Планета Изгнания - Ле Гуин Урсула Кребер - Страница 3

Когда они вошли в городские ворота, он внезапно сказал:

– Я больше не буду говорить в твоих мыслях. Тогда у меня не было выбора.

– Когда ты велел мне бежать… – начала она и запнулась, потому что толком не понимала, что он имеет в виду и что, собственно, произошло там, на песках.

– Я думал, ты кто-то из наших, – сказал он словно с досадой, но тут же справился с собой. – Не мог же я стоять и смотреть, как ты утонешь. Пусть и не по собственной вине. Но не бойся. Больше я этого делать не буду, и никакой власти я над тобой не приобрел, что бы ни говорили тебе ваши Старейшины. А потому иди: ты вольна, как ветер, и сохранила свое невежество в полной неприкосновенности.

В его голосе была злость, и Ролери испугалась. Рассердившись на себя за этот страх, она спросила дрожащим, но дерзким голосом:

– А прийти еще раз я тоже вольна?

– Да. Когда захочешь. Могу ли я узнать твое имя, дочь Аскатевара?

– Ролери из Рода Вольда.

– Вольд – твой дед? Твой отец? Он еще жив?

– Вольд замыкает круг в Перестуке Камней, – сказала она надменно, стараясь не уронить своего достоинства.

Почему он говорит с ней так властно? Откуда у дальнерожденного, у лжечеловека без роду и племени, стоящего вне закона, такое суровое величие?

– Передай ему привет от Джакоба Агата альтеррана. Скажи ему, что завтра я приду в Тевар поговорить с ним. Прощай, Ролери!

Он протянул руку в приветствии равных, и, растерявшись, она прижала ладонь к его ладони. Потом повернулась и побежала вверх по крутой улице, вверх по ступенькам, натянув меховой капюшон на лоб и отворачиваясь от дальнерожденных, которые попадались ей навстречу. Ну почему они глядят тебе прямо в лицо, точно мертвецы или рыбы? Животные с теплой кровью и Люди никогда не пялятся в глаза друг другу. Она вышла из ворот, обращенных к холмам, вздохнула с облегчением, быстро поднялась на гребень в гаснущих красных лучах заходящего солнца, спустилась со склона между умирающими деревьями и торопливо пошла по тропе, ведущей в Тевар. За жнивьем сквозь сгустившиеся сумерки мерцали звездочки очагов в шатрах, окружающих еще не достроенный Зимний Город. Она ускорила шаг – скорее туда, к теплу, еде, Людям. Но даже в большом женском шатре ее Рода, стоя на коленях у очага и ужиная похлебкой вместе с остальными женщинами и детьми, она ощущала в своих мыслях что-то странное и чужое. Она сжала правую руку, и ей почудилось, что она хранит в ладони пригоршню мрака… прикосновение его руки.

– Каша совсем остыла! – проворчал он и оттолкнул плетенку, а потом, когда старая Керли покорно взяла ее, чтобы подогреть бхану, мысленно обозвал себя сварливым старым дурнем. Но ведь ни одна из его жен – правда, теперь их всего одна и осталась, – ни одна из его дочерей, ни одна из женщин его Рода не умеет варить бхановую кашу, как ее варила Шакатани. Как она стряпала! И какой молодой была… последняя его молодая жена. Умерла в восточных угодьях, умерла молодой, а он все живет и живет – и вот уже скоро опять наступит лютая Зима.

Вошла девушка в кожаной тунике с выдавленным на плече трилистником – знаком его Рода. Внучка, наверное. Немного похожа на Шакатани. Он заговорил с ней, хотя и не припомнил ее имени.

– Это ты вчера вернулась поздней ночью, девушка?

Тут он узнал ее по улыбке и по тому, как она держала голову. Та маленькая девочка, с которой он любил шутить, – такая задумчивая, дерзкая, ласковая, одинокая. Дитя, рожденное не в срок. Да как же ее все-таки зовут?

– Я пришла к тебе с вестью, Старейший.

– От кого?

– Он назвался большим именем – Джакат-абатбольтерра. А может быть, и по-другому. Я не запомнила.

– Альтерран? Так дальнерожденные называют своих Старейшин. Где ты встретила этого человека?

– Это же был не человек, Старейший, а дальнерожденный. Он шлет тебе привет и весть, что придет сегодня в Тевар поговорить со Старейшим.

– Вот как? – сказал Вольд и слегка потряс головой, восхищаясь ее дерзостью. – И ты, значит, его вестница?

– Он случайно заговорил со мной…

– Да-да. А знаешь ли ты, девушка, что у людей Пернмекского Предела незамужнюю женщину, которая заговорит с дальнерожденным… наказывают?

– А как наказывают?

– Ну, не будем об этом говорить.

– Пернмеки едят клоуб и бреют головы. Да и что они знают о дальнерожденных? Они же никогда не приходят на побережье… А в одном из шатров я слышала, будто у Старейшего в моем Роде была дальнерожденная жена. В былые дни.

– Это верно. В былые дни… – Девушка молча ждала, а Вольд вспомнил далекое прошлое, другое время, былое время – Весну. Краски, давно развеявшиеся сладкие запахи, цветы, отцветшие сорок лунокругов назад, почти забытый голос… – Она была молодой. И умерла молодой. Еще до наступления Лета. – Помолчав, он добавил: – Но это совсем не то же самое, что незамужней женщине разговаривать с дальнерожденным. Тут есть разница, девушка.

– А почему?

Несмотря на свою дерзость, она заслуживала ответа.

– Причин несколько, и не очень важных, и важных. Главная же такая: дальнерожденный берет всего одну жену, а истинная женщина, вступив с ним в брак, не будет рожать сыновей.

– Почему, Старейший?

– Неужто женщины больше не болтают в своем шатре? И ты в самом деле так уж ничего не знаешь? Да потому, что у Людей и дальнерожденных детей быть не может. Разве ты об этом не слышала? Либо брак остается бесплодным, либо женщина разрешается мертвым уродом. Моя жена Арилия, дальнерожденная, умерла в таких родах. У ее племени нет никаких брачных правил. Дальнерожденные женщины, точно мужчины, вступают в брак с кем хотят. Но обычай Людей нерушим: женщины делят ложе с истинными мужчинами, становятся женами истинных мужчин и дают жизнь истинным детям!

Она грустно нахмурилась, посмотрела туда, где на стенах Зимнего Города усердно трудились строители, а потом сказала:

– Прекрасный закон для женщин, которым есть с кем делить ложе…

На вид ей можно было дать лунокругов двадцать – значит, она родилась не в положенное Время Года, а в Летнее Бесплодие. Сыновья Весны вдвое и втрое ее старше, давно женаты, и не один раз, и браки их небесплодны. Осеннерожденные – еще дети. Но кто-нибудь из весеннерожденных еще возьмет ее третьей или четвертой женой, так что ей нечего сетовать. Пожалуй, надо бы устроить ее брак. Но с кем и в каком она родстве?

– Кто твоя мать, девушка?

Она поглядела в упор на застежку у его горла и сказала:

– Моей матерью была Шакатани. Ты забыл ее?

– Нет, Ролери, – ответил он после некоторого молчания. – Я ее не забыл. Но послушай, дочь, где ты говорила с этим альтерраном? Его зовут Агат?

– В его имени есть такая часть.

– Значит, я знал его отца и отца его отца. Он в родстве с женщиной… с дальнерожденной, о которой мы говорили. Кажется, он сын ее сестры или сын ее брата.

– Значит, твой племянник. И мой двоюродный брат, – сказала она и вдруг рассмеялась.

Вольд тоже усмехнулся такому неожиданному выведению родства.

– Я встретила его, когда ходила посмотреть море, – объяснила она. – Там, на песках. А перед этим я видела вестника, который бежал с севера. Женщины ничего не знают. Случилось что-нибудь? Начинается Откочевка на юг?

– Может быть, может быть, – пробормотал Вольд. Он уже опять не помнил ее имени. – Иди, девочка, помоги своим сестрам в полях, – сказал он и, забыв и про нее, и про бхану, которой так и не дождался, тяжело поднялся на ноги.

Обойдя сзади свой большой, выкрашенный алой краской шатер, он посмотрел туда, где толпы людей возводили стены Зимнего Города и готовили земляные дома, и дальше – на север. Северное небо над оголенными холмами было в это утро ярко-синим, чистым и холодным.

Ему ясно припомнилась жизнь в тесных ямах под крутыми крышами – среди сотни спящих вповалку людей просыпаются старухи, разводят огонь в очагах, тепло и дым забираются во все поры его тела, пахнет кипящей в котлах зимней травой… Шум, вонь, жаркая духота этих нор под замерзшей землей. И холодное чистое безмолвие мира на ее поверхности, то выметенной ветром, то занесенной снегом, а он и другие молодые охотники уходят далеко от Тевара на поиски снежных птиц, корио и жирных веспри, что спускаются подо льдом замерзших рек с дальнего севера. Вон там, по ту сторону долины, из сугроба поднялась мотающаяся белая голова снежного дьявола… А еще раньше, прежде снега, льда и белых зверей Зимы, была такая же ясная погода, как сегодня, – солнечный день, золотой ветер и синее небо, стынущее над холмами. И он… нет, не мужчина, а совсем малыш, вместе с другими малышами и женщинами смотрит на плоские белые лица, на красные перья, на плащи из незнакомого сероватого перистого меха. Лающие голоса, слова, которых он не понимал, но мужчины его Рода и Старейшины Аскатевара сурово приказывали плосколицым идти дальше. А еще раньше с севера прибежал человек с обожженным лицом, весь окровавленный, и закричал: «Гааль! Гааль! Они прошли через наше стойбище в Пекне!»…