В дни Каракаллы - Ладинский Антонин Петрович - Страница 47
- Предыдущая
- 47/102
- Следующая
Цессий Лонг сделал движение подбородком в сторону пленника:
– Спроси, центурион, у него, зачем они нарушили римскую границу.
Последовало несколько вопросов и коротких ответов все на том же непонятном для нас языке.
– Пленник утверждает, что его племя принудили идти против Рима сарматы.
– Значит, он не сармат? И не германец?
– Он принадлежит к племени, что обитает на равнине за большими горами.
– Спроси, с какой целью пришли сюда сарматы.
– Сарматы не в силах сопротивляться другим племенам и считают, что легче найти новые плодородные земли в римских владениях. Они пришли сюда в надежде на легкую добычу. Потому что римляне плохо держат в руках оружие…
– Они узнают, как мы плохо держим в руках оружие! – толстые щеки легата затряслись от негодования. – Спроси еще. Много ли варваров? И пусть отвечает без всякой задержки, или попробует раскаленного железа.
– Пленник говорит, что их много, как звезд на небе.
Вопросы следовали за вопросами. Юноша ответил на вопрос о Риме, что в этом городе дома построены из камня и полны сокровищ.
– А что у него висит на шее? – спросил легат.
Пока центурион тормошил пленника, уже не стоявшего теперь на коленях, а выставившего дерзко одну ногу вперед, ворот его холщовой рубахи расстегнулся и позволил увидеть на груди плоскую статуэтку, грубо сделанную ножом из кости.
– Это бог грома, – пояснил переводчик.
Статуэтка изображала человечка с большой головой, на его лице виднелось некое подобие глаз, рта, носа, усов. Центурион попытался сорвать ремешок, но пленник уцепился за него обеими руками и не хотел отдавать амулет.
– Отдай, собака! – требовал центурион, на этот раз уже по-латыни, чтобы показать свое рвение легату.
Цессий Лонг вдруг махнул рукой:
– Оставь его! Может быть, этот бог действительно повелевает громом. Отведите пленника к кузнецам. Пусть они прикуют его к одной из моих повозок. Этого молодого варвара можно будет отослать в Рим или, в крайнем случае, продать за хорошую цену.
Суеверный легат боялся даже варварских богов. Пленника повели к легионным кузнецам. Они уже разожгли для какой-то надобности походный горн и суетились около него, обнаженные до пояса, несмотря на прохладный день.
Центурион сказал им:
– Легат приказал приковать этого медведя к его повозке на цепь.
– Прикуем! – добродушно ответил начальник легионной кузницы Ферапонт, почесывая мясистую, волосатую грудь.
Между тем под звуки труб центурии одна за другой выступали в поход. Конница ускакала вперед, придерживаясь тех полных тайны рощ, что голубели с левой стороны, – кажется, легат опасался, что и там могли скрываться неуловимые враги. Общее местоположение было таково: слева, на некотором расстоянии – дубовые рощи, справа – труднопроходимые овраги и холмы, впереди – равнина, через которую шла дорога в Аррабону. С часу на час римская конница могла войти в соприкосновение с варварами. В воздухе уже чувствовалось то напряженное состояние, что, по словам старых воинов, создается перед сражением. Казалось, даже кони испытывали тревогу и иногда неизвестно почему ржали.
Но легат Цессий Лонг сохранял на грубом лице полную невозмутимость, хотя и не без досады готовился к битве. Как рассудительный военачальник, он предпочитал обходиться без кровопролития, если можно было достичь поставленной цели другими способами.
Ехавший за легатом на старом коне сутулый Бульбий, представлявший вместе со своим горбом довольно жалкое зрелище с воинской точки зрения, тихо сказал Вергилиану, прикрыв рот рукою:
– Видел? Неплохо выбрал поле для сражения. Наш старый пес знает свое ремесло. Только мы не очень-то разбираемся в литературе.
Эпистолярий тут же рассказал, что Лонг вовсе не хочет, чтобы XIV легион отрезал варварам путь отступления к Дунаю. При таких условиях можно было ожидать с их стороны упорного сопротивления: окруженные и поставленные в безвыходное положение, они тогда сражаются, как львы. Поэтому опытные римские военачальники считают, что выгоднее оставлять для врагов лазейку, куда они устремляются, надеясь найти спасение, и гибнут в тесноте, на небольшом пространстве. Мне запомнились эти жестокие слова Бульбия, и помимо воли они вызвали в моей душе взрыв ненависти к римлянам. Я пообещал сам себе написать «Тактику», основанную на римском опыте, чтобы и другие народы научились классическому способу ведения боя. Это были пылкие юношеские мечты.
Кузнецы с веселыми шутками поволокли пленника к одной из повозок. Только теперь молодой варвар понял, какая готовится ему участь, и стал яростно вырываться из цепких солдатских рук, за что его награждали новыми ударами. Я видел, как он с тоской оглянулся в ту сторону, где носились по полям его свободные братья, точно ждал оттуда выручки. Никакой надежды на это не было. Омерзительно лязгнула железная цепь.
Поблизости паслись кони, захваченные у сарматов. Вдруг лохматая лошадка, на которой, очевидно, ездил пленный юноша, отделилась от подруг и с радостным ржанием, грациозно выгибая шею, помчалась к своему молодому хозяину. Не обращая никакого внимания на крики погонщиков, она подскакала к сармату, положила ему голову на плечо, и он стал гладить ее розоватую морду. По щеке у пленника скатилась крупная слеза. Даже грубые люди были растроганы и очень удивлялись такому случаю. Но тяжкий молот уже ударял по железному кольцу.
В это время послышались крики:
– Смотрите! Аррабона в огне! Аррабона в огне!
Мы обернулись и увидели, что на севере над горизонтом медленно поднимается черный столб дыма. Среди воинов произошло замешательство. Дым напомнил о войне, о том, что, может быть, сегодня людей ожидает смерть в сражении или мучительные раны. Кузнецы стояли с опущенными молотами и, опираясь на них мускулистыми руками, тоже смотрели на дым. В нем было что-то зловещее. Некоторые стали шептать заклятья, хватались за амулеты, приобретенные за пять денариев у бродячего астролога.
Окруженный трибунами, Цессий Лонг поднялся на коне на холм, откуда было лучше видно все то, что происходило на равнине. Легат трепал рукой огромного белого жеребца. Конь плясал от нетерпения, хотя тяжесть легатского тела весьма чувствительно давила ему на хребет. Цессий Лонг спокойно смотрел на горящую Аррабону – он видел на своем веку немало горящих городов. За его спиной было сорок лет военной службы. Он добился всего, о чем может только мечтать расторопный центурион. Смерть? Она не страшила его, легат неоднократно видел ее на полях сражений. Но у Лонга просыпалась досада, когда он вспоминал, что невозможно унести с собой в иную жизнь все эти серебряные сосуды и другое богатство, накопленное такими трудами. Верил ли он в бытие за гробом? Едва ли. Хотя и считал себя поклонником Митры.
Вот каким образом мы неожиданно очутились в самом пекле военных действий.
Солнце уже стояло высоко. Легион, оставив позади под достаточной охраной повозки и вьючных животных, постепенно спустился на широкую равнину. Цессий Лонг мог теперь вздохнуть с облегчением. Бульбий объяснил нам, что легат ждал внезапного нападения в пересеченной местности. На равнине возможно было развернуть легион в боевой порядок. Лазутчики выяснили, что силы варваров, переправившихся через Дунай, не превышают чрезмерно числа римских воинов, и легат уже не опасался неожиданностей.
К моему удивлению, Вергилиан легко отказался от намерения пробраться в Саварию, где мы были бы в полной безопасности, но, может быть, для того, чтобы скрыть свой страх, с деланным смехом сказал:
– Вот мы неожиданно стали с тобой сынами Марса!
По молодости лет мне мало улыбалось бежать на юг, как сделали бы на нашем месте всякие благоразумные торговцы, и я был вполне счастлив, что живу полноценной жизнью. Когда наступил черед трогаться в путь и обозным повозкам, я возблагодарил небеса, что буду находиться поблизости от поля сражения.
Местность, лежавшая вокруг, казалась пустынной. Поселяне покинули жилища и угнали в укромные места скот и волов. Продвигаясь вперед, мы встречали иногда на своем пути следы пребывания варваров. На дворе скромного сельского святилища лежала обезглавленная статуя Помоны, прижимавшая к мраморному чреву рог изобилия. Голова поверженной покровительницы садов валялась в траве, как никому ненужная вещь. Я бережно поднял ее и положил на ограду. На устах богини застыла улыбка. Вергилиан одобрительно смотрел на меня.
- Предыдущая
- 47/102
- Следующая
