Ком - Злотников Роман Валерьевич - Страница 41

• Предыдущая
• 41/69
• Следующая

— Ну а теперь давай рассмотрим альтернативу. Если бы нам не удалось стабилизировать тебе каналы, но зато ты и не прошел бы через эти две эмоциональных волны, из которых первая была вызвана унижением, а вторая — полыхнувшей во всю ширь страстью, для тебя было бы лучше?

Андрей молчал.

— Ну, же, Найденыш, ответь мне. Скажи мне, что я ошибся. Выкрикни мне в лицо, что я подлец и просто не имею права считаться врачом! — зло прорычал ему в лицо профессор. Землянин несколько секунд сверлил лицо Бандоделли злым взглядом, а потом отвернулся и тихо произнес:

— Нет.

— Что — нет?

— Вы не ошиблись, профессор, и… я благодарен вам и… врачу Тишлин за все, что вы для меня сделали.

Бандоделли довольно долго молча смотрел на Андрея, а затем встал и сухо произнес:

— Завтра с утра быть в тренировочном покое. И не забывай о своих обязанностях уборщика. Кормить тебя бесплатно я не собираюсь, — а затем развернулся и шагнул к выходу. И уже в дверях, добавил: — Кстати, я рекомендую тебе обратиться к врачу Тишлин с просьбой об индивидуальном курсе оперирования многоуровневыми структурами хасса. Ибо я не знаю никого, кто умел бы это делать лучше нее. А я, можешь мне поверить, знаю очень и очень многих…

Следующие двое ски Андрей, как проклятый разносил мишени в тренировочном покое, одновременно летая по нему, будто пушинка, под ударами профессора. Три раза его пришлось даже на пару часов помещать в регенератор, что обошлось землянину еще в шестьсот кредов, приплюсованных к уже накопленной сумме долга, но никакого возмущения или обиды Андрей не ощутил. Наоборот, его охватило удовлетворение. Ибо теперь Бандоделли начал работать по нему почти в полную силу, а это означало, что он оказался способен противостоять атакам хасса шестого уровня. Ну, почти способен… И еще он почувствовал, что обида мало-помалу начинает его отпускать, и на первое место в его побуждениях постепенно выходят выводы разума, а не эмоциональные посылы. Поэтому вечером третьего ски после всего произошедшего, очередной раз очухавшись от атаки профессора, он сел на полу, окинул того слегка осоловелым от жесткого приземления на спину взглядом и внезапно спросил:

— Господин Бандоделли, а вы не могли бы просветить меня, где я могу отыскать госпожу Тишлин?

Профессор настороженно вгляделся в него, а затем, как видно, не уловив никаких тревожных признаков, усмехнулся и ответил:

— С удовольствием. Вы, молодой человек, непременно найдете ее в том самом помещении, в котором вы расстались с ней в последний раз.

Андрей изумленно вытаращился на него:

— Но… это ж… как?

— Это ее апартаменты, Найденыш, — явно забавляясь ситуацией, пояснил профессор, — а ты во время вашей прошлой встречи сумел наставить ей немало синяков и царапин. Вот она все это время и приходила в себя.

Андрей почувствовал, что густо краснеет и потеряно забормотал:

— Я… не хотел, я это… я даже и не думал, просто… ну оно само все так…

— Успокойся, — махнул рукой Бандоделли, — и я, и она все понимаем. К тому же я не сомневаюсь, что твое обращение к врачу Тишлин вызвано исключительно моей рекомендацией относительно курса оперирования многоуровневыми структурами хасса.

— Ну да… — возмущенно произнес Андрей, потом осекся, вгляделся в невозмутимую физиономию профессора и, тяжело вздохнув, произнес: — Вот только мне, почему-то, кажется, что вы надо мной издеваетесь.

— Ни единого дирса, — серьезно ответил Бандоделли и вышел из тренировочного покоя. Однако, не успела еще дверь закрыться за его спиной, как до Андрея донеслись раскаты его хохота.

Тишлин действительно оказалась там, где он ее оставил. И почти в том же положении. То есть она по-прежнему возлежала на ложе, правда не голой, а в легком пеньюаре, однако настолько легком, что Андрею было отлично видно, что под ним ничего не было. Он молча поклонился и, изо всех сил борясь с тем, чтобы не покраснеть, как пятиклассник, застигнутый за разглядыванием порнографических картинок, сухо заговорил:

— Профессор Бандоделли рекомендовал мне обратиться к вам, госпожа Тишлин, с просьбой об индивидуальном курсе оперирования многоуровневыми структурами хасса. Он сказал, что вы являетесь лучшим специалистом в этой области среди всех, кого он знает.

Тишлин окинула его слегка ироничным взглядом, но не стала, как он сильно опасался, принимать никаких соблазнительных поз или еще как возбуждающе воздействовать на него, либо, наоборот, бросать в его сторону какую-нибудь из своих чрезвычайно едких шуточек, а мягко произнесла:

— Подойди сюда.

Андрей качнулся было вперед, подчиняясь магии ее голоса, но сумел удержаться на месте и, упрямо набычив голову, повторить:

— Мне нужны только занятия по оперированию хасса.

Тишлин усмехнулась:

— И потому ты сразу же отказываешься слушать преподавателя? Иди сюда. Я просто сделаю тебе массаж. Я же вижу, что Бандоделли тебя сегодня не очень-то жалел, а начинать занятия в таком состоянии — бессмысленно.

— Мы начнем прямо сейчас? — недоверчиво переспросил Андрей.

— А чего тянуть? — пожала плечами Тишлин. — Или у тебя немеряно времени?

Когда он присел на угол ложа, Тишлин так же, даже не села, а просто перетекла в сидячую позу и, развернув его спиной к себе, начала мягко разминать ему мышцы шеи. Андрей слегка напрягся, ибо это было очень эротично, но тут кларианка негромко затянула какую-то балладу. Он сразу понял, что это баллада, хотя не знал тот язык, на котором она пела. Когда-то у него был диск ирландской певицы Шинейд О'Коннор, на котором были записаны исполняемые ей ирландские баллады. Так вот, Тишлин пела нечто очень похожее. Не столько даже по ритмике и размеру стихов, сколько по его собственным ощущениям и его реакции на них. А ее умелые руки, между тем, спускались все ниже и ниже, причем он даже не понял, когда она успела освободить его от рубашки, а затем, внезапно, его голой спины коснулись ее обнаженные и возбужденно торчащие соски и…

Потом они лежали рядом, обнявшись и отдыхая от бурных ласк.

— Странно, — негромко произнес Андрей, играя такими тонкими, прозрачными, но, когда надо, становящимися столь сильными пальчиками кларианки, — я точно знаю, что ты меня не любишь, но… отчего-то совсем не страдаю от этого.

— Эх, Найденыш! — мягко произнесла Тишлин. — Ты еще слишком молод, чтобы понимать, что такое любовь.

— Почему это? — вскинулся Андрей.

— Потому что любовь — это результат долгих лет усилий, многих проб и ошибок, и прощенья их, и мужества, и понимания. А то, что считаете любовью вы, молодые — это так: влюбленность, страсть, мара, гормональный взрыв, который, при удаче, может стать любовью, но чаще всего не становится ею, — она замолчала, а Андрей повернулся и уставился на Тишлин долгим взглядом.

— Скажи, а почему ты начала издеваться надо мной, а не… ну, скажем, не попыталась влюбить? У тебя же это получилось бы, я знаю.

— Ну, это самые основы, причем даже не искусства, а ремесла… — усмехнулась кларианка. — Легче всего работать с сильной эмоцией, а сильную любовь вызвать куда труднее, чем, скажем, злобу или ярость. И куда дольше. А связка негатив — вспышка страсти является классической, потому что две сильные и к тому же разнонаправленные эмоции, следующие практически одна за другой, работают куда эффективнее, чем одна или даже две, но — с большим промежутком. Кроме того, переход от позитива к негативу более разрушителен, чем обратный, и, обычно, несколько более затратен по времени. Мы же торопились… — тут она лукаво усмехнулась и закончила: — Да и откуда этот вопрос? Я разве не влюбила тебя в себя? Ты же набросился на меня так, как будто мечтал обо мне все эти долгие саусы… — и она рассмеялась. Андрей тоже криво усмехнулся.

— Ладно, — тряхнула волосами кларианка, — проехали. Ты зачем сюда пришел — заниматься? Ну, тогда лови первую трехуровневую форму…

• Предыдущая
• 41/69
• Следующая