Железная маска - Ладусет Эдмон - Страница 36

• Предыдущая
• 36/47
• Следующая

— Ах так! — прорычал губернатор. — Ну что ж, для женщины я придумаю казнь поинтереснее…

— Предоставьте это мне, — перебил его Ньяфон. — А вы займитесь господином Мистуфлэ. Майору Росаржу доставит огромное удовольствие побеседовать с глазу на глаз с де ла Баром. Я же поставлю в этой комедии точку, получив девушку.

— А вы сумеете достойно отомстить?

— О да! Ведь я любил Ивонну.

— Сто! — насмешливо воскликнул Сен-Map. — Тогда я спокоен… Могу себе представить, что может сделать ревность.

— Ревность? Монсеньор, я просто собираюсь дать понять этой женщине, что она для меня все еще желанна… Просто у меня особый способ предоставлять доказательства своей любви.

Остаток ночи и следующий день прошли для монсеньора Людовика и Ивонны относительно спокойно. Близился вечер, когда Росарж лично явился сменить Жано.

— Пошли, парень, — сказал он, открывая дверь. — Тебе приготовили сюрприз.

— Премного благодарен, господин майор!

Росарж подтолкнул его в спину, насмешливо повторив:

— Весьма необычный сюрприз!

Они спустились во двор, и там Росарж сказал:

— А теперь смотри внимательно, сейчас спустят одного из твоих друзей.

У Ивонны сжалось, сердце. На вершине стены стояло несколько человек. Это были слуги Сен-Мара. К ним подошли еще двое с веревочной лестницей. На самой вершине башни рабочие возводили что-то вроде строительных лесов.

Так прошло два часа. Пробило двенадцать. Вдруг раздалась барабанная дробь, в углу двора открылась дверь, и оттуда вышли солдаты гарнизона, затем какой-то человек, потом снова солдаты…

Человек был почти раздет. Связанные за спиной руки кровоточили от врезавшихся в них тугих веревок. Он шел молча, не отрывая взгляда от страшного приспособления, устроенного на вершине башни.

Больше Ивонна ничего не успела заметить. Узнав осужденного, она стала падать на холодные влажные плиты двора, но вдруг, издав крик ужаса, принялась из всех сил отбиваться от подхвативших ее грязных волосатых рук… Это был Ньяфон.

Обычно в башне Железной Маски царила мертвая тишина, но той ночью она была нарушена топотом ног сновавших взад-вперед по коридору людей.

Сверху доносились стук молотков, визг пил и грохот перетаскиваемых брусьев и досок.

На окно то и дело падали тени рабочих, что-то мастеривших, стоя на веревочной лестнице. Затем тени исчезли, стук молотков стих и, выглянув в окно, Железная Маска увидел свободно свисающую толстую веревку со скользящей петлей на конце. Начиналась гроза, и порывы ветра раскачивали ее так, что зловещая петля все время мелькала у его окна, стуча о прутья решетки.

Потом веревку втянули наверх, раздалась барабанная дробь, и веревка снова упала вниз, на этот раз сильно натянувшись; у решетки качнулось и застыло какое-то темное тело. Было так темно, что узник не сразу сумел рассмотреть его, лишь когда вспыхнула молния, он узнал шевалье де ла Бара, еще слегка вздрагивающего в захлестнувшей его горло петле.

После исчезновения Ивонны и смерти де ла Бара, монсеньор Людовик погрузился в странное оцепенение, вызывавшее серьезную тревогу врачей.

Однажды утром часовые доложили о приближении большого корабля. Корабль бросил якорь на рейде, от него отвалила шлюпка и пристала к берегу. Из нее вышел человек в мундире офицера гвардии и вручил губернатору сложенный лист бумаги с королевской печатью. Когда Сен-Map прочитал письмо, на его лице застыло странное выражение.

— Майор, — приказал он, — отправляйтесь в мой кабинет и ждите приказаний. Надо привести гарнизон в полную готовность. Это послание извещает меня о прибытии чрезвычайно важного гостя, даже более важного, чем маркиз Лувуа…

— Черт возьми! Неужели?..

— Ни слова больше, господин Росарж.

Сам же губернатор отправился к монсеньору Людовику.

— В чем дело? — спросил узник.

— Монсеньор, скоро произойдет крайне важное событие, которое может самым серьезным образом повлиять и на вашу и на мою судьбу. Мы ожидаем гостя, чья власть безгранична. Для всех в этой крепости, включая нас с вами, его имя — граф де Марли.

— И он проделал столь неблизкий путь лишь затем, чтобы посетить остров Святой Маргариты?

— Возможно, монсеньор. Предупреждаю вас, граф де Марли может все — ему дано прощать и казнить…

— Вы говорите это затем, чтобы я засвидетельствовал ему своё нижайшее почтение и быстрее собственной тени исполнял его приказания?

— Делайте, что сочтете нужным, монсеньор, но помните: я вас предупреждал.

Разозленный и немного напуганный строптивостью узника губернатор удалился, бормоча себе под нос:

— К счастью, я буду присутствовать при их встрече и не позволю ему наболтать лишнего.

Час спустя Сен-Map и граф де Марли уже стояли у двери камеры.

— Господин губернатор, — сказал гость, — запомните, что никто, в том числе и вы сами, не должен находиться поблизости и слышать, о чем мы станем говорить с этим человеком. А посему удалитесь прежде, чем я постучу в дверь. И помните, ослушаться меня опасно…

Сен-Map поклонился. Он дрожал при одной мысли о том, как заключенный может принять графа. Если же они договорятся… то ему не сносить головы за жестокое обращение с братом короля. Тем не менее он был вынужден удалиться.

Граф вошел в камеру и оказался лицом к лицу со своим поверженным противником.

Встреча взволновала его даже больше, чем узника. Увидев перед собой страшную железную маску, он даже почувствовал некоторые угрызения совести.

— Здравствуйте, господин граф, — приветствовал его монсеньор Людовик, делая шаг вперед. — Посещать заключенных — это акт милосердия.

— У политики суровые законы… — ответил вошедший. — Но расскажи мне о себе, может быть, мне удастся сделать твою судьбы более… сносной.

— Я достоин жалости, не правда ли? Благодарю тебя, граф, хотя ты немного и опоздал с проявлением чувств. Рассказать о себе? А разве непонятно, как должен страдать изгнанник, чье проклятое лицо скрыто под железной маской?

— Успокойся, прошу тебя.

— Успокоиться, говоришь? Ты пришел, чтобы послушать меня, и ты меня услышишь! А раз уж я не могу показать тебе свое лицо, то покажу душу, в которой год за годом копились горечь и жажда мести.

— Если ты не угомонишься, я позову стражу.

— Не позовешь. А если попробуешь, один из нас не выйдет отсюда живым.

С этими словами монсеньор Людовик встал между графом и дверью.

— Ты боишься моего лица, — продолжал узник. — Оно преследует тебя в ночных кошмарах, и лучшее тому доказательство — твой приход. Ведь ты пришел проверить: не изменили ли меня мои страдания настолько, что мы уже не похожи? И не вздумай спорить, я все равно не поверю в твое запоздалое раскаяние.

— Чего же ты хочешь?

— И ты еще спрашиваешь? Хочу получить полный отчет о твоих мерзостях, преследованиях и убийствах. Трупы тех, кто, любя меня, погиб, окружают тебя и взывают о мщении. Ах, господин граф де Марли, титул короля Франции, видимо, слишком дорог вам, что вы не осмеливаетесь пользоваться им в моем присутствии! С твоей стороны было крайне неблагоразумно явиться к человеку, которого ты лишил всего и довел до отчаяния… потому что вот этими самыми руками, что ты связал несколько лет назад, вырвав из них шпагу, я задушу тебя, как бешеного зверя, лжекороль Франции!

И, вытянув руки, монсеньор Людовик приготовился броситься на своего противника, который слушал его, еле сдерживая закипавшую ярость. После гневных слов узника он воскликнул:

— Ты прав, проклятый! Один из нас лишний на земле. Что ж, иди сюда, я вырежу тебе сердце моим кинжалом.

— Трус! — вскричал монсеньор Людовик. — Ты считаешь себя сильнее, потому что вооружен, но за меня Бог и моя мать!

Юноша набросился на Людовика XIV, схватил его за горло и за руку, сжимавшую кинжал, и между ними завязалась ожесточенная борьба. Плотно обхватив друг друга, задыхаясь, но не издав ни звука, они упали на ковер. Король защищался с отчаянной яростью, понимая, что в случае неудачи пощады не будет; ценой нечеловеческого усилия ему удалось вырваться и подмять под себя противника.

• Предыдущая
• 36/47
• Следующая