Дом - Малышев Игорь - Страница 31

• Предыдущая
• 31/31

— Нет у нас больше дома, — сказал он. — Одни мы с тобой остались. На всём белом свете…

Вскоре мышонок насквозь промок от Ваниных слёз и стал мелко-мелко дрожать. Тогда мальчик достал из кармана баранку, раскрошил её на ладони и стал кормить своего нового друга.

— Ты не бойся, я тебя не брошу, — приговаривал он, шмыгая носом, и поминутно вытирая рукавом лицо, по которому всё катились непрошеные слёзы.

Дети слишком малы, чтобы справиться с большим горем. Им остаётся только плакать.

Вечерело. От леса надвигались тёмные тени, словно где-то в чаще разливалась чёрная река, наводняя своей водой всё вокруг. На небе появилась бледная луна. Зажглись первые огоньки звёзд, словно где-то в необъятной небесной степи разложили свои костры неведомые путники. Ваня застегнул курточку на все пуговицы, посадил мышонка в карман и улёгся на землю подпола, утоптанную Фомой и мышами.

— Надо было бы травы натаскать, а то ночью холодно станет, — устало подумал мальчик и вскоре заснул, не зная, что будет делать завтра и как станет дальше жить.

Во сне он метался, раскидывая руки и, словно подставляя грудь по чей-то удар.

— Это я не успел! Я… А они тем временем дом порушили и на дрова продали… Там в брёвнах колокольчики, а они их в печку… Бабушка теперь бездомная, Фома бездомный… Всё оттого, что я не успел!

Временами он просыпался, открывал глаза, смотрел на усыпанное звёздами бездонное небо в обрамлении зубчатых вершин леса и тут же засыпал снова. Ему снились Фома и бабушка, бредущие по бесконечному снежному полю. Колючий зимний ветер завывал в сухих чёрных зарослях лебеды и репейника, ведьмой стелилась позёмка, идти было некуда. Потом ему приснился горящий дом. Красные руки пламени высовывались из окон и тянулись к грозным чёрным небесам. Привиделись усохшие, бессильные ветки яблонь в умирающем, никому больше не нужном саду…

И вдруг сквозь сон Ваня услышал чей-то весёлый крик. Знакомый голос вопил во всю глотку какую-то несусветную чепуху:

— Фома! — подскочил Ваня, ещё не успев проснуться и отчаянно вертя головой по сторонам.

Прямо над мальчиком стояла, нависая, громада дома. На крыше его, на самом коньке, плясал, хлопая себя по бокам и смешно тряся бородою, домовой.

— Нашёлся! — завопил он, увидев поднявшегося Ваню. — Я знал, что придёт! Знал!

Полукруглое окно мансарды светилось янтарным светом и бабушка, глядя оттуда на внука, ласково качала головой, соглашаясь с домовым.

Ваня запрыгал на месте, принялся махать бабушке и Фоме руками, повторяя:

— Я здесь, я здесь!

Домовой кубарем скатился по крыше, потом ловко слез по стене, цепляясь за брёвна, подбежал к мальчику, обнял его, что было сил.

От Фомы, как всегда, пахло подполом, мышами и хлебом. Колючая борода пощекотала Ване лицо и он засмеялся.

— А я тут вот кого встретил! — сказал мальчик, доставая из кармана мышонка.

— Знаю его, — присмотревшись сказал Фома, — растяпа он. Оттого и остался. Уснул где-то, мы его и потеряли.

Домовой понюхал серую мышиную шёрстку, потом лизнул её.

— Чего это он солёный такой? — спросил он и тут же догадался. — Ты что, плакал что ли?

Ваня ничего не ответил, только обнял Фому покрепче и зашептал на ухо:

— У меня маменьки и папенька умерли. Я сюда шёл вам сказать, чтобы вы уходили вместе с домом. Пришёл, а тут никого… Думал, не успел…

Фома похлопал его по спине, кашлянул смущённо.

— Да, тут видишь, что получилось… Дом-то, как услышал, что рушить его собираются, так в бега и пустился. Испугался сильно. Я даже мышей не всех успел собрать. Одного, вон, проглядел. Поначалу спрятались мы с домом в лесу неподалёку отсюда. Решили подождать, пока всё успокоится. Шутка ли, целый дом исчез, небось разыскивать станут! Просидели мы так неделю и вдруг меня, как осенило. Думаю, ведь не иначе Ваня сюда придёт. Он хоть и тихий, а иногда такой отчаянный! Помнишь, как ты лес ругать вздумал? — Фома хихикнул, поглядывая на мальчика и продолжил: — Так вот, сбежит, думаю, и сюда пойдёт. Стал я дом уговаривать. Пошли, говорю, посмотрим, чую, придёт Ваня. И бабушка тоже упрашивать его стала. Тот поначалу ни в какую. Боится до дрожи. Колокольчики целыми днями звенели. Но мы не отступались и вот вчера он решился таки и отправился сюда. Я чуть не всю дорогу на крыше просидел, волновался за тебя. Вдруг ты пришёл, а нас нет? Что тогда? Даже думать не хотел, что тогда.

Фома снова сжал мальчика в объятиях.

— Как же я рад! Счастливей меня во всём свете домового не сыскать!

Вскоре Ваня сидел на коленях у бабушки, она гладила его по голове, глядела тёмными, как речные омуты, глазами и улыбалась. Ваня улыбался в ответ, прижимался к мягкому плечу её и знал, что теперь всё будет хорошо, он дома.

В углах пели счастливые песни древние седые сверчки, и, хотя, от их трескотни звенело в ушах, Ваня не мог вспомнить музыки лучше и веселей.

— Куда же мы теперь отправимся? — спросил мальчик.

— Сначала к морю, — ответил домовой, стоя у окна мансарды и глядя на предутренние поля, укрытые росой и туманом. — А потом, куда захотим. Знаешь сколько чудес на свете? Всё увидим, ничего не упустим. Ты не бойся…

— А я и не боюсь, — тихо сказал Ваня, с трудом приоткрывая слипающиеся глаза.

— Не бойся, — повторил Фома задумчиво. — Теперь всё будет хорошо. Ты дома.

Уважаемый читатель, если тебе случится когда-нибудь лунной ночью заблудиться в поле, посреди бескрайних залитых туманом просторов и перед тобой из ниоткуда вдруг появится большой и красивый, как фрегат, бревенчатый дом, в котором все окна темны и лишь за стёклами мансарды теплится прозрачный переливчатый огонёк, знай что ты видишь дом наших героев. Он до сих пор путешествует по земле. Не бойся, постучи в его дверь. Фома и Ваня охотно откроют тебе, зажгут свечу на кухне, растопят печь. Напоят тебя чаем с малиной, покажут оживающие картины в гостиной, часы с кукушкой и прапраправнука потерявшегося мышонка. Приложи ухо к стене дома и ты услышишь тихий звон потаённых колокольцев, а большие напольные часы каждые пятнадцать минут будут возвещать своим боем о неумолимом ходе времени. В печке будет потрескивать огонь, в щелях печной дверцы запрыгают, просясь на свободу, огневые бесята. Домовой закурит трубку, Ваня станет играть с мышатами. Ты уснёшь на мягких подушках, пахнущих диким хмелем, хвоей, полевыми травами и летним небом. Тебе приснятся море и чайки.

• Предыдущая
• 31/31