Поверь и полюби - Кэлмен Хизер - Страница 48
- Предыдущая
- 48/71
- Следующая
Снова покачав головой, Софи взошла на мостик, остановилась посредине и, чуть перегнувшись через перила, стала наблюдать за суетившейся в воде форелью. И все думала, думала, думала…
О лорде Линдхерсте…
Он уже не казался Софи уродливым, надменным и крайне неприятным. Из Чудовища Николас превратился в исключительно привлекательного мужчину с такими же чувствами, потребностями и желаниями, как и многие другие совершенно нормальные и достойные внимания мужчины. Такая метаморфоза стала причиной неожиданно охватившего Софи желания поскорее его увидеть. Себя же она уверяла, что ей хочется просто-напросто убедиться в правильности своих новых впечатлений от этого человека…
Софи перешла мостик и направилась дальше. Перед ее глазами стояла недавняя сцена около церкви. Никогда в жизни она не испытывала такого ужаса, как в тот момент, когда мисс Мэйхью в разорванном платье с отчаянным криком выскочила из храма и бросилась к реке. Хорошо еще, что под платьем оказались парусиновые панталончики и лифчик, сшитые по задумкам Брамбли и плотно прилегающие к телу. Иначе Минерва осталась бы голой.
Софи почувствовала нечто наподобие угрызений совести. В конечном счете, ведь именно она настояла на том, чтобы очистить платье мисс Мэйхью от блох и вшей. В душе Софи попросила у Минервы прощения, хотя понимала, что руководствовалась самыми лучшими и добрыми побуждениями. Кроме того, выходка мисс Мэйхью, надо сказать, была не столь уж невинной. Ведь все происходило на глазах у многих людей, среди которых были и друзья Бересфордов. Что они подумали о гостье этого дома, оказавшейся, по сути дела, полусумасшедшей? Кроме того, наверное, многие из свидетелей той дикой сцены догадывались о цели приезда в Хоксбери мистера Брамбли и его дочери. Так что в какой-то степени Минерва скомпрометировала и Линдхерста. Интересно, как он в душе отнесся к этому происшествию? Впрочем, понять его мысли практически невозможно…
Но тогда Николас поступил как настоящий мужчина и джентльмен. Он бросился вслед за Минервой и ее отцом, чтобы попытаться предотвратить возможную трагедию. Но к счастью, все обошлось благополучно.
Когда Софи вслед за остальными выбежала на берег реки, то увидела престранную картину. У самой воды стояли Минерва и ее отец с неестественно красными лицами и поднятыми вверх руками. При этом ладони Мэйхью и Брамбли были плотно прижаты друг к другу. В нескольких шагах от них Софи увидела Линдхерста и маркиза, в изумлении взиравших на впавшую в какой-то странный транс пару. Что же касается преподобного мистера Мартина, то он в ужасе отступал спиной к росшим позади кустам, бормоча какие-то непонятные слова о безумствах язычников.
Софи некоторое время тоже с удивлением наблюдала за застывшими в нелепой позе отцом и дочерью Брамбли, пока не догадалась, что они молятся своему Богу Рыбной Ловли. Через несколько минут после обретения странной парой дара речи она поняла и причину столь странного поступка. Из сбивчивых объяснений отца и дочери стало ясно, что они сочли расползшееся по швам платье мисс Мэйхью гневом мифического бога по имени Акуатикис. Оба были убеждены, что Минерва наказана за мытье в ванне, из-за чего божественный рыбный аромат, пропитавший все ее тело, исчез. Отец и дочь дрожали от страха, видимо, ожидая еще более страшного наказания от Акуатикиса.
Их искаженные ужасом лица так подействовали на Софи, что она тут же публично призналась в своем невольном грехе перед рыбным богом и поклялась взять его на себя. Но мистер Брамбли отрицательно покачал головой. Не меняя молитвенной позы, он объяснил, что Бог Рыбной Ловли никогда не разорвал бы по швам платье Минервы, если бы его дочь не осквернила себя купанием в разведенной греховным маслом воде и смыванием с себя священного рыбного аромата. В этом виновна она сама, а потому Софи не может взять грех на себя.
Отдав в душе должное логике фанатика-рыболова, Софи тем не менее оглянулась на Линдхерста и маркиза, ожидая от них поддержки. Первый неопределенно пожал плечами, а второй утвердительно кивнул. Но обоих, очевидно, смутила языческая выходка Минервы и ее родителя. Пастор же давно вернулся в церковь, где, судя по всему, читал молитву, проклиная неверных язычников…
Наконец, отец и дочь покончили с замаливанием грехов, после чего мистер Брамбли затолкал Минерву в экипаж, сам сел на козлы и тронул лошадей. Через несколько мгновений они скрылись за поворотом. Линдхерст и маркиз посмотрели друг на друга, и оба облегченно вздохнули. Затем Николас заявил, что должен сейчас же все рассказать больной матери, вскарабкался на облучок своей коляски и уехал. С тех пор Софи больше его не видела…
Тем же вечером у нее совершенно неожиданно началась другая жизнь. Как-то само собой получилось, что Софи Бартон неожиданно стала личной горничной маркизы…
…Она поднялась на террасу и растерянно огляделась по сторонам. Кто-то должен был ей помочь собирать клубнику. Но дом, казалось, опустел. Софи уже отчаялась и подумала о неудачном начале своей работы в новой должности, когда заметила в саду человека, копошившегося около цветочной клумбы.
Она бросилась к нему с громким криком:
– Здравствуйте, господин садовник! Мне нужна ваша помощь.
Софи на секунду вспомнила, что светской даме не пристало кричать. Но ведь теперь она простая горничная!
Садовник вздрогнул, услышав этот крик, и поднялся в полный рост. Софи подбежала к нему вплотную и…
И застыла на месте…
Вместо садовника перед ней стоял не кто иной, как лорд Линдхерст. Причем именно такой, каким она только что рисовала его в своем воображении…
Некоторое время Софи молча смотрела на Николаса, будучи не в силах вымолвить ни слова от изумления. Когда же пришла в себя, то покраснела и поспешно отвела взгляд. Ей хотелось провалиться сквозь землю, а еще лучше тут же, на месте, растаять. Но ни того, ни другого почему-то не случилось. Софи несмело подняла глаза и, заикаясь, сказала дрожащим голосом:
– П-простите меня з-за то, ч-то кричала н-на вас, милорд… Я… я как-то растерялась… М-не раньше н-никогда не приходилось в-видеть з-знатного в-вельможу к-копаю-щимся в з-земле на к-клумбе… А п-потому я п-подумала, что э-то с-садовник.
И она вновь опустила глаза. После довольно продолжительного молчания Линдхерст утвердительно кивнул, как бы понимая состояние Софи. – Я принимаю ваши извинения, мисс Бартон, – негромко сказал он. И слабо улыбнулся. При этом на его щеках обозначились ямочки.
Софи смотрела на них как зачарованная. Какая прелесть! Куда милее, чем даже у Квентина, который своими ямочками очень гордился, считая их главным средством, которое применялось, чтобы обворожить собеседника, а чаще – собеседницу.
– Значит, мисс Бартон, вы еще ни разу не видели вельможу, копающегося в земле? – усмехнулся Николас, повернувшись к Софи щекой, не обезображенной шрамом.
Она заметила этот невольный жест Линдхерста и вдруг поняла, что всемогущий граф Линдхерст, потомственный лорд, чувствует себя с ней так же неловко, как и она с ним.
Душа Софи неожиданно наполнилась нежностью к этому человеку. Она рассмеялась:
– Ни разу, милорд. И часто вы работаете в саду?
– Всегда, когда представляется такая возможность, – ответил Николас и почему-то облегченно вздохнул. – Вы, наверное, уже догадались, что я очень люблю это занятие. Но должен сказать, что в высшем обществе есть немало лордов, которые большую часть своего свободного времени проводят в саду или огороде. Неужели вы этого не знали?
Софи снова улыбнулась.
– Могла ли я этого не знать, если вокруг только и говорят о лорде, который гордится посаженным деревом или выведенным сортом роз? Сейчас меня несколько поразило то, что вы…
И она замолчала, не зная, как правильно выразиться. Но Николас тут же пришел на помощь, закончив начатую фразу:
– …что я копаюсь в грязи? Так?
Софи покраснела и стала оправдываться:
– Да нет же! Не копаетесь в грязи, а работаете с землей. Простите, если я не так сказала! Но это мало что меняет. Никому из знакомых мне джентльменов никогда и в голову не пришло бы пачкать руки, работая в саду.
- Предыдущая
- 48/71
- Следующая
