Любимая - Кэнфилд Сандра - Страница 1

• 1/70
• Следующая

Словно загадочная женщина, дом таил свои секреты. Роуэн Джейкоб почувствовал это, как только увидел двухэтажное здание. Об этом говорило и его местонахождение – знаменитый новоорлеанский Гарден Дистрикт, «район Садов». Прочие дома девятнадцатого века в большинстве своем были тщательно отреставрированы и украшали собой улицу, а этот прятался на задворках за старыми огромными магнолиями. Казалось, он был изгнан из общества за какой-то ужасный проступок.

В настоящее время дом принадлежал врачу, уехавшему на лето в Европу. Рядом со своими монументально-массивными соседями он казался небольшим и напоминал высокую четырехугольную шкатулку. Аскетическую строгость его линий нарушали лишь четыре ряда двойных колонн, соединенных, словно кружевом, кованой чугунной решеткой, да находившийся справа узкий балкон. Казалось, что все – очертания здания, решетка, ворота, еще больше отдалявшие дом от окружающего мира, узкие, зашторенные окна, тяжелая входная дверь из темного дерева и даже цвет стен – нечто среднее между белым и серым, – призвано держать незваных гостей на расстоянии, оберегая покой обитателей дома.

Он был здесь чужим.

Роуэн для всех был чужаком – для этого дома, для его хозяина, и даже для самого себя. Его жизнь разлетелась вдребезги не более двух недель назад, но казалось, что прошло, по меньшей мере, миллион лет. Теперь ему предстояло собирать осколки – задача трудная, почти невыполнимая. По правде сказать, он отнюдь не был уверен, что все обломки на месте, и даже подозревал, что в дело вмешаются части иных, не относящихся к делу, головоломок. Так или иначе, Роуэн боялся, что его жизни никогда не стать такой, как прежде.

Поначалу он не придавал значения странным вещам, творившимся с ним, но постепенно, будучи врачом и образованным человеком, был вынужден признать, что что-то не так. Совсем не так. Если он и питал какие-то иллюзии, случай, имевший место два дня назад в больнице, не оставил от них камня на камне. Теперь Роуэн даже не пытался обманывать себя. Он – не тот, каким был раньше. Это было ясно, просто и… страшно.

«Ладно, – подумал он, глуша мотор своего «мерседеса». – У дома свои тайны, у меня – свои».

Роуэн направился к воротам. Летний зной душил его, обжигая грудь, и полдень, казалось, источал огненный жар. В то же время он обостренно воспринимал каждый запах и звук, слышал щебет птиц и жужжание работяг-пчел. Открываясь, ворота скрипнули. На него повеяло ароматом цветов – медуниц и роз, запахом густой, мягкой, свежей травы и тяжелым, душным запахом земли.

Земля.

Вдруг ему послышались глухие удары – словно горсти земли падали на гроб. Он испугался, что снова увидит что-нибудь необъяснимое, но кошмар не материализовался. Роуэн вздохнул с облегчением. За последнее время он не столь уж часто мог себе это позволить.

Медленно поднимаясь по ступенькам, он чувствовал, как немилосердно солнце жжет спину. В Хьюстоне тоже было жарко, но все же не так, как здесь. Он решил, что всему виной повышенная влажность. Растения благоденствовали в тропическом климате, но за роскошный райский сад жителям Нового Орлеана приходилось дорого платить. Когда Роуэн пошел по дорожке, где росли папоротники, его окутала тенистая прохлада. Создавалось впечатление, что он оказался в тени раскидистого дерева. Он остановился, всем телом впитывая прохладу.

Подойдя ближе, он заметил некоторые детали, незаметные на расстоянии. Жардиньерка в восточном стиле была увита ванильно-белыми цветами, у входа висел на длинной цепи фонарь из бронзы и стекла. Справа от двери находились два ослепительно чистых узеньких окна с выкрашенными серебристо-серой краской ставнями. Перед дверью гостеприимно лежал коврик.

Выудив из кармана ключ, Роуэн вставил его в замочную скважину и только тогда заметил, что к двери скотчем приклеена записка. Он прочел ее:

Я очень рад, что Вы согласились следить за домом. Желаю уютно устроиться здесь. Кстати, я совсем забыл предупредить Стюарта, что уборщица приходит раз в неделю. А еще, пожалуйста, подкармливайте бродячего кота, который изредка заходит сюда. В кладовке есть кошачьи консервы. Будьте как дома.

Под этим посланием стояла подпись Дэвида Белла.

– Спасибо, Дэвид Белл, – поблагодарил Роуэн своего неизвестного благодетеля и повернул ключ. Щелкнул замок. Роуэн медленно повернул ручку. Затем медленно распахнул дверь. Тени заплясали на сером с оранжевым обюссонском ковре, не достигавшем изящной витой лесенки, ведущей вверх. Сверху свисала роскошная люстра из хрусталя с золотом. Несмотря на то, что интерьер казался уютным и красивым, Роуэн замешкался. Что, если снова произойдет нечто странное? Но ведь дом пуст… Он же реагирует только на людей и их эмоциональное состояние.

Он вошел.

И принялся ждать.

Ничего… разве только четкое ощущение, что дом что-то таит в себе. К счастью, он не торопится делиться своими секретами. Роуэн вздохнул с облегчением. Новые проблемы ему совершенно ни к чему. Ему довольно и своих. За несколько последующих недель он должен примириться со своей жизнью. И, что еще важнее, со своей смертью…

Он скоро умрет.

Роуэн Джейкоб воспринимал это спокойно и без лишних эмоций, частично потому, что ему ежедневно приходилось сталкиваться со смертью – как хирург-кардиолог он всеми силами стремился вырывать у старухи с косой все новые жертвы, а частично и благодаря своему умению ни при каких обстоятельствах не терять головы. Это был человек, превыше всего ценивший самоконтроль, а самоконтроль требует ясного рассудка. Теперь он с присущим ему хладнокровием медленно и тщательно проверял оборудование для подводного плавания, находясь в соленой воде Карибского моря. Шланг не перекручен. Утечки нет. Ничто не препятствует притоку кислорода. И все же драгоценный газ не поступает. Он в очередной раз посмотрел на индикатор кислорода, хотя прекрасно понимал, что может увидеть. Так и есть – осталось целых семьсот фунтов. Он постучал по прибору, надеясь, что стрелка перескочит на красную отметку, оповещающую об опасности. Тогда, по крайней мере, все будет понятно.

Тем не менее, Роуэн догадывался, что происходит, точнее, что произошло. Гид, которого он вместе с двумя своими приятелями-врачами нанял в Косумеле, клялся на ломаном английском, что оборудование для подводного плавания новенькое и последней модели. Возможно, так и было, но у этого снаряжения есть один существенный недостаток: оно не работает. Роуэн подумал, что за те деньги, которые гид получил от них, пройдоха поклялся бы и в том, что его мамаша – сама дева Мария… Ну, дайте мне только добраться до этого сукина сына!

Роуэн всегда ценил юмор и сейчас рассмеялся бы, если б мог. Дело в том, Джейкоб, старина, что тебе до него не добраться. Эта мысль, возникшая в подсознании, заставила его понять, что смерть близка, как никогда. Тут Роуэна охватила непривычная паника.

Спокойнее, Джейкоб, спокойнее!

Инстинкт самосохранения заставил его еще раз попытаться вдохнуть. Тщетно. Словно пытаешься дышать из пустой бутылки. Снова появился панический страх, но Роуэн сдерживался. В груди началось жжение – непонятно, от страха или от недостатка кислорода.

Он огляделся в поисках выхода из пещеры и понял, что был столь же беспечен, как и их гид. Ни в коем случае нельзя было отрываться от остальных. Главное правило аквалангиста: никогда не ныряй в одиночку. Но пещера так влекла к себе, так манил подводный рай, а друзья были далеко наверху… Я только одним глазком гляну, и все…

«Ты самоуверенный ублюдок», – эти слова Стюарта Кистерсона он слышал сотни раз, и теперь они вновь зазвучали у него в мозгу.

– Ага, – Роуэн представил себе свою нахальную ухмылку, – именно самоуверенность делает меня самым лучшим хирургом-кардиологом в Штатах.

– Какая скромность, Джейкоб! Ты хочешь сказать, что ты не самый лучший хирург в мире?

• 1/70
• Следующая