Аврора - Бенцони Жюльетта - Страница 52

• Предыдущая
• 52/71
• Следующая

При виде пары она присела в реверансе, глубина которого определялась артрозом ее старческих коленей, но сумела сделать так, чтобы не осталось сомнения: этот знак почтения адресован одному курфюрсту. Авроре пришлось довольствоваться ее легким кивком, сопровождаемым негодующим взглядом. Впрочем, разбираться с этим молодой женщине было недосуг. Фридрих Август повел ее по дому, открывая его для себя вместе со своей любимой. Он был счастлив, как дитя, и, расставаясь со своей фавориткой, пообещал отужинать вместе с ней.

Оставшись одна в комнате со стенами, обитыми лазорево-золотистой тканью, с любовно расставленными безделушками, так необходимыми для женского туалета, — хрустальными флаконами, эмалированными и золотыми шкатулками, позолоченными и посеребренными расческами и щетками для волос, — она, окинув все это быстрым взглядом, села в маленькое парчовое креслице и первым делом позвала Ульрику. Та явилась без спешки и вытянулась перед госпожой с тем же упрямым выражением лица.

— Что тебя заботит? — начала Аврора. — Разве ты не должна быть счастлива? Из отставной кормилицы ты сделалась главной во всем нашем доме и...

— Место, где царит порок, не может быть моим домом! — отрезала Ульрика.

Среди добродетелей Авроры терпению не было места. Этот монумент оскорбленной нравственности подействовал на нее, как фальшивая нота, портящая безупречную симфонию ее блаженства. Ей было трудно сдержать гнев.

— Место, где царит порок?! Почему же ты не сказала этого государю, почему не ответила ему отказом? Могла бы сначала спросить мое мнение. Это было бы уместно, ведь это мой дом!

— Славный подарочек! Жаль только, что вы заплатили за него своей честью. Ваши предки сейчас, наверное, переворачиваются в своих гробах, в первую очередь ваша благородная матушка! Да и граф Филипп...

Побелевшая от негодования Аврора резко встала из кресла.

— Я запрещаю тебе говорить об этом! Государь — единственный, кто согласился мне помочь. Он шлет в Ганновер новое посольство!

— Это можно было сделать, не ныряя к вам в постель. Каково это, быть потаскухой?

На эти слова Аврора ответила кормилице звонкой пощечиной. На пергаментной старческой щеке отпечаталась ее пятерня. Ульрика отшатнулась, поднесла к щеке ладонь.

— Вы меня ударили... — выдавила она.

— И это еще не все. Ты отдашь мне ключи и вернешься к моей сестре. Не желаю больше тебя здесь видеть!

— И уйду! — Старуха трясущейся рукой нашарила на поясе кольцо с ключами, сняла его и швырнула к ногам Авроры. — Вот ваши ключи! Можете преподнести их этой неверной, выкопанной неизвестно откуда. Рабыня, наверное? Купленная за большие деньги, потому что отличается талантом сводни? Такая вам и нужна, вы же сами продались курфюрсту. Можете барахтаться в грязи с ней на пару, только помните о гневе Господнем!

— Лучше сама его поберегись! Я верила в твою привязанность, а ты оказалась просто старой клячей с каменным сердцем, ограниченной и несговорчивой! Тебе бы поступить в услужение к какому-нибудь пастору, желательно старому холостяку... — Это она сказала, вспомнив вдруг старую служанку Крамера. — Вот славно было бы вам чахнуть на пару! Только я не уверена, что этот запах тления пришелся бы по нраву Всевышнему.

Ослепнув от ярости, она не заметила, что Ульрики уже нет рядом с ней и что последнее мстительное оскорбление не достигло своей цели. Очень быстро ее негодование сменилось печалью. Пуританское осуждение кормилицы было, несомненно, прелюдией к травле, которой подвергнут новую фаворитку царедворцы, не приглашенные на увеселения в Морицбург. К ним, без сомнения, присоединится и простонародье, обычно не жалующее государевых любимиц. Ей уже казалось, что радостные краски ее счастья тускнеют, покрываясь серой пеленой всеобщего презрения.

На ее счастье, через несколько минут после бегства Ульрики ее навестила Амалия. По пути старшая сестра столкнулась с бедной кормилицей, поэтому для нее не стали неожиданностью слезы на глазах у младшей сестры. Не нуждаясь в объяснениях, она не стала тратить время зря и сразу обняла Аврору.

— Ты же не позволишь этой сумасшедшей посеять в твоей душе сомнение?

— Знала бы ты, что она мне наговорила!

— Я знаю. Я видела ее лицо. — Амалия хихикнула. — Я велела ей возвращаться домой, хотя оставлять ее там не намерена.

— Но ты ее не прогонишь? В ее возрасте, при ее..

— Не тревожься, добрая душа, я просто отправлю ее обратно в Гамбург. У нее будет возможность взяться за ум, а ты будешь спасена от ее глупостей.

— Не такие уж это глупости... Она права в том, что я так дешево продала свою репутацию, а вместе с ней честь.

— Средние века уже миновали! Скажи мне одно; ты счастлива?

— Еще как!.. До тех пор, пока...

— Забудь Ульрику. Ты любишь и любима?

— Думаю, да... О да, я люблю его! Знаешь, он даже сказал, что женится на мне!

— Ты достаточно родовита для того, чтобы стать его женой, но это нежелательно. Жен всегда заталкивают в дальний угол дворца. То ли дело любимые! Тем более что ты, несомненно, будешь играть роль — возможно, немалую — в политике Саксонии.

— Боже! Ты не слишком забегаешь вперед?

— Ничуть. Так считает мой Фридрих. Твой принц — человек добрый, щедрый, доблестный, обаятельный. Чего стоит один его богатырский облик! Но вот волей он слабоват. Слишком привержен удовольствиям, чтобы обходиться без близкого человека, наделенного вниманием и умом, который подсказывал бы ему правильные решения. Ему недостает решительности. Ему нужен наставник, каковым до сих пор успешно выступал старик Бехлинг, но возраст берет свое, и теперь курфюрсту требуются молодые и энергичные советники.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь? Королевский совет — не для меня!

— Да, но ты будешь рядом с ним после заседаний Совета, будешь внимать ему, как надлежит истинной супруге...

— Супруга у него и так есть!

— Бедняжка Кристина Эберхардина? Ты можешь представить, чтобы она давала советы своему мужу — она, краснеющая до корней волос, когда он берет ее за руку или даже просто на нее смотрит? Другое дело ты: у тебя есть все, чего лишена она, и ты сумеешь этим воспользоваться. А рядом всегда будем мы, готовые подставить тебе плечо!

Успокоенная доброжелательной реакцией родни — пусть гнев Ульрики и оставил в душе Авроры горький осадок, — она тревожилась о том, как на все это посмотрит Анна София, хотя тревога эта была не такой уж значительной, учитывая все, что она услышала от датчанки. Но вот Кристина Эберхардина... Было бы ребячеством полагать, что обманутая, да еще таким беззастенчивым образом, жена бросится ей на шею. Принцесса была тиха и незаметна, как мышка, но то, что она влюблена в своего великана-мужа, не вызывало никакого сомнения. Значит, они обрекали ее на страдания...

Авроре хотелось поделиться этими размышлениями с Елизаветой, когда та прибежала в четыре часа взглянуть, как устроилась ее подруга. Но у фон Менкен уже были готовы все ответы.

— Подождите с вопросами, лучше послушайте. Ее королевское высочество поручила мне поставить вас в известность, что вы больше не входите в число ее придворных дам. Это мелочь, которая не должна вас удивлять. При этом ее вовсе не прогневит ваше присутствие в ее свите при условии, что ваше влияние на ее сына окажется благоприятным. Она уверена, что будет именно так. Если хотите узнать мое мнение, Ее королевское высочество намерена передавать через вас советы своему сыну, которые он лучше воспримет, когда они будут исходить от вас.

— Иначе говоря, она намерена воспользоваться мной, чтобы повлиять на сына?

— Лучше не скажешь! — со смехом подтвердила Елизавета. — Это женщина большого ума и опыта, и ваше сотрудничество может оказаться спасительным для страны. Остается только опозоренная жена...

— ...которая наверняка меня ненавидит! Признаться, думая о ней, я сама себя стыжусь...

— Какая совестливость! Трудно понять, что у нее в голове: она плачет, как только помолится, и молится, как только поплачет. А бывает, что совмещает то и другое! Хотя она славная девочка, не злобная. Ее можно было бы совсем не опасаться, если бы не Флеминг...

• Предыдущая
• 52/71
• Следующая