Земля Серебряных Яблок - Фармер Нэнси - Страница 57

• Предыдущая
• 57/89
• Следующая

— Это кто еще там надо мною смеялся? — вознегодовала воительница.

— Никто, — быстро заверил Джек.

Но про себя подивился еще больше. Из всех эльфов только Этне знала сострадание.

Вдалеке послышался странный звук. Он эхом разносился по извилистому коридору, точно ворчание какого-то животного: «Убба-убба… убба-убба… убба-убба». Может, это тюлень? Или сова?

Маленький отряд завернул за угол — и оказался перед железной дверью. Охранял ее человек, которого Джек уже и не чаял увидеть снова: дюжий здоровяк размером с медведя — и в два раза страшнее. Он возбужденно раскачивался из стороны в сторону, размахивал длинными ручищами и бормотал: «Убба-убба… убба-убба… убба-убба».

То был Гутлак — тот самый, одержимый крупным бесом. А Джек полагал, бедолага утонул в источнике Святого Филиана. Судя по его виду, бес так и не оставил своей жертвы.

— Назад! — зарычали пикты, оттесняя Гутлака к стене.

Брюд быстро вытащил ключ и отворил дверь.

— Внутррррь! — скомандовал он. — Стрррадайте.

— И тебе тоже hwatu ushh, — отозвался Джек, уворачиваясь от удара.

Едва пленники оказались внутри, дверь захлопнулась — и пикты выпустили Гутлака.

— Гаааааа! — взревел он, кидаясь на железный заслон.

Джек слышал, как страж всем телом бьется о дверь и колотит по ней кулаками. Спустя какое-то время шум стих; теперь слышалось только монотонное: убба-убба… убба-убба.

— Хорошо, что дверь заперта, — заметила Торгиль.

В камере оказалось не так уж и плохо: Джек видал и похуже. Пол устилала свежая солома, на столе стояли кувшин с водой, чашки, и тут же — хлеб и сыр. Смерть от голода узникам не грозит. От светильника на столе разливалось озерцо желтого света. Совсем небольшое; однако ж благодаря ему центр камеры выглядел не так уж и мрачно.

— А я думал, Гутлак погиб, — промолвил Джек.

— Так было бы милосерднее для него самого, — раздался голос из темноты. Все так и подпрыгнули; Брут выхватил меч. В ответ послышался горький смех.

— Ты пришел убить нас?

— Неееет, — донесся стон из противоположного угла.

— Мужайся, — произнес первый голос. — Если повезет, отделаешься всего-то-навсего несколькими тысячами лет в чистилище.

Брут убрал меч. Джек вгляделся в темноту.

— Почему ты не выйдешь на свет? — окликнул он.

Повисло молчание, затем из первого угла донесся шорох. Из темноты появился монах — медленно, с трудом волоча ноги и увязая в соломе.

— А я тебя помню, — проговорил монах. — И тебя тоже, сатанинское отродье.

Он яростно зыркнул на Торгиль.

— Ты его узнаешь? — спросил Джек.

Торгиль пожала плечами.

— Да мы столько монастырей разграбили, всех разве упомнишь?

— Неважно. От меня уж только тень осталась. А скоро и ее не будет.

Монах доковылял до скамьи и осторожно опустился на нее.

И тут Джек и впрямь узнал его. Перед ним сидел тот самый монах, которого продали пиктам на невольничьем рынке. Только в ту пору он был изрядно тучен.

— Я сердечно рад видеть тебя живым, господин, — промолвил Джек. — Я думал, тебя съели… эти… гхм…

— Пикты? — Монах рассмеялся и тут же закашлялся. Из дальнего угла вновь донесся стон. — В наши дни они человечинкой уже не закусывают, хотя слухи такие распускают, что правда, то правда. Чтобы запугать людей: ведь пикты просто обожают, когда их боятся. Сейчас у них обычаи куда похуже.

— Что может быть хуже людоедства? — При виде жалкого состояния монаха у Джека просто сердце сжималось.

Узник превратился в настоящий скелет, на котором свободно болталась ряса. Кашель сотрясал все его тело; на щеках проступили лихорадочные алые пятна.

— Они поклоняются демонам и приносят им жертвы. Именно это и произошло с моими сотоварищами. Сперва они предложили нас эльфам в рабы. А тех, от кого эльфы отказались, в новолуние отвели в чащу. Я не видел, что там происходило, но я слышал крики.

— Неееет, — вновь простонал кто-то в темном углу.

— Слушай, чего там, во мраке, такого хорошего? Шел бы ты сюда, к нам! — позвал Джек.

— Он убьет меня.

— Кто? Монах?

— Нет! Ведьмино отродье, исчадие Вельзевула, слуга Нечистого.

— Знакомые проклятия! — хмыкнул Брут и шагнул в темноту. Послышалась какая-то возня — и Брут появился снова, таща за ногу отца Суэйна.

— Пощады! Пощады! — визжал аббат монастыря Святого Филиана, цепляясь ногтями за пол.

— Помню, все помню, как наяву! — ликовал Брут. — И побои, и ночи, проведенные за дверью в снегу, и целые недели на хлебе и воде.

И он рывком поставил отца Суэйна к стене.

— Но ты ведь не станешь мне мстить, — захныкал аббат. — Я же о твоей душе радел.

— Ага, и Гутлаку ты, надо думать, тоже только добра желал, — вмешался монах. — Что-то он к прощению не особо склонен.

Снаружи слышалось приглушенное: убба-убба… убба-убба.

— Поэтому пикты и приставили его к двери, — простонал отец Суэйн. — Чтобы меня помучить. Он одержим одной-единственной мыслью: разорвать меня на куски.

— А я и не подозревал, что он выжил, — удивился Джек.

— Он и не выжил. Ну, то есть не совсем, — объяснил монах. — Благодаря моему собрату он был уже на полпути к иному миру, но эльфы вернули его назад. Гутлак застрял между жизнью и смертью. Освободить его было бы истинным милосердием.

— Прости, господин, я столько дней провел рядом с тобой на корабле Олава Однобрового и так и не спросил, как тебя звать, — посетовал Джек.

— Зачем спрашивать об имени обреченных? — глухо отозвался монах. — Но в лучшие времена я звался отцом Севером.

— Отец Север! — хором воскликнули Джек и Пега.

— Да я, похоже, стяжал какую-никакую славу, — криво усмехнулся монах.

— Это ведь ты спас брата Айдена! — закричала Пега. — Он так тепло вспоминал тебя! Конечно же, он будет в восторге, узнав, что ты жив!

— Так, значит, Айден уцелел-таки при разграблении Святого острова, — прошептал отец Север. Суровые черты монаха смягчились. — Он всегда был славным пареньком: кротким, незлопамятным… Надо отпраздновать его спасение доброй трапезой, пусть даже наши собственные шансы уцелеть ничтожны.

При виде такого безысходного уныния Джек с трудом сдержал улыбку: со времен плавания на корабле Олава монах ничуть не изменился.

Торгиль нарезала хлеб и сыр, Пега разлила по чашкам воду. Почти все слопал отец Суэйн. У отца Севера аппетита не было, остальные только что побывали на пышном пиру. Вода оказалась на диво свежей: куда вкуснее, чем у эльфов за трапезой. В отличие от той она прекрасно утоляла жажду.

Джек рассеянно коснулся посоха и, к вящему своему удивлению, ощутил под рукою знакомую вибрацию. По телу разлилось тепло, к сердцу прихлынула радость.

— Торгиль, я чувствую жизненную силу! — воскликнул мальчуган.

Воительница схватилась за висящую на шее руну — и кивнула.

— На самом деле чувствуете вы отсутствие чар, — сурово одернул их отец Север. — Божий мир как факт — куда могущественнее эльфийских наваждений. Эльфы думают, что жизнь без иллюзий — это тяжкое наказание, а вот я охотнее стану есть простой честный хлеб да спать на доброй старой земле, чем погрязну в том, что в здешних чертогах считается жизнью.

— А ты там часто бываешь? — спросил Джек.

— Да, нередко. Эльфы находят меня… забавным. Потому они и держат при себе смертных: в качестве либо рабов, либо шутов. Эльфы не в состоянии испытывать подлинных чувств и могут лишь смотреть на них со стороны, точно нищие под окном.

После еды отец Суэйн забился в свой угол. Джеку казалось, что прятаться в темноте — куда как невесело, но аббату, похоже, не хотелось лишний раз попадаться на глаза.

Отец Север зажег второй светильник и вручил его Бруту, чтобы можно было осмотреть подземелье. Но сперва он продемонстрировал свое приспособление для отсчета времени: треснувшую чашку. Монах наполнил чашку водой и замерил, как скоро вода вытечет до последней капли.

— На Святом острове у нас были песочные часы, — объяснил он, — но эта штука работает ничуть не хуже.

• Предыдущая
• 57/89
• Следующая