Зловещее светило - Грубер Фрэнк - Страница 66

Она снова кивнула. Детектив улыбнулся:

— Я с нетерпением буду ждать от вас чека на 25 тысяч долларов, сумма по прейскуранту за мои добросовестные услуги.

— Моралист… — произнесла она медленно, — и к тому же торгаш.

— Да еще и наемник, — добавил Друз с энтузиазмом.

Кэтрин посмотрела на свои крохотные часики:

— Еще даже не утро, но жутко хочется выпить.

Друз рассмеялся, подошел к буфету, достал бутылку, рюмки, налил…

— За правонарушения!

Они подняли бокалы.

Pastorale

James M. Cain

Вне всяких сомнений, Джеймс М. Кейн — один из самых «крутых» авторов детективных рассказов. Иные его коллеги-современники в сравнении с Кейном кажутся просто кисейными барышнями. Ни у кого не было такого энергичного и лаконичного слога, как у него, — ни одного лишнего слова. Этот стиль повлиял на многих выдающихся писателей, пришедших в литературу вслед за Кейном, — особенно на Альбера Камю и Элмора Леонарда. Их произведения так же скупы на слова, как дядюшка Скрудж — на шиллинги.

Особый мотив в работах Кейна — женские персонажи. Многие писатели признавали, что далеко не все представительницы прекрасной половины человечества такие уж «белые и пушистые», но Кейн был буквально женоненавистником. Возможно, на его отношение к слабому полу повлияли события собственной жизни — он был женат четыре раза.

В таких поистине шедевральных произведениях, как «Двойная страховка» и «Почтальон звонит дважды», женщины у Кейна настолько коварны и притягательны, что мужчины ради обладания ими готовы убить кого угодно. Кейн как-то признался, что всегда писал о самой ужасной вещи на свете — о сбывшемся желании. Мужчины в его романах, мягко говоря, не вполне рациональны в своих стремлениях, и беда их в том, что погоня за опасными красотками увенчивается для них успехом.

Включать «Пастораль» в сборник «бульварного чтива» не совсем правильно. Этот рассказ первоначально был опубликован в мартовском номере одного из ведущих интеллектуальных журналов «Америка Меркьюри» за 1938 год. И тем не менее, когда перечисляют великих авторов «бульварного» детектива 1930-х, неизменно называют «большую тройку»: Хэмметт, Чандлер и Кейн. Поэтому рассказ «Пастораль» и вошел в этот сборник.

Пастораль

Джеймс М. Кейн

переводчик — Евгений Фрадкина

Похоже, Берби повесят. Пусть себе спасибо скажет за то, что всегда считал себя больно умным. И нечего теперь таращиться своими выпуклыми голубыми с поволокой глазами. Раньше думать надо было…

Берби уехал из города, когда ему стукнуло лет шестнадцать. Сбежал с одним из бродячих шоу — вроде бы оно называлось «Ист Линн». А когда вернулся, лет через десять, то вообразил, что умнее его никого и нет. Берби убивал время в бильярдной или парикмахерской, ну еще в паре мест околачивался — сидит, бывало, и слушает, о чем болтают парни, а потом этак подмигнет: мол, все они дураки, я один тут башковитый.

Вот спросите меня: а что такого у Берби было в голове? И я отвечу: не шибко много. Конечно, у него всегда имелась работенка: ну, там, малярничал или помогал с ремонтом тем, у кого новый дом, и все такое… Но главное — он играл в баскетбол за школьную команду. Однако недолго. Берби, прямо скажем, староват был уже для школьника, и другие команды подняли крик. Так что больше он не играл… Еще Берби нравилось участвовать в разных представлениях, петь, выступать… Пожалуй, это он любил больше всего. Берби рассказывал, что когда уезжал из города, то прямо не слезал со сцены. Может, и не врал: актерствовал он и впрямь хорошо, нарядится в старинную одежду и чешет пьесу назубок.

Ну так вот, когда Берби вернулся в город, он стал встречаться с Лайдой. Тут нечему удивляться: ведь Лайда была его копией, только женщиной. Она работала продавщицей в промтоварном магазине, а еще подхалтуривала на стороне: мастерила шляпы. Правда, не больно-то она надрывалась в магазине — все больше вертелась вокруг парней, которые заходили выпить кока-колу, и приставала к ним: а не добавить ли в коку нашатыря или лимона и нельзя ли ей сделать глоточек из их стакана. На уме у нее были только тряпки да свидания в воскресный вечер. Тряпки недурные, Лайда сама их шила. Кое-кто из ребят говорил, что договориться с ней о свидании — плевое дело, а уж коли еще и придешь на него, то не пожалеешь. Уж не знаю, с чего это Лайда вдруг вышла замуж за старика, — разве что ей надоело работать в магазине, да хозяйство приглянулось: старик жил на большой ферме, милях в двух от города.

К тому времени, когда вернулся Берби, минул год со дня ее замужества и Лайда, видать, заскучала. Так что она начала встречаться с Берби в саду за домом старика. Муж ее отправлялся спать сразу после ужина, а она выскальзывала из дома — и к Берби. Считалось, будто никто про них не знает. А знали, конечно, все: ведь Берби-то, как приезжал в город часов в одиннадцать вечера — сразу же в бильярдную, и сидел там, развалившись. И если кто-нибудь спрашивал: «Эй, Берби, где это ты шарахался?» — Берби этак оглядывал всех, потом выбирал кого-нибудь и подмигивал. Так что все с ним было ясно…

Как рассказывает Берби — а он много чего рассказывает после того, как ударился в религию, попав в тюрьму, — им с Лайдой пришло в голову, что неплохо бы убить старика. Они прикинули, что ему и так недолго осталось, так отчего бы старикану не отправиться на тот свет сейчас, а не ждать еще пару лет.

К тому же старик вроде просек, что у него за спиной творятся темные делишки. Ну они и подумали: если он выгонит Лайду, не так-то легко будет заполучить его денежки, даже если старикашка помрет своей смертью. А тут еще стали поговаривать о ку-клукс-клане, и Берби решил: будет лучше, если они с Лайдой поженятся, а не то ему, не ровен час, придется снова слинять из города.

В общем, втравил он в это дело Хача. Понимаете, боязно ему было одному убивать старика, помощник требовался. А еще Берби сообразил, что лучше, если Лайды не окажется поблизости. Тогда дело будет смахивать на ограбление. Но я бы на его месте ни за какие коврижки не связался бы с Хачем. Потому что этот Хач был гнусным типом. Он тоже на какое-то время покидал город, но совсем по другим причинам, чем Берби. Хача выслали. За то, что он распорол мешок с почтой, когда вез ее со станции в почтовом фургоне. Прежде чем вернуться в город, он отсидел два года в Атланте. Но я вот что хочу сказать: он был не только нечестным — но и подлым. И рожа у него премерзейшая. Бывало, закажет себе в ресторане яичницу и ест пригнув голову над тарелкой и загородив ее рукой, будто кто собирается отнять у него эту яичницу, а нож держит у самого лезвия, прямо как негр бритву. Никто с Хачем особенно не беседовал. Потому, видать, он ничего не знал о Берби и Лайде и слопал за милую душу всю лапшу, которую Берби навешал ему на уши, — про горшок с деньгами, будто бы припрятанный у старика в камине в задней комнате.

Ну и вот, однажды вечером, где-то в начале марта, Берби с Хачем нагрянули к старикашке. Берби уже услал Лайду подальше. Она притворилась, будто ей нужно за покупками, и уехала на автобусе номер шесть, чтобы все знали, что ее нет дома. Хач как увидел, что она смылась, сразу прибежал к Берби: дескать, сейчас самое время. А Берби только того и надо. Ведь Лайда с Берби уже засунули деньги в горшок, чтобы было что искать. В горшке лежало всего двадцать три доллара. Берби разменял их монетами по один, пять и десять центов, чтобы получилась целая груда. Это были все деньги Берби — можно сказать, сбережения всей жизни.

А потом Берби и Хач взяли лошадь и фургон, что имелись у Хача — он снова занялся извозом, — и отправились к старику. Подъехали с черного хода, обогнув дом, привязали лошадь за домом, чтобы никто не увидал их с дороги, и постучались. Они прикинулись, будто просто ехали мимо и по пути в город остановились погреться, так как чертовский холод. Старик впустил их и дал крепкого сидра, после чего они захмелели. А они уже и так были навеселе, потому что для храбрости приняли на грудь кукурузной водки.