Песня любви для Ворона - Лоуэлл Элизабет - Страница 30

Но Дженна отказалась.

— Нет, спасибо. Я лучше пройдусь пешком. Говорят, что свежий морской воздух способствует крепкому сну.

Рейвен стиснул зубы, пальцы так крепко сжались в кулаки, что ногти впились в кожу. Однако он не чувствовал боли. Как ему хотелось броситься следом за Дженной, схватить ее на руки, обнять, успокоить! Однако она и так слишком многим поделилась с ним. Время расставания пришло, ее следует отпустить.

Дженна, обернувшись, бросила на Рейвена долгий прощальный взгляд и быстро зашагала к дому.

Рейвен пристально следил за постепенно удаляющейся хрупкой фигуркой, а потом вдруг закрыл глаза. Сердце щемило — уходила навсегда единственная женщина, подарившая короткий миг неземного счастья. Не только уходила, но и уносила с собой частицу его души…

— Карлсон! — Знакомый женский голос, внезапно вторгшийся в мысли, заставил его вздрогнуть. Энджел вопросительно смотрела на Рейвена.

— Разве ты не хочешь догнать ее? — Майлз, как и его жена, не могли понять, почему Рейвен бездействует.

— Нет. Я вообще не должен был прикасаться к ней. — Казалось, он пытается в чем-то убедить себя. Темные глаза походили на глубокий омут. — Но, увидев прекрасную девушку, я не мог остановиться. Я предчувствовал, что она будет моей с первого же мгновения нашей необычной встречи.

— И она действительно принадлежит тебе, — подтвердил Майлз. — Дженна любит тебя. Любовь сквозит в каждом ее…

Рейвен резко оборвал его.

— Это лишь благодарность, а не любовь. Ты путаешь совершенно разные вещи.

— Но откуда у тебя такая уверенность? — раздался удивленный голос Энджел, солидарной со своим мужем.

Неожиданный смех Рейвена выглядел столь же жутко, как черная бездна его глаз.

— Энджел, моя милая Энджел. Все очень просто. Разве я похож на мужчину, которого может полюбить такая женщина, как Дженна? И кто, как не ты, знаешь это!

Энджел побледнела.

— Карлсон. — Она нежно обняла его за шею. — Дорогой Карлсон, прости меня за обидные слова, сказанные сгоряча. Обезумев от горя, я сама не ведала, что тогда говорила. Тебе не за что упрекать себя. Ты великолепен, ты всегда на высоте. А вот мне действительно очень, очень стыдно.

— Не надо вспоминать прошлое. Те дни стали тяжелым испытанием и для тебя, и для меня. — Рейвен убрал с ее лица растрепавшиеся пряди белокурых волос. Они показались ему чужими. Ведь он уже привык ласкать мягкие, вьющиеся пряди с медным отливом! — Но знаешь, даже если бы представилась возможность, я бы не изменил прошлому. Я — не твоя вторая половина и никогда бы тебе не подошел. Бог создал для тебя Майлза.

— А для тебя — Дженну, — продолжила его рассуждения Энджел. — Вы идеально подходите друг другу.

— Возможно. Однако благодарность — не любовь.

— Поверь мне, я кое-что понимаю в любви, — тихо вступил в разговор Майлз. — Я уверен, дороже тебя для Дженны никого нет.

Рейвен с недоверием посмотрел на друга.

— Послушай, если женщина не испытывает глубокого чувства, она не станет неотрывно смотреть на мужчину, в ее голосе не будет особой теплоты и нежности всякий раз, когда она произносит его имя, а улыбка, обращенная к нему, не будет казаться счастливой и искренней.

Рейвену безумно хотелось верить доказательствам, которыми его буквально засыпал Майлз, но он по-прежнему сомневался в искренности Дженны. Главное — освободить ее от обузы, которую представлял он сам.

Не дослушав Майлза и не простившись с Энджел, Рейвен резко повернулся и побежал прочь. Однако остановился, услышав голос друга:

— Когда Дженна глядит на тебя, она похожа на Энджел, которая смотрит на меня, а твой взгляд напоминает тот, каким я буквально пожираю свою жену. Дженна любит тебя. Это не благодарность, а любовь.

В небе над головой кружились чайки, наполняя воздух жалобными криками. Их голоса эхом отдавались в сознании Рейвена. Джен-на, Джен-на, слышалось в клекоте белых птиц.

Волны подхватывали заветное имя, рокочущим басом повторяя вслед за чайками.

И вот уже пролетавший ветер, подслушав странный разговор моря и птиц, тихо нашептывал Рейвену: Дженна, Дженна…

Повсюду, куда бы Рейвен ни устремлял взор, он видел возлюбленную. Чувствовал вкус ее губ, ощущал тепло ее тела, проникающее в кровь и разливающееся по жилам. Он и не подозревал, что Дженна стала частью его души, его сердца. И Рейвен мысленно кричал, звал единственную женщину, которая стала ему дороже всего на свете, но, увы, ушла навсегда…

Прибыв на пристань, Рейвен бросился к яхте. Быстро собрать вещи и бежать, бежать куда глаза глядят из опустевшего райского сада, лихорадочно билось в мозгу, чтобы ничто не напоминало о счастливых мгновениях. Торопясь, Рейвен, не складывая, бросал в объемную дорожную сумку джинсы, рубашки, свитера. Стенной шкаф опустел, полки тоже, остался последний ящик стола. Открыв его, Рейвен замер. Перед ним лежал альбом, в котором Дженна делала наброски.

Бережно, словно драгоценную реликвию, Рейвен достал альбом. Он ни разу не видел эскизов. Художница не показывала их, считая, что рисунки слишком ординарны и не идут ни в какое сравнение с великолепными витражами Энджел.

Эскизы чем-то походили на самого автора — такие же прямые, четкие, окрашенные юмором, в линиях и тенях скрывалась чувственность.

Сердце Рейвена снова сжалось от сладких воспоминаний. Он слышал заразительный смех, разглядывая карикатуры с забавным названием, придуманным Дженной: «У Всевышнего тоже есть стиральная машина». На веревке развешаны джинсы и рубашки. Крупный частый дождь смывает с них соль и песок.

Страницу за страницей Рейвен внимательно рассматривал рисунки. И вот остался последний лист. Со странным чувством он взглянул на последний набросок. Казалось, он ничем не отличался от остальных. Но, внимательно изучив его, Рейвен среди хаоса черточек, изгибов и теней выделил бушующий океан, на фоне которого проглядывалось лицо. А возвышающаяся над грозной стихией скала, окутанная туманом, неожиданно превратилась в сидящего мужчину, задумчиво глядящего вдаль. Могучее тело, черные волосы, волевой пронзительный взгляд… Сомнений не оставалось: это сам Рейвен. Его глаза, губы, профиль повторялись в очертаниях леса, скал, океана. Он — улыбающийся и серьезный, спящий и пылающий страстью, спокойный и опьяненный экстазом, нежный и разъяренный. Рейвен, везде Рейвен. Словно он стал неотъемлемой частью всего, что окружало Дженну.

Рейвен долго, очень долго смотрел и на рисунок, и на фотографию, а потом вдруг уткнулся лицом в руки и глухо завыл, зная, что наконец-то услышал песню любви для него, Рейвена, Ворона.

Туман сгущался, и сквозь его плотную пелену садящееся в море солнце озаряло берег таинственным светом. Завидев домик, в котором она жила, Дженна вдруг остановилась, обернувшись назад. Одинокая змейка ее следов, кое-где уже смытая волнами, извивалась вдоль границы пляжа и воды. Девушка долго вглядывалась в черный пунктир, который обозначил печальный путь из райского сада.

— Если бы умел, я бы обязательно нарисовал небо, горы, море и лес, чтобы они повторили твой облик, как я его себе представляю…

Знакомый голос показался Дженне очередной иллюзией, выдающей желаемое за действительное. Но сомнения улетучились, едва она увидела Рейвена, стоявшего в двух шагах. Он словно материализовался из густой мглы опускавшейся на землю ночи и ее собственных мечтаний.

— Если бы я мог, — продолжал Рейвен, подходя к Дженне вплотную, — я бы стал ветром, шепчущим твое имя, превратился бы в лес, окутанный туманом, цвет которого впитали твои прекрасные глаза. Но я не художник и не Бог. Я теперь одинокий странник, покинувший райский сад. Я не хочу расставаться с той, которая однажды привела меня в Эдем и в чью ответную любовь я боялся поверить.

Руки Рейвена задрожали, когда он прикоснулся к любимому лицу и вновь ощутил тепло и нежность кожи.

— Я не умею слагать песни о любви. И не знаю ни одной мелодии, которая поведала бы о моих чувствах. Но, поверь, ты стала неотъемлемой частью моей души, и, если отнять эту часть, я не смогу дальше жить.