Предупреждение Эмблера - Ладлэм Роберт - Страница 8
- Предыдущая
- 8/104
- Следующая
– Тогда вы кто-то другой. Вас двое. Или даже больше?
Эмблер беспомощно пожал плечами.
– В детстве я хотел стать пожарным. Сейчас я уже не хочу им становиться. Тот мальчик не есть я сегодняшний.
– Во время прошлого сеанса вы сказали, что в детстве хотели стать бейсболистом. Или я говорил с кем-то другим? – Психиатр снял очки. – Я задаю вопрос, который вам следует задать себе самому: кто вы?
– Проблема этого вопроса, – после долгой паузы сказал Эмблер, – в том, что вы считаете его многовариантным и хотите, чтобы я выбрал ответ из предлагаемого списка вариантов.
– Полагаете, проблема в этом? – Психиатр оторвался от экрана ноутбука, посмотрел на пациента и покачал головой. – Я бы сказал, проблема в другом: вы рассматриваете более одного варианта.
Он едва не проехал свою остановку, Кливленд-Парк, но все же успел выйти вовремя. Надел бейсболку и оглянулся – сначала отслеживая любые отступления от нормальности, а уже затем воспринимая саму нормальность.
Вернулся.
Хотелось прыгать и махать руками. Хотелось отыскать тех, кто лишил его свободы, и воздать по справедливости. Расплатиться за все. Думали, я никогда уже не выйду? Думали, я останусь там навсегда?
Жаль только, погода для такого знаменательного события выдалась не самая подходящая. По серому небу ползли угрюмые тучи, моросил противный мелкий дождь, и тротуар был черный и скользкий. Обычный день. Обычное место. Все, как всегда, ничего особенного, но после затянувшегося периода изоляции Эмблера ошеломила казавшаяся безумной суета.
Он прошел мимо бетонных столбов уличных фонарей, опоясанных металлическими лентами, которыми крепились фотокопии афиш и постеров. Поэтические чтения в кафе. Концерты еще недавно выступавших в подвалах и гаражах рок-групп. Новый вегетарианский ресторан. Комеди-клаб под несчастливым названием «Майлс оф смайлс». Шумное, нестройное, громкоголосое, требующее к себе внимания человечество выплеснуло свою творческую энергию на промокшие листки бумаги. Вот она, жизнь снаружи. Нет, поправил он себя, просто жизнь.
Эмблер оглянулся. Улица выглядела как обычно. Так, как и должна выглядеть улица в непогожий день. Опасность была, да. Но если ему удастся добраться до своей квартиры… Сейчас самое важное – возвратиться в привычное окружение, занять прежнее место в обыденной жизни, восстановить свое существование.
Посмеют ли они прийти за ним сюда? Сюда, в то едва ли не единственное место на земле, где люди действительно по-настоящему знали его. Несомненно, самое безопасное из всех. Но даже если они явятся, ему нечего бояться. Скорее наоборот, он даже жаждал такой встречи. Жаждал открытого столкновения, конфронтации. Нет, он не боялся тех, кто упрятал его в клинику – пусть теперь боятся они. Какие-то мерзавцы злоупотребили системой, попытавшись похоронить его заживо, спрятать среди заблудших душ, шпионов, загнанных депрессией в апатию или в безумие манией. Теперь, когда он выбрался на свободу, его врагам не оставалось ничего, как только удариться в бега или приготовиться к обороне. Они просто не могли бросить ему открытый вызов, напасть на него там, где любое столкновение неминуемо привлекло бы внимание местной полиции. Чем больше людей увидят, узнают, вспомнят его, тем больше опасность для врагов.
На углу Коннектикут-авеню и Ордуэй-стрит стоял газетный киоск, мимо которого Эмблер проходил каждое утро, когда был в городе. За прилавком стоял седой щербатый мужчина в красной вязаной шапочке.
– Регги, – окликнул его Эмблер. – Привет, старина. Как дела? Не запарился на работе?
– Привет, – равнодушно отозвался киоскер, не признавая в нем знакомого.
Эмблер подошел ближе.
– Давненько не виделись, а?
Регги взглянул на него, но в глазах его не блеснуло и искры узнавания.
На прилавке лежали утренние газеты. Взгляд остановился на стопке «Вашингтон пост». Эмблер увидел дату и почувствовал, как сжалось сердце. Третья неделя января – неудивительно, что так холодно.
Эмблер моргнул. Почти два года. Они отняли у него почти года. Два года забвения, отчаяния, потери самого себя.
Но сейчас не время для сожалений по поводу утраченного.
– Перестань, Регги! Неужели не узнаешь?
Сморщенная, только что выражавшая растерянность физиономия киоскера напряглась, глаза сузились.
– Проходи, брат. У меня ничего для тебя нет. Ни мелочи, ни бесплатного кофе.
– Хватит, Регги! Ты же меня знаешь.
– Уходи, приятель. Мне не нужны неприятности.
Не говоря ни слова, Эмблер повернулся и зашагал дальше по тротуару к большому многоквартирному дому в неоготическом стиле, в котором жил последние десять лет. Построенное в двадцатые годы минувшего столетия из красного кирпича и украшенное светло-серыми колоннами и бетонными пилястрами, оно стояло чуть в глубине улицы. Жалюзи в окнах напоминали полуопущенные веки.
Баскертон-Тауэрс. Что-то вроде дома для человека, у которого никогда не было настоящего жилья. Человек, посвятивший себя карьере оперативника высшего уровня доступа, обречен жить под чужими именами. В Отделе консульских операций нет подразделения более секретного, чем ППС, Подразделение политической стабилизации, и члены его знают друг друга только по кодовым именам. Жизнь агента не располагает к тесным социальным узам: работа отнимает практически все время, связь, находясь за границей, поддерживать трудно, а то и просто невозможно, и никто не может сказать, закончится ли неделя выходными или очередной командировкой. Были у Эмблера настоящие друзья? Наверное, нет. А потому случайные, уличные знакомства, заведенные в те редкие периоды, когда он жил здесь, приобретали особое значение. Да и квартира в Баскертон-Тауэрс, как ни мало времени Эмблер проводил в ней, ассоциировалась с обычным человеческим существованием, с той нормальностью, к которой ему хотелось вернуться. Не святая святых, не «мой дом – моя крепость», не домик у озера, но все же доказательство его реальности, подлинности, аутентичности. Место, где можно бросить якорь.
К дому, почти к самому вестибюлю, вела подъездная дорожка. Оглядевшись по сторонам и не заметив никого, кто проявлял бы к нему повышенный интерес, Эмблер подошел к двери. Должен же кто-то узнать его – портье, менеджер, управляющий – и позволить подняться к себе.
Он посмотрел на табличку у входа – черные пластмассовые буквы на белом фоне, список жильцов в алфавитном порядке.
Странно, но никакого Эмблера в списке не значилось. Сразу после Элстона шел Энуэйр.
Неужели его квартиру уже сдали другому? Неприятность, конечно, но, пожалуй, не сюрприз.
– Я могу вам чем-то помочь, сэр? – Из теплого вестибюля появился один из швейцаров.
Грэг Денович. На решительно выдвинутом подбородке, как обычно, лежала тень не поддающейся бритве щетины.
– Грэг, – обрадовался Эмблер. Денович приехал в Америку из бывшей Югославии, и Грэг было, наверное, сокращением от Грегора. – Давно не виделись, верно?
Любопытное повторение ситуации с Регги – на лице швейцара появилось то выражение смущения и легкой растерянности, которое бывает у человека, когда к нему вот так, запросто и по-приятельски, обращается совершенный незнакомец.
Эмблер стянул с головы бейсболку и улыбнулся.
– Не спеши, Грэг. Присмотрись получше. Квартира 3С, вспомнил?
– Я вас знаю? – спросил после паузы Денович, облекая в вежливую вопросительную форму утверждение. Отрицательное утверждение.
– Похоже, что нет, – тихо ответил Эмблер. И уже в следующий момент досада и недоумение сменились паникой.
За спиной у него заскрипели шины резко затормозившего на мокром асфальте автомобиля. Эмблер повернулся и увидел остановившуюся на противоположной стороне улицы машину. Дверцы открылись и захлопнулись. Из машины вышли трое мужчин в форме охранников. Один из них держал в руках карабин, двое других на ходу вытаскивали пистолеты. И все трое спешили к Баскертон-Тауэрс.
Фургон. Эмблер сразу все понял. Группа из так называемой «службы доставки», к услугам которой прибегали самые разные правительственные ведомства для выполнения щекотливых операций внутри страны. Когда речь шла о задержании агента-предателя или действующего на территории США иностранного оперативника, арест поручали произвести «службе доставки». Главным условием было то, что официальная система правосудия оставалась при этом в стороне. В этот холодный, промозглый январский день «посылкой», за которой примчались трое парней, был он, Харрисон Эмблер. Никто и не собирался вызывать местную полицию, никто не собирался ничего объяснять, никакой открытой конфронтации не планировалось – изъятие «объекта» должно было пройти быстро и незаметно.
- Предыдущая
- 8/104
- Следующая
