Потерянная родина - Лацис Вилис Тенисович - Страница 23
- Предыдущая
- 23/73
- Следующая
Бесшумно, словно призрак, проскользнул он в камбуз и начал быстро действовать. Кофе был не горячий. Ако, не обжигаясь, досыта напился, а остаток вылил в какую-то пустую консервную банку, найденную на полке. Буханка хлеба и жареная рыба, которую он извлек из духовки, могли на пару дней избавить его от голода. Забрав добычу, Ако удалился так же тихо, как и вошел. Выбравшись из коридора, он не пошел обратно на корму парохода, а поднялся на верхнюю палубу, где стояли спасательные шлюпки.
В ту ночь Ако укрылся в одной из этих шлюпок, поверх которой был натянут брезентовый чехол. Ему пришлось отвязать несколько шкертиков со стороны моря, которые потом, лежа в лодке, уже невозможно было завязать. Если кому-нибудь из команды взбрело бы на ум проверить брезент со стороны моря, он тотчас же заметил бы, что шкерты развязаны, и непременно заглянул бы внутрь лодки. Ако не знал, что на другое утро после его спасения штурман осмотрел все спасательные шлюпки, угольные бункера и другие места, где имели обыкновение прятаться тайные пассажиры. Все оказалось в полном порядке, и сегодня на пароходе царила уверенность, что на судне нет ни одного постороннего человека. Если бы Ако знал это, он чувствовал бы себя гораздо увереннее в своем новом убежище.
В спасательной шлюпке была совсем другая жизнь, нежели в вентиляторе. Здесь Ако мог спать на свернутом парусе, даже сидеть и гораздо свободнее двигаться. В ту ночь он хорошо выспался. Назавтра его не мучил солнечный зной.
Два дня и две ночи Ако не покидал своего убежища. Он бережливо ел хлеб и рыбу, а кофе пил лишь тогда, когда сильно мучила жажда. На третью ночь,он снова отправился на промысел. На этот раз его добычу составляли буханка хлеба и кусок засохшего бифштекса. Живя в лодке, Ако обнаружил там бочонок воды, поэтому о питье ему больше не приходилось беспокоиться.
Никто ничего еще не заметил. Никто не тревожил Ако, и у него уже затеплилась надежда, что ему удастся счастливо дождаться конца плавания, спасти свою жизнь и когда-нибудь увидеть берега родины.
Пароход водоизмещением в восемь тысяч тонн со скоростью двенадцать миль в час мчался на север.
Что же такое случилось с солнцем? Неужели оно совсем обессилело? В самый полдень оно не могло согреть мир, а ночью, лютовал такой холод, что у Ако зуб на зуб не попадал. Напрасно он кутался в парусину и свертывался в клубок, чтобы члены его сами согревали друг друга — холод проникал сквозь чехол шлюпки, забирался в логово Ако и острыми когтями вонзался в его тело.
Он не привык к таким ощущениям, не знал,\что такое мороз и зима, и поэтому совсем растерялся и перепугался, когда эти неизбежные спутники севера впервые застигли его врасплох. На Ригонде даже в ливневый период не было такой неприветливой погоды.
Ако мерз. Ему казалось, что матросы могут услышать, как стучат его зубы. Однажды еще на острове он нырнул до самого дна лагуны, вода там была значительно холоднее, чем на поверхности, но все же не такая холодная, как здешний воздух.
Белые люди, видимо, увозили его от солнца, в далекий подземный мир. При своей непомерной хитрости они могли переносить и такой воздух, он им не причинял вреда. Но Ако…
Неподвижно пролежав весь день в лодке, он решил ночью поискать пищи и, когда все звуки умолкли, вылез из своего убежища. Небо было затянуто облаками; не видать ни луны, ни звезд. Что-то мелькало в воздухе, в лицо Ако ударяли какие-то мягкие холодные пылинки. Эти пылинки, похожие на пушинки цветов, кружились, падали и скапливались на палубе толстым белым слоем. Чехол лодки тоже покрылся толстым слоем пылинок. Ако взял в руку маленькую щепотку пылинок, но они моментально слиплись в комок и начали таять. У него стали мерзнуть пальцы. Босыми ногами стоял он на снегу, и ему казалось, будто у палубы есть пальцы, которые щиплют его ступни. Ако дрожал всем телом. И чем дольше он так стоял, тем нестерпимее становилось чувство холода — это было гораздо мучительнее, чем выносить самый палящий полуденный зной.
Как долго он выдержит это? Ако понял: если он сейчас же не попадет в тепло, случится что-то плохое и непоправимое. Где-то на пароходе должно быть теплое место — близ огня, где белые люди спасались от напасти. Теплый воздух струился кверху из машинного отделения, но Ако не решался приблизиться к капу, так как там было слишком светло. В камбузе тоже, должно быть, тепло, но сколько Ако мог бы там прятаться? Какой-нибудь моряк мог войти за кофе, увидать его, и тогда всему конец.
Не в состоянии дольше выносить эту муку, Ако завязал брезент, покрывающий шлюпку, и прокрался к трубе парохода. Вокруг трубы снега не было, так как теплый металл растопил снежинки. Ако приложил руки к трубе, она была приятно теплой — ни холодной, ни горячей. Тогда он влез на плоское основание трубы и некоторое время стоял, прижавшись всем телом к теплой стенке. До чего ж это было приятно! Лучше целую неделю голодать, чем одну ночь мерзнуть.
Ако сообразил, что тепло идет снизу, откуда доно: сились. странные звуки. Может быть, там темно и еще теплее, чем здесь, наверху? Хорошо бы туда пробраться и спрятаться. Если бы на пароходе были такие люди, как Боби Грейн, Ако мог бы зайти к ним в каюту и поспать на койке, но он знал, что эти белые не такие. Белые люди, наверно, бывают двух пород — такие, как Боби Грейн, и такие, как на «Сигалле». Не поздоровится тому, кто повстречается с последними.
Немного обогревшись, Ако отправился на поиски теплого убежища. Снова пришлось ему босыми ногами ступать по снегу, красться вдоль спасательных шлюпок до края палубы и дрожать на ветру. С верхней палубы он увидел внизу узкую темную дверь. Она была открыта, и из этой двери доносился наверх резкий шум. Но больше всего заинтересовал Ако розоватый отблеск пламени. Там внизу, видимо, горел большой костер, накалявший огромную трубу, подле которой Ако грелся.
Поблизости не было видно ни одного человека.
Бесшумным, упругим прыжком островитянин перемахнул на среднюю палубу корабля и через узкую дверь проник в необычного вида полутемное помещение, пол в котором был устлан железными листами. Узенький трап вел вниз к котлам, где полуголые люди возились у топок. В этом помещении все стены были теплые, а воздух такой приятный, что Ако ни за что не хотелось уходить отсюда. Слева от двери он заме* тил темную узкую щель. Он в темноте ощупью продвинулся по ней на несколько шагов. Дальше щель расширялась, и Ако, внимательно присмотревшись, заметил новое основание огромной трубы, которое здесь было не круглым, а четырехугольным. Снизу вверх плыл обжигающий жар, и все тут было покрыто густым слоем черной угольной пыли, но это не могло омрачить радесть юноши. «Здесь я останусь, пока корабль не доплывет до берега», — думал он.
В узкой щели, по которой Ако пробрался сюда, он нашел пару небольших досок. Положив их рядышком, одну возле другой, Ако мог довольно удобно усесться и даже вытянуться во весь рост. Вспомнив, какая сейчас ужасная погода и как приятно здесь, в тепле, Ако ощутил такое блаженство, что позабыл даже про голод.
В ту ночь он не ходил искать пищи.
У кока «Уиндспайтера», уважаемого мистера Харимена, в последнее время было прескверное настроение. Когда матросы и кочегары приходили в камбуз за едой, Харимен сердито разливал похлебку, бросал в плошки мясо и не вступал ни в какие разговоры. Очевидно, его что-то удручало. Угрюмое настроение Харимена сильно отражалось на приготовляемой им пище. Обуреваемый неприятными думами, он забывал посолить суп, а иной раз по рассеянности подсыпал слишком много соли. Тогда в матросском кубрике сейчас же заваривалась кутерьма. Матросы посылали делегацию к штурману и просили удостовериться, можно ли считать съедобным такое пойло.
— Дражайший кок, если ты думаешь, что мы из породы оленей и любим соль пуще своей жизни, то ты ошибаешься. Ешь сам свои помои!
Повар гневно таращил глаза, но ничего не говорил. Его давно мучили тяжкие подозрения, но пока одно дело окончательно не выяснится, он не мог открыто говорить об этом.
- Предыдущая
- 23/73
- Следующая
