Деревянное море - Кэрролл Джонатан - Страница 4

• Предыдущая
• 4/65
• Следующая

Вырыть глубокую яму гораздо труднее, чем может показаться. К тому же от этой работы на ладонях появляются волдыри. Но я нашел местечко чуть в стороне, где можно было копать на какую угодно глубину, не встречая никаких препятствий. Яма получилась глубиной в три фута и достаточно широкой. Ему здесь будет хорошо.

Выбирая лопатой последнюю горсть земли, я обнаружил кое-что интересное. На горке темной почвы виднелось что-то очень светлое,, почти белое. Контраст был слишком ярким, так что любой бы заметил. Я осторожно опустил лопату на землю и потянулся посмотреть – что же это такое. Поначалу мне показалось, что это палочка, обесцветившаяся от времени. Дюймов десять в длину, серебристо-серая, с изогнутым кончиком, как если бы прежде она в этом месте была прикреплена к чему-то более крупному, а потом отломлена. Я поднес эту штуку поближе к глазам, и серебряный цвет обернулся кремово-белым, и оказалось, что никакая это не палочка, а кость.

Ничего удивительного. В лесах должно быть полно костей всякого зверья. Я даже улыбнулся при мысли, что потревожил могилу одного животного, чтобы похоронить другое. Вопиющее попрание справедливости – несчастная белочка, и та в наши дни не может упокоиться с миром. Вызывайте Общество по защите прав животных! Жестокое обращение с прахом лесного зверька!

Паулина интересовалась зоологией. Я подумал, может, ей будет интересно взглянуть на эту косточку, и, направившись к машине за Олд-вертью, сунул ее в карман.

Наклонившись над багажником, я чуть не подпрыгнул от неожиданности. У пса открылся глаз и глядел прямо на меня. Не имеет значения, насколько вы владеете собой или привыкли иметь дело с трупами: очутиться под взглядом мертвеца – вовсе не подарочек. В этих глазах еще достаточно жизни, чтобы вам стало нехорошо и вы бы отвернулись, облизывая губы и надеясь, что в другой раз, когда вы туда посмотрите, они уже будут закрыты.

– Я положу тебя в постель, Вертью. Там славно. Неплохое местечко для конечной остановки.

Я просунул под него ладони и вытащил из багажника. Мне показалось, что он стал еще тяжелее, чем прежде, но я решил, что просто утомился, работая лопатой. Пока я его нес, у меня слегка подрагивали руки. Лучи солнца, проникавшие сквозь листву, прыгали по моим ботинкам. Осторожно спустившись в яму, я осторожно уложил его. Тело лежало, чуть скрючившись, и я его поправил. Глаза были все еще открыты, а кончик языка торчал из уголка рта. Несчастный старикан. Я вылез из ямы и взял лопату, чтобы забросать его землей. Но что-то все еще было не так. И тут меня осенило. Я вернулся к машине и вытащил длинное перо из-под солнечного козырька.

Я засунул перо ему под ошейник. Как египетский фараон, отправляющийся в вечность в окружении своих земных сокровищ, Олд-вертью теперь владел замечательным пером. Время шло, а у меня еще дел было невпроворот. Я быстро засыпал могилу землей, а потом как мог ее утрамбовал, чтобы другое животное, почуяв запах, не разрыло ее.

Вечером за ужином Магда поинтересовалась, где я его похоронил. Я подробно рассказал ей о моем приключении в лесу, и она вдруг удивила меня вопросом:

– Ты хотел бы иметь собаку, Фрэнни?

– Да нет, не особенно.

– Но ты ведь так с ним носился. Знаешь, я бы ничего не имела против. Некоторые из них такие умненькие.

– Но ты же ненавидишь собак, Магда.

– Да. Но я люблю тебя.

Паулина закатила глаза и демонстративно убежала на кухню, прихватив свою тарелку. Убедившись, что она закрыла за собой дверь и нас не слышит, я сказал:

– Я был бы не прочь завести кошку.

– Но она у тебя уже есть, – Магда заморгала и нахмурилась.

– Ну, тогда я не возражал бы против маленькой киски.

Этой ночью, после посещения моей самой любимой на земле киски, я видел во сне перья, кости и Джонни Петанглса.

Следующий день выдался таким погожим, что я решил оставить машину, а на работу проехаться на мотоцикле. Город наслаждался последними летними деньками. Стояло мое любимое время года. Все особенности лета, все, что ему присуще, обостряется до предела, становится глубже, насыщеннее, потому что знаешь – скоро ему конец. Мать Магды любила повторять, что цветы пахнут лучше всего, когда начинают увядать. Конские каштаны уже начали сбрасывать на землю свои колючие желто-зеленые плоды. Они с легким стуком ударялись о тротуары и кузова автомобилей. Ветерок приносил густой запах созревших плодов и пыли. По утрам трава дольше, чем прежде, не просыхала от росы, потому что по утрам было прохладно.

Мотоцикл у меня был большой – «дукати монстр»; один только рев двигателя («Я вас всех в гробу видал!») в 900 «кубиков» чего стоит. Ничего нет на свете приятнее, чем медленно ехать на нем по Крейнс-Вью, штат Нью-Йорк, в такое вот утро. День еще толком не начался, на его витрине еще не повернута табличка «Открыто». На улицах в эту пору только самые несгибаемые. Улыбающаяся женщина подметает парадное крыльцо своего дома красной шваброй. Молодой веймаранер[14], бешено размахивая обрубком хвоста, обнюхивает мусорные контейнеры у кромки тротуара. Старик в белой круглой панаме то ли медленно бежит трусцой, то ли идет во весь дух.

При виде его спортивных усилий я тотчас же подумал о французских рогаликах и чашке кофе с густыми сливками. Надо будет сделать остановку, чтобы отдать должное тому и другому, но прежде мне нужно было заняться одним неотложным делом.

После нескольких левых и правых поворотов я затормозил у дома Скьяво. Надо было поглядеть, нет ли там каких перемен. Автомобилей не оказалось ни на подъездной дорожке, ни возле дома. Я знал, что у них синий «меркьюри», но нигде синих машин не было видно. Я потянул за ручку парадной двери – по-прежнему не заперто. Надо будет этим заняться. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь воришка к ним забрался и стащил «Вид на Неаполитанский залив», намалеванный маслом на бархате. Пошлю к ним сегодня кого-нибудь, пусть навесят на двери замки, и оставлю записку неуловимым Дональду и Джери. По "правде говоря, мне было совершенно плевать на них самих и на их имущество. Я стоял у двери, засунув руки в карманы и полностью отдавая себе отчет в том, что утро сегодня выдалось слишком хорошее и не стоит забивать себе голову всякими таинственными происшествиями, тем более когда речь идет об этих двух придурках. Но работа есть работа, тут уж ничего не поделаешь.

У меня в кармане заверещал мобильник. Звонила Магда, чтобы сообщить, что наша машина не заводится. Она всякую технику на дух не переносила и страшно этим гордилась. Эта женщина принципиально не желала осваивать компьютер, калькулятор и вообще все, что пикало и бикало. Она проверяла остаток на своей чековой книжке при помощи карандаша и бумаги, с большой неохотой пользовалась микроволновкой и считала любой автомобиль своим кровным врагом, если тот не заводился сразу же после поворота ключа зажигания. Забавно, что дочь ее оказалась компьютерным гением и собиралась после школы поступать в какой-нибудь крутой колледж, где готовят программистов. Магду этот ее талант приводил в изумление, она только плечами пожимала.

– Я вчера целый день проездил на этой машине.

– Да знаю я, но она у меня никак не заводится.

– Ты случайно свечи не залила? Помнишь, в тот раз…

Магда повысила голос:

– Фрэнни, хватит уже об этом! Мне вызвать механика или ты сам посмотришь, в чем дело?

– Вызывай механика. Ты уверена, что не…

– Уверена. И вот еще что. В нашем гараже изумительный запах. Ты что, побрызгал там освежителем? Что ты там такое делал?

– Ничего. Значит, машина, которая вчера была в полном порядке, не заводится, а в гараже благоухание?

– Вот именно.

Секунда. Другая…

– Маг, мне ничего не остается, кроме как язык прикусить. Я много чего хотел бы тебе сказать, но воздержусь.

– Вот и прекрасно. Воздержись. Я позвоню в автомастерскую. Увидимся.

• Предыдущая
• 4/65
• Следующая