Ничего невозможного - Астахова Людмила Викторовна - Страница 49

• Предыдущая
• 49/132
• Следующая

Джевидж сделал многозначительную паузу, переводя тяжелый взгляд по очереди с одной активистки на другую. Но нельзя сказать, чтобы в темно-серых глазах его таился холод. Напротив, от него Лугрин стало чересчур тепло, непозволительно тепло.

Ох, не зря в свое время Джевиджа почитали одним из главных столичных сердцеедов. Что-то было в этом немолодом, усталом мужчине, с многослойными мешками под нижним веком, впалыми щеками, синими от отрастающей щетины, и сухими обветренными губами. Что-то располагающее, обольстительное, сулящее море удовольствия. Судя здраво, ничего в нем нет особенного. Нос слишком велик, подбородок тяжелый, лицо несимметричное, глаза узкие — весьма посредственная внешность. Но так и хочется пригладить чуть взъерошенные волосы на макушке и потереться щекой о щеку, мурлыкая от нежности.

«Это аура абсолютной мужественности, — здраво решила Лугрин, отгоняя внезапное наваждение. — Каждая нормальная женщина чувствует эту силу без всяких слов и, когда рядом такой сильный мужчина, инстинктивно стремится завоевать его внимание. И вообще, я — замужем, а он счастливо женат на леди Фэймрил». Романтическая история их брака наделала шума, судили-рядили не только в светских салонах. А ну-ка, как часто мужчина провоцирует и убивает на дуэли соперника, чтобы завладеть его женой? Еще реже такие случаи происходят в присутствии самого императора.

— Но? — многозначительно переспросила Лугрин.

— Но первая женская партия будет целиком лояльна мне и моему правительству, а если… вернее сказать, когда вы окажетесь в парламенте, то не забудете о нашей маленькой договоренности.

Милитантки напряглись и замолчали, словно набрав в рот воды. Даже мистрис Раст не додумалась задавать дурацкие вопросы.

— Нам нужно обдумать ваше предложение, — вздохнула руководительница.

— Разумеется, — беспечно кивнул Росс.

В этот момент в дверь настойчиво постучали. Это был гонец из дома — один из охранников. Джевидж обязал секретаря пропускать парня без доклада и очереди. Тот по-военному вытянулся в струнку и отрапортовал:

— Миледи все еще спит, но мэтр говорит, что жар вот-вот должен пойти на спад. В остальном — без изменений.

— Писем или записок не подкидывали? Почта была?

— Ничего не подкидывали, а почта обычная. Все письма вскрыли и проверили. Ничего.

— Хорошо. Свободен, Ялери. Через два часа жду тебя снова.

— Так точно, милорд.

Джевидж с телохранителем переглянулись с самым разочарованным видом, словно взаимно ища поддержки в столь тяжелый час. Новости их обоих нисколько не порадовали — миледи по-прежнему плоха, а от похитителей ни словечка.

— А правда, что у вас украли сына? — робко спросила мистрис Раст.

— Правда, сударыня, — угрюмо кивнул канцлер, словно не замечая за горестными размышлениями посторонних. — Моя супруга очень… больна, у нее горячка.

Первой всхлипнула мистрис Алассин.

Как известно, ломать проще, чем строить, а продырявить легче, чем заткнуть брешь. Именно поэтому лорду Джевиджу потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы довести милитанток до слез, а на утешение чувствительных дам у Моррана ушел целый час. Чего он только ни делал: и водичкой отпаивал, и своим чистым платком пожертвовал, и уговаривал, но пока в недрах тонких женских организмов не иссяк недельный запас слез, ничего не помогало. И естественно, таким простеньким маневром, вызвав бурю сочувствия, милорд добился своего. За это он был мысленно обозван чертовым стратегом и бессердечной сволочью.

— Они уже ушли? — спокойно спросил Джевидж, не отрывая взгляда от письма, которое писал.

Металлическое перо скользит по бумаге, ни запинки, ни помарки, словно не человек пишет, а механизм какой.

— Да, милорд, — в сердцах буркнул маг-экзорт. — Едва-едва спровадил.

Его прямо распирало изнутри от злости и возмущения.

«Ничего святого! Никаких внутренних запретов, и цель всегда оправдывает средства!»

— Очень хорошо. Ялери явился как никогда кстати.

— Лучше бы он сообщил что-то утешительное о здоровье миледи… — прошипел себе под нос Морран.

Реакция Джевиджа оказалась мгновенной — он вскинул голову и воззрился на телохранителя, будто сапсан, нацелившийся на скворца, даже зрачки расширились. Того и гляди кинется, спикирует из поднебесья вертикально вниз, норовя по касательной ударить когтистыми лапами.

— Вы изволили выказать недовольство, мэтр?

«А чего мне бояться? Что он мне сделает?» — мелькнуло в бедовой голове мага, прежде чем он открыл рот для ответа.

— Изволю, милорд, — заявил он решительно.

Судя по характерному движению бровей, Джевидж не ожидал отпора.

«Ну, точно сапсан. Веки желтые, глаза круглые… Разорвет сейчас».

Обычно экзорт безмолвно глотал любую колкость, ни разу не пытаясь восстать против моральной тирании лорда канцлера, а тут вдруг неожиданно почувствовал вкус к бунту.

«Сказать наконец этому напыщенному гаду все! Да, сказать ему все, что накопилось на душе!»

Нецензурные слова так и вертелись у Моррана Кила на языке.

— Чем же я вас так опечалил, уважаемый мэтр? — холодно молвил канцлер, откидываясь назад на спинку кресла.

— А это имеет для вас хоть какое-то значение?

— Очень даже имеет. Считаете, я безнравственно воспользовался болезнью миледи, чтобы решить свою проблему с активистками «Союза отчаянных женщин»? — полюбопытствовал Джевидж.

— Так точно, милорд, — отчеканил маг. — Вы специально подгадали время, чтобы Ялери застал ваших посетительниц. И это — подло, безнравственно и неуважительно по отношению к вашей супруге. Если бы она узнала, как вы спекулируете на похищении собственного сына, она бы вам этого не простила!

— Ага… Иными словами, вы хотите сказать, что я — расчетливый, лживый ублюдок, способный принести в жертву своим политическим амбициям жизни жены и сына?

— Так точно!

— Смотри-ка, раскусили меня, открыли глаза на собственную тайную сущность, припечатали, можно сказать, огненными гвоздями правды к позорному столбу. Низкий поклон, мэтр Кил. А то бы помер и не узнал глубины своего падения. Браво! Уж теперь, после вашего вердикта, я исправлюсь, душа моя очнется и восстанет из мрака порока, чтобы вознестись к светочу добродетели. Это вас в Хокваре так хорошо научили отличать добро от зла?

Говоря это, канцлер отодвинулся вместе с креслом назад, чтобы удобнее было положить ноги на край стола, по примеру Грифа Деврая, сложил руки на груди, и его физиономия выражала отнюдь не просветление, а крайнюю степень презрения к собеседнику.

— Знаете, мэтр, за что я так искренне и всем сердцем… не люблю чародеев всех мастей? — спросил он.

Морран отрицательно мотнул головой. Он уже и сам испугался последствий своей спонтанной обличительной речи.

— А за то, что все вы по какой-то неведомой причине считаете себя особенными, избранными, а также лучше и больше, чем все остальные смертные. Следите за моими рассуждениями, мэтр. Скажем, меткий стрелок выделяется среди прочих только зоркостью зрения и твердостью руки. Первое даруется милостью ВсеТворца от рождения, второе приобретается многолетней тренировкой. Многие почитают умение попасть из револьвера в яблоко с восьмидесяти шагов — настоящим даром свыше. Но отчего-то же стрелки не собираются в Ковены, в отличие от колдунов, которым точно так же, как и выдающимся снайперам, для проявления своего дарования нужен свой волшебный «револьвер». Без своего жезла вы, мэтр, беззащитны против немага меня, и я могу удавить вас голыми руками. Так в чем же ваша избранность? В том, что вы устроены иначе, чем другие люди? Как бородатая женщина, сросшиеся близнецы или человек-слон из цирка уродцев? Они тоже не такие. Ваше сообщество — цирк душевных уродов: мучителей — как бывший муж Фэймрил, интриганов — как мис Махавир, трусов — как те маги, которых я расстреливал на дамодарской войне. Именно поэтому ваша моральная оценка моих поступков меня совершенно не интересует.

— Потому что вы — нормальный человек, а я — монстр из цирка?! — вспылил маг.

• Предыдущая
• 49/132
• Следующая