, но вопили при этом так сердито и пронзительно, точно были не воронами, а перепуганными дятлами. Они были страшно недовольны тем, что из-за Торака им пришлось покинуть стоянку племени, где оба уже успели растолстеть от бесконечных подачек, особенно Рип. Весной в сражении с Повелителем Дубов он, правда, потерял маховое перо, но теперь перо успело отрасти заново, хоть и было почему-то белого цвета. Впрочем, это означало, что отныне все племена будут относиться к Рипу с особым почтением.

• Предыдущая
• 2/53
• Следующая