Аврора - Бенцони Жюльетта - Страница 45

• Предыдущая
• 45/71
• Следующая

Фридрих Август не дождался утра и вернулся с охоты глубокой ночью.

Назавтра, явившись в назначенный час, как раз к пробуждению вдовствующей государыни, Аврора не успела выйти из кареты, когда некто, подав руку, помог ей спуститься со ступеньки и попросил проследовать к Фридриху Августу по не терпящему отлагательств делу. Она, естественно, не согласилась на том основании, что долг требует ее присутствия при утреннем выходе Анны Софии.

— Ваше опоздание не будет расценено как большой проступок, — произнес придворный с неприятной небрежностью.

— Кто вы такой, чтобы мне диктовать?

— Всего лишь голос моего государя. Разрешите представиться: Хаксхаузен, имею честь служить интендантом Его высочества.

Аврора не пожелала умерить своего недовольства. Эта властность пришлась ей не по душе, и, переступив порог кабинета — огромного и великолепного, как и следовало ожидать, с окнами на город и на излучину реки, — она решила это продемонстрировать: застыла в глубоком реверансе, не желая выпрямляться.

— Слушаю повеления Вашего высочества!

Фридрих Август подскочил к ней, наклонился, схватил за руку.

— Встаньте, графиня, умоляю!

— Поскольку Ваше высочество использует по отношению ко мне силу, мне остается лишь покориться, — сухо ответила девушка.

— Я не отдавал повелений, а хотел только просить вас пожаловать ко мне. Мне столько надо вам сказать!..

Не выпуская ее руки, он усадил ее в кресло перед своим рабочим столом, где стояла хрустальная ваза с букетом роз, покрытых утренней росой.

— Сколько, Ваше высочество?..

— Вы даже не представляете! Я надеялся, что, вернувшись из Морицбурга, застану вас в покоях, которые я для вас подобрал, распорядившись позаботиться, чтобы там вам было как можно удобнее...

— Уверена, что покои хороши, и признательна за это Вашему высочеству, но предпочитаю жить рядом с сестрой и зятем по причинам, которые уже объяснила государыне, вашей матушке.

— Вы отказываетесь служить самым прекрасным украшением этого дворца? Думаете дождаться, пока будет достроен другой, мое детище?

— В полученном мной письме обо всем этом не было речи, и я думала, что Ваше высочество...

Курфюрст сердито сдвинул густые брови.

— Забудьте «высочество» и третье лицо. То и другое утяжеляет разговор, к тому же, повторяю, мне надо многое вам сказать.

— Извольте. Я думала, что мой зять Левенгаупт довел до вашего сведения мою боль и мольбу и что вы, приглашая меня, намереваетесь оказать мне помощь, в которой я так нуждаюсь и которую по-прежнему прошу мне предоставить. Ганноверцы избавились от Филиппа Кенигсмарка так ловко, что я не знаю, где искать его след. Говорят, его больше нет в живых, только никто не смеет уточнить, где и как он лишился жизни. Если это так, то он имеет право покоиться среди родных, в церкви Агатенбурга.

Сидя со сложенным руками за своим рабочим столом, Фридрих Август не отрывал от Авроры взгляд и грыз ноготь. Встреча складывалась совсем не так, как ему хотелось. Он хмуро промолвил:

— Я уже отправил туда генерала Баннера с требованием вернуть одного из моих лучших солдат. Ответ курфюрста Эрнста Августа был бестактным...

— И вы этим удовлетворились, хотя Саксония неизмеримо могущественнее маленького Ганновера? Воистину, вы меня разочаровываете!

Тон смелой девушки был еще обиднее, чем ее слова, что вызвало злой блеск глаз под сурово сведенными бровями ее собеседника. Вскочив из-за стола, он стал медленно прохаживаться по кабинету — возможно, для того, чтобы не поддаться ее очарованию.

— Маленький Ганновер, говорите? Да будет вам известно, графиня, в Англии дети королевы Анны мрут один за другим, и одна из самых лакомых во всей Европе корон вот-вот окажется на макушке у курфюрста этого маленького княжества!

— А вдруг все-таки не окажется? Лично я знаю одно: эти люди посмели избавиться от моего брата, как от неодушевленного предмета, после чего выпотрошили и разграбили его дом, распродали имущество, убили его секретаря Михаэля Гильдебрандта, чье безжизненное тело мне предъявил пастор Крамер! Более того, они похитили ценности, которые Филипп успел отправить гамбургскому банкиру Ластропу. Я располагаю доказательством: мерзкая графиня Платен бесстыже украшает свое увядшее тело рубином «Наксос» — даром нашему дяде Отто-Вильгельму фон Кенигсмарку от венецианского дожа Франческо Морозини.

— Дож Морозини погиб зимой в Нафплионе, — машинально уточнил Фридрих Август, чем вызвал у Авроры приступ гнева.

— Вы хотите этим сказать, что теперь он не может дать показаний? Если так, то Ваше высочество наносит мне оскорбление, после которого я не могу пробыть здесь ни одной лишней минуты.

И, не позаботившись о том, чтобы проститься, она бросилась к двери, но курфюрст поймал ее и схватил за обе руки, лишив способности двигаться.

— Умоляю, успокойтесь! Это я так, для вашего сведения! Я отлично знаю, что и без Морозини ваши слова подтвердят многие венецианские воины! Видит бог, у меня в мыслях не было подвергать сомнению ваши слова! Просто я размышляю о странных фактах, которые вы приводите. Откуда вы знаете, что этот великолепный камень попал к графине Платен?

— Потому что я сама его видела! Видела собственными глазами, проникнув в Лайне-Шлосс и спрятавшись среди слуг во время пира в честь герцога Гессен-Кассельского. А теперь отпустите меня, вы делаете мне больно!

Возможно, он ее слышал, но понял ее мольбу по-своему. Она была так близко, что он не устоял перед очарованием ее глаз — двух лазоревых омутов, в которых сверкали молнии ярости, пленился необыкновенным оттенком ее лица, розовым цветом губ, головокружительным запахом ее духов. Он перестал держать ее за руки, но только для того, чтобы заключить ее в объятия, такие крепкие, что она вскрикнула. Как ни старалась Аврора оттолкнуть курфюрста, он заглушил ее протесты жадным и требовательным поцелуем, грубым, но полным сладости. Она пыталась вырваться, упираясь ему в грудь обеими руками, но это было равносильно попыткам оттолкнуть несокрушимую стену. Аврора была бессильна против этого великана, впившегося в ее рот и перекрывшего ей дыхание. Он уже оторвал ее от пола и прижал к двери, до которой она не успела добраться сама. В следующую секунду до нее дошло, что сейчас он возьмет ее силой вот так, стоя: он уже задирал ей юбки и, касаясь ее кожи, урчал от наслаждения и пытался добраться до самого укромного уголка ее естества. В отчаянии она впилась ногтями в лицо этого хищника, вознамерившегося ее растерзать.

— За кого вы меня принимаете? — вскрикнула Аврора.

Боль заставила его ослабить хватку, и она, воспользовавшись этим, оттолкнула хищника. Он потерял равновесие и чуть не упал. Не дожидаясь, когда он опомнится, девушка шмыгнула за дверь и бегом устремилась к лестнице, пытаясь унять бешеное сердцебиение.

Выскочив во двор, она с облегчением увидела там свою карету. Готтлиб стоял неподалеку, беседуя с двумя конюхами.

— Домой! — крикнула она ему, запрыгивая в карету. Поняв, что сейчас медлить не стоит, Готтлиб уселся на козлы и хлестнул коней. Пять минут скачки—и вот уже Аврора в своей комнате перед испуганной Ульрикой. Обогнув ее, она рухнула на кровать и разрыдалась.

Старая кормилица с полминуты наблюдала за ней, потом уселась рядом, не прикасаясь к девушке, и смиренно сложила руки на коленях. Она сидела так долго, ничего не говоря, пока у Авроры не иссякли силы. Только когда всхлипы стихли, кормилица погладила ее по растрепанной голове.

— Это из-за принца? — спросила она шепотом. Ответ последовал далеко не сразу.

— Откуда ты знаешь?

— Тут любая догадалась бы. Такая уж у него репутация: он не может пропустить ни одной девушки, не возжелав ее. Вот и до вас добрался!

Аврора оторвала от подушки распухшее от слез лицо, и Ульрика увидела в ее глазах негодование.

— Что за грубиян! Просто сатир какой-то! Я умоляю его найти Филиппа, а ему нужно только одно: мое тело! Будто я публичная девка! Собирай мои вещи!

• Предыдущая
• 45/71
• Следующая