Дела житейские - Макмиллан Терри - Страница 43

— И я серьезно. Я один раз в жизни летал на самолете и чуть полные штаны не наложил.

— А как же ты летал в Пуэрто-Рико?

— Какое там Пуэрто-Рико! Да это я заливал, хотел тебе понравиться. В армии мне один раз пришлось лететь, но я так нализался, что ни черта не помню.

— Ну и дела, — вздохнула я. — Потеха да и только!

Но когда самолет оторвался от земли, на Фрэнклина было жалко смотреть. Он прижался ко мне и вскоре вырубился. Захотев в туалет, я не могла разбудить его.

— Фрэнклин, проснись!

Он не отозвался, но всей тяжестью навалился на меня. Мне было не выбраться. Когда самолет пошел на посадку, я думала, что лопну. Он так и сидел, привалившись ко мне, а когда наконец продрал глаза, они были краснее его свитера, а несло от него, как из бочки.

— Быстро приводи себя в порядок, — скомандовала я, сунув ему в рот „Тик-так".

— Что, уже?

Не ответив, я понеслась в туалет.

Папа и Маргерит ждали нас у выхода. Папа еще больше постарел. Волосы стали белые как лунь, но на лице ни морщинки. А у Маргерит волосы еще потемнели. Выглядела она превосходно, хотя осталась такой же грузной; может, поэтому я никогда не могла толком понять, намного ли она выше папы. Сантиметров на десять уж точно.

Папа сгреб меня в объятия, потом отстранил, оглядел с ног до головы и поцеловал в щеку.

— Вы только посмотрите на нее! — воскликнул он.

Маргерит тоже чмокнула меня.

— Девонька, пора тебе перестать поститься, а то совсем растаешь, — сказала она.

— Здравствуй, сынок, — повернулся папа к Фрэнклину и протянул ему руку. — Ну и ручища у тебя, сынок. Ну и ну, Марджи. Он, кажись, за два метра вымахал. Да?

— Ну, за метр восемьдесят будет, — рассмеялся Фрэнклин. — Рад познакомиться с вами.

— Зови меня папой или Харви, как тебе нравится. А это Маргерит, но можешь звать ее Марджи.

— Одно я скажу тебе, Зора, — покачала головой Маргерит, — приваживать их ты, видать, умеешь.

— Это я ее привадил, — возразил Фрэнклин, расплывшись до ушей. Он выглядел почти трезвым.

Дом, показалось мне, стал больше. Он был старый и деревянный, но очень ухоженный. Несколько лет назад папа покрасил его белой краской по настоянию Маргерит. Перед домом был длинный и широкий двор; летом нигде в мире не было лужайки лучше и зеленее. Но сейчас все покрыл снег.

В гостиной сидел дядя Джейк собственной персоной. Увидев нас, он вскочил.

— Дядя Джейк! — завопила я. — Что ты тут делаешь?

Это был мой любимый дядя, единственный папин брат. С детства я помнила его с сигарой во рту. Бывало, он сажал меня на диван и часами рассказывал о блюзе.

— Полегче, полегче, милая. Ты настоящая породистая лошадка, прямо слюнки текут. Кожа да кости, будто тебя по треку гоняли. А это кто? Из нью-йоркских великанов? — покатился он со смеху, притоптывая на месте своими кривыми ногами.

— Дядя Джейк, это Фрэнклин.

— Привет, сынок, хочешь сигару?

— Добрый день, сэр. С удовольствием. — Фрэнклин взял сигару, а я пошла побродить по дому.

Я поднялась в мою бывшую комнату: Маргерит ничего здесь не меняла. Стены были такими же бледно-желтыми, а на кровати все так же паслись стада игрушечных животных. В глаза мне сразу бросился слоник, которого Буки выиграл для меня на ярмарке, когда я была совсем девчонкой. Господи, как летит время! На комоде все так же стояли награды, полученные мною на конкурсах молодых дарований. Нигде не было ни пылинки. Спустившись вниз, я столкнулась с папой, который вносил наши вещи. Маргерит возилась на кухне. Фрэнклин с дядей Джейком сидели на диване.

— Ты любишь блюзы, сынок?

— Люблю, сэр.

— Кого именно?

— Мадди Уотерса, Кинга, Боби Бленда… ну и других…

— Рад слышать. А вот послушай. Знаешь, кто это такой?

Дядя Джейк поставил Слима Гриера и откинулся на спинку дивана.

— Что будешь пить, сынок? — спросил папа.

— Ничего, па. То есть папа.

— Можешь звать меня и па, мне все равно. Так ты вообще не пьешь? Брось, сегодня же Рождество.

— Я уже малость перебрал по дороге сюда.

— Что, головка болит?

— Мягко сказано. Чашечка кофе не помешает.

— Марджи! — крикнул папа. — Поставь, милая, кофейник!

— Ну, а слыхал ли ты Лемона Джеферсона или Джона Харта?

— Боюсь, нет.

— Ну, а Сан Хауса или Альберта Кинга?

— Нет, сэр.

— Так, так, приятель, я тебя малость образую, пока ты здесь. Черные должны знать о блюзе все.

Фрэнклин засмеялся. Я включила лампочки на елке. Боже мой, как же хорошо быть дома!

— Зора, — позвала меня Маргерит, и я пошла на кухню. Она, должно быть, все приготовила заранее, потому что множество горшков, кастрюль и сковородок стояло на плите.

— Ну как ты здесь живешь, Маргерит?

— Да ничего. Ты голодна?

— Немного. Что у тебя тут?

— Тушеные овощи, ветчина, хлебцы, макароны с сыром, батат и картофельный салат в холодильнике. Меня беспокоит твой отец. Его доконал артрит. У него постоянные боли, а он делает вид, что ничего такого нет. Тебе надо поговорить с ним, дорогая.

— Что я могу ему сказать?

— Но это же твой отец. Придумай что-нибудь.

— Он был у врача?

— Был, да не у того. Врач дал ему таблетки от боли, а они действуют на него как снотворное.

— Я попробую поговорить с ним. Можно отрезать кусочек ветчины?

— Ради Бога, милая. Ну, как твое пение? Большие успехи?

— Не сказала бы. Я беру уроки, а к апрелю мой учитель поможет мне подготовить пробную запись.

— Что это такое — пробная запись?

— Ну, это записи с моим исполнением известных песен и моих собственных. Я пошлю их продюсерам и, если им понравится, может быть, заключу с ними контракт на грампластинку.

— Ах, вот как! Похоже, что-то сдвинулось с места. Только не слишком обольщайся.

— Ты говоришь, как отец.

— Я его половина, дорогая.

— А где тетя Люсиль?

— Дома. Она застукала Джейка с какой-то шлюхой в мотеле и, конечно, выставила его. А куда ему податься, как не к нам?

— Он все такой же?

— Ты же видишь: он здесь. — Маргерит поставила на поднос кофейник и пошла в гостиную.

Мы слушали, как дядя Джейк говорил о блюзах. Через час сели обедать. К одиннадцати мы с Фрэнклином стали клевать носом и отправились спать. Маргерит пошла нас проводить.

— Твоя комната, Фрэнклин, здесь, внизу. — Она открыла дверь комнаты для гостей, а Фрэнклин обернулся и подмигнул мне.

— Спокойной ночи, бэби, — кивнул он мне и, улыбнувшись, спросил у Маргерит: — Можно поцеловать ее на ночь?

— Это ваше дело. Если бы вы были женаты, я поместила бы вас в одну комнату. Может, когда приедете в следующий раз, так оно и будет. А вы как думаете?

— Мы как раз бьемся над этой проблемой, — ответил Фрэнклин.

Маргерит пожелала нам спокойной ночи и пошла в свою спальню. Фрэнклин поцеловал меня и уже собрался идти в свою комнату, как появился отец. Фрэнклин не заметил его.

— Ты куда это, сынок?

— Спать, папа.

— А почему ты не спишь в Зориной комнате?

— Миссис Марджи не велела мне спать там.

— Она всегда была малость старомодной. Где ты спишь у себя дома, а?

— С Зорой.

— Ну так спи с ней и здесь. Черт побери, нынче восьмидесятые годы, а вы уже не дети. — И папа хлопнул себя по ляжкам. Это его любимый жест. — Ума не приложу, о чем Маргерит думает. Ну, спокойной ночи. Выспитесь как следует.

Фрэнклин пожал плечами и пошел в мою комнату.

— Спокойной ночи, папа.

— Покой сейчас — то, что вам надо, — подмигнул Фрэнклину папа, закрывая дверь в свою комнату.

Фрэнклин хотел заняться любовью, но я отказалась: комната папы и Маргерит была рядом, а я обычно громко кричу. Фрэнклин, впрочем, тоже. Словом, я чувствовала бы себя не слишком свободно и никакого удовольствия не получила бы. Так что я прибегла к другому способу, который располагает Фрэнклина к самым невероятным обещаниям. Правда, он никогда не выполняет их.