В дни Каракаллы - Ладинский Антонин Петрович - Страница 50
- Предыдущая
- 50/102
- Следующая
Изрубленный в сражении римлянин шептал, когда врач Александр склонился над ним:
– Предайте меня смерти!
Александр окинул несчастного внимательным взором и понял, что ранение смертельно: ужасный удар меча раздробил ключицу, и рана была настолько глубока, что виднелось легкое, все в розовых пузырях. Умирающий был стрелком из онагра и не носил панциря.
Рядом с врачом стоял служитель, держа в руках большую серебряную чашу на высокой ножке, украшенную камеями с изображением императриц.
– Подай чашу! – обратился Александр к рабу.
Тот с осторожностью передал страшный сосуд. Александр зачерпнул ложкой немного вина.
– Выпей, друг!
Раздвинув ножом зубы умирающему, Александр влил ему в рот глоток последнего пития. Раненый вздохнул, тело его сделало несколько судорожных движений и застыло, а мертвые глаза устремили неподвижный взгляд к небесам, где его ждал, раскрывая отеческие объятия, солдатский бог Геркулес. Сломанный онагр, который возили мулы старого воина, стоял рядом, покосившись на одно колесо, и на земле были рассыпаны свинцовые метательные шарики…
– Смерть, достойная мужа!
Александр привычным, еле уловимым движением легких пальцев закрыл умершему глаза.
Тут же ударами меча добили двух раненых варваров. Их уже нельзя было использовать для работы. Но тех, кто еще мог идти или раны которых оставляли надежду на заживление, пинками солдатских башмаков заставили подняться, связали и погнали, как скот, в Саварию.
К вечеру снова пошел дождь. Но еще до наступления темноты Аций первым ворвался в оставленную врагами Аррабону. Несколько позже подошли когорты XIV легиона. От этих воинов мы узнали с полным удовлетворением, что Карнунт не пострадал от военных действий.
В полночь Аррабону заняли и пешие когорты Лонга. Мы с Вергилианом тоже принуждены были двигаться вместе с легионом и видели, что в городе еще дымились пожарища и пахло гарью. Невзирая на поздний час, жители бродили по улицам, бегали бездомные псы, разрывавшие на форуме павших лошадей с вспухшими брюхами. В амфитеатре, где бродячие мимы еще недавно ставили пантомиму «Обманутый муж», лежали кучи конского навоза. Все статуи были обезглавлены. Но освободители не услышали ни гимнов, ни рукоплесканий, и в ту же ночь, неизвестно из каких соображений и по чьему повелению, XV легион был спешно направлен в Карнунт.
Воины снова пустились в путь, проклиная погоду, ночной мрак, свою солдатскую судьбу, жестокость легата и неразбериху приказов, а больше всего поклажу: телеги, предназначенные для перевозки оружия и заплечных мешков, были предоставлены для раненых. Но солдатам в голову не приходило, что возможно выйти из рядов, переждать непогоду в покинутой хозяином придорожной харчевне, обсушиться и погреться у огня. Центурионы, злые как волки, набрасывались с проклятиями на отстающих, ругали за каждую мелочь, грозили лозой, и их окрики мешались с именами всех обитавших на небесах богов, от Юпитера и Митры до Геркулеса и германского бога Тора.
Дисциплина есть основание римской военной службы. Даже в мирное время воины не знают поблажек. Чтобы бездействие не разлагало духа, легионеров в свободное от занятий время заставляют строить дороги, акведуки и общественные здания. Это они покрыли замечательными постройками Африку и многие другие провинции, украсили города храмами и термами, куда весело побежала вода горных источников.
Легионное хозяйство тоже находится на большой высоте. При легионах существуют ремесленники всякого рода – кузнецы, плотники и гончары. Последние изготовляют амфоры, кирпич и черепицу, и, как во всяком торговом предприятии, на этих изделиях ставится клеймо с цифрой и условным значком легиона.
Мы двигались среди кромешной тьмы. Вокруг стояла ночь. Дождь лил не переставая. Воины с горбами мешков под плащами, в мокрых куколях шли рядами в темноту, даже не спрашивая себя, куда идут, привыкнув к тому, что кто-то думает за них и заботится о пропитании и ночлеге, не упуская, само собою разумеется, удобного случая уворовать что-нибудь. Тут же мулы везли онагры и повозки, погонщики гнали длинными жезлами стада мокрых, как губки, баранов. Животные, прижимаясь друг к другу, бежали навстречу своей незавидной судьбе. В этой суматохе мы ехали с Вергилианом в повозке, укрывшись от дождя под полотняным верхом.
Корнелин мрачно покачивался на коне впереди первой когорты. Промокнув до последней нитки, он сказал нам, что думает лишь о том часе, когда можно будет выпить чашу разбавленного горячей водой вина. Но до Карнунта было еще далеко.
Род свой Тиберий Агенобарб Корнелин вел от Агенобарбов – старой всаднической фамилии, некогда насчитывавшей в своих рядах магистратов; один из них был прокуратором Иудеи, другой – эдилом в Риме. Но в дни Клавдия на предков трибуна обрушился гнев цезаря, многие из них были сосланы и разорены. С тех пор Агенобарбы существовали в тени, добывая себе хлеб насущный на должностях смотрителей судебных базилик или таможенных надсмотрщиков, и скоро бедность заставила их позабыть о прошлом величии.
Отец Корнелина состоял на службе у богатого торговца в Остии. Весьма искусный в цифири, он управлял предприятиями патрона и жил вместе с женой Флавией на улице Аноны. Единственной его страстью было собирание книг, которые по бедности он сам переписывал и поэтому составил библиотеку, какая была не у всех богатых людей. Корнелин еще в детстве прочел сочинения Тита Ливия и Тацита.
Ребенком маленький Корнелин бегал на пристани к старику Мукрону, ветерану в отставке, сторожившему торговый склад корабельных принадлежностей. Старик служил некогда в легионе, был освобожден от службы, когда потерял два пальца на правой руке, что мешало ему сжимать меч, и за кувшином вина любил рассказывать окружающим и даже маленькому Корнелину о том, как он сражался, получил воинское отличие в виде дубового венка за спасение товарища во время войны с маркоманами, под водительством блаженной памяти августа Марка Аврелия, поражавшего врагов не только оружием, но и магией – низводя с небес заклинаниями молнии и ужасая варваров кровавым солнцем.
Воспламененный его рассказами, черноглазый мальчуган сжимал кулачонки.
– Я тоже буду служить в легионе.
Но Мукрон хорошо помнил жестокие лишения солдатской службы.
– Зачем тебе служить в легионе, мой милый малыш? Тебя в лагере блохи заедят…
Отцовские книги повествовали о победоносных походах Сципионов и великого Траяна. Отец, человек весьма мирного нрава и, не в пример другим, даже не любитель посещать цирк, где звери разрывали на части преступников, однако с удовольствием читал вслух самые кровавые места из сочинений древних авторов, описывавших римские победы. Мальчик мастерил деревянные мечи и устраивал со сверстниками игру в парфянскую войну, в которой был неизменно предводителем.
Не эти игры и даже не чтение Цезаря сделали Корнелина воином. Италийцы уже не служили в войске. А случилось это так. Когда сын подрос, Агенобарб упросил хозяина взять его к себе на работу. Корнелину пришлось совершить далекое путешествие в Понт Эвксинский на торговом корабле, и он даже побывал в Босфоре Киммерийском, где увидел обильно падающий снег и людей в варварских шкурах. Но однажды в Полемонии Понтийском, куда приплыл корабль патрона, во время драки в портовой таверне юноша так сильно ударил императорского вольноотпущенника, что человек умер на месте. Стремясь замести следы, потому что смертоубийство грозило ему большими неприятностями и, может быть, даже работой на руднике, Корнелин не вернулся на корабль, а бежал в Саталу и там поступил солдатом в XV легион, стоявший на границе с Арменией. Однако он до такой степени поразил Помпония, тогдашнего легата, своей любовью к военным авторам, что старик добился того, чтобы его сделали трибуном. В этом звании Корнелин принимал участие в гражданской войне – сначала против Септимия Севера, а потом Песцения Нигера, так как легион колебался, кого поддерживать в борьбе за пурпур. Затем молодой трибун проделал с легионом поход в западные провинции, сражался под Лугдунумом, воевал с каледонцами в Британии и должен был возвратиться на Восток, если бы не помешавшие этому события на Дунае. Но теперь он уже чувствовал себя не пылким юношей, способным затеять драку в таверне ради смазливой девчонки, а мужем, обогащенным житейским опытом. Немало воды утекло с тех пор под тибрскими мостами, умерли родители Корнелина, погиб в каледонских топях доблестный Помпоний, и его место заступил Цессий Лонг, спасший императору жизнь под Лугдунумом.
- Предыдущая
- 50/102
- Следующая
