А.Беляев Собрание сочинений том 6 - Беляев Александр Романович - Страница 57

— Стоп! Придумал! — Они пошли замедленным шагом. Собственно говоря, — продолжал Алеша, — я еще ничего не придумал, но я вспомнил о человеке, который может придумать, что нам, то есть тебе, делать, чтобы и замуж не выходить за мясника, и мамашу не рассердить. Иван Иваныч! Иван Иваныч Отрогов! Помнишь? Знаешь? У меня встречала! Последнего курса. Медик. Рефлексолог. Пойдем к нему и потребуем, чтобы он приложил свою науку к практике жизни. Для построения нового быта, так сказать. Он придумает! Он — голова. Я думаю, он сейчас будет дома. Он недалеко, в Лефортове живет. Идем, что ли?

— Мама к обеду ждет…

— Скажи, что общее собрание было… У меня трамвайные билеты есть. Айда?

В Лефортове еще больше пахло весной. Этот запах вливал энергию в Алешу.

— Тащись, что ли?! Устала? — поощрял он свою спутницу. — Вот и пришли!

Алеша остановился как вкопанный.

Иван Иванович Строгов, лохматый молодой человек с небольшой, недавно отпущенной бородкой, встретил их у примуса, который никак не хотел разгораться.

— Здравствуйте, садитесь!

— Мы к тебе по делу, Иван Иваныч, — сказал Кучин, не садясь. — Видишь ли, какая теорема. — И он рассказал о том затруднительном положении, в котором находится Катя. — Тут, понимаешь, твоя голова нужна, плюс электрификация, — наука то есть, понимаешь? — закончил Леша.

Примус разгорелся. Иван Иваныч сел на табуретку лицом к гостям и, не глядя на них, начал пощипывать свою бородку — он никак не мог привыкнуть к ней. Алеша и Катя сидели молча, как на приеме у доктора, который окончил осмотр и сейчас должен назначить лекарство. Молчание длилось довольно долго. Отрогов думал, изредка улыбаясь какой-то своей мысли. Улыбка эта все шире раздвигала его губы, и наконец он засмеялся вслух.

— Так, говоришь, наука должна служить практическим интересам трудящихся? — спросил он Алешу.

— Это ты всегда говорил, а вот теперь я пришел, чтобы ты слова применил на практике.

— Ну да, ну да, вот именно! Это я и хочу сделать. — Он подошел к шкафику у стены и вынул оттуда небольшую банку. Затем, обернувшись, он посмотрел на Катюшу и сказал: — Я дам вам, товарищ Катя, отворотного порошку!

— Как?.. — спросила Катюша, широко открывая глаза.

— Не понимаете? Разве от своей мамаши не слыхали о таких порошках? Есть приворотные средства, — если человек не любит, а вы хотите, чтобы он полюбил вас. А есть средства отворотные, чтобы, так сказать, от ворот поворот сделать. Вместо симпатии ненависть к человеку возбудить. Всякая уважающая себя знахарка и колдунья имеет в своей лаборатории те же средства. Ведь вам надо, чтобы гражданин Глухарев не показывался больше в вашем доме, не так ли? Вот я и даю вам отворотное средство.

Катюша в недоумении посмотрела на Алешу, но у того глаза были еще круглее и больше от удивления. Зато глаза Строгова искрились от подавляемого смеха. Алеша обиделся.

— Товарищ Отрогов, — сказал он. — Мы пришли к тебе по-товарищески за помощью и советом, а ты что? Насмешки делаешь? Как тебя понять? Что мы не по адресу обратились? Что нам надо было к ворожее идти, на бобах гадать, а не беспокоить ученых людей? Мог бы это просто сказать, без порошков!

— Да нет же, я совершенно серьезно говорю, — настаивал Отрогов.

— Что серьезно? Где серьезно? Колдовство серьезно? Довольно глупо для научного работника! Отворотные порошки — не наука, а предрассудок и жульничество!

— Не кипятись и выслушай меня. Мой отворотный порошок — самая настоящая наука. Вы сначала попробуйте, а потом говорите. — Отрогов открыл баночку, посмотрел и с огорчением покачал головой. — К сожалению, у меня осталось очень мало. На донышке. Но, может быть, хватит. А если не хватит, скажите мне, я достану еще. Я сейчас высыплю вам в бумажечку, товарищ Катя!

Катюша побледнела.

— Может быть, это… отрава? — спросила она дрогнувшим голосом.

Иван Иваныч посмотрел на нее строго и укоризненно.

— За кого вы меня принимаете? Хотите — я возьму сейчас отсюда порошку и приму на ваших глазах…

— Не надо, я верю вам! — остановила его рукой Катя. Ей уже стало жалко тратить порошок. — И что же я должна делать с ним? Подсыпать в стакан Глухареву?

Отрогов подумал и потом спросил:

— А с кем он больше бывает: с вами или с вашей матушкой?

— Конечно, с мамой, — ответила Катюша. — Я всегда стараюсь уйти, когда он приходит. А мама с ним почти каждый вечер чай пьет и беседует.

— Так. Чай вы разливаете, когда все вместе бываете? Отлично! Так вот что вам надо делать. Перед тем как разливать чай, возьмите маленькую щепотку этого порошка в левую руку. Это вы можете сделать в своей комнате. И держите незаметно, вот так. А когда будете наливать чай матушке, бросьте в ее чашку щепотку. — Катя опять побледнела. — Уверяю вас, что ничего вредного в этом порошке нет. Не стану же я делать преступление, да еще при свидетелях. Ведь Алеша меня со свету сживет, если я вашей мамаше хоть малейший вред причиню, ведь так? — Алеша покраснел и что-то пробормотал. — Ну, вот. Слушайте дальше. Так вы, Катя, поступайте каждый раз, когда будет приходить Глухарев. Хорошо, если вы не будете пропускать вечерних чаепитий несколько дней подряд. Уж вы потерпите! Зато потом сразу от тяжести освободитесь. Должен вас предупредить, что, после того как ваша мать попьет чая с этим порошком, она, наверно, будет жаловаться на легкую тошноту. Но так надо. Ничего опасного в этой тошноте нет. А порошок чудодейственный. Не одним же колдунам чудеса делать! Наука тоже умеет это. Приходите через неделю и скажите, как идут дела.

— Но как же все-таки отворотит Глухарева этот порошок? — спросил заинтересовавшийся Алеша.

А вот узнаете как! — ответил загадочно Отрогов. — А когда с Глухаревым будет покончено, тогда меня приглашайте свидетелем в ЗАГС.

Такая догадливость, пожалуй, была и излишня. На этот раз покраснели оба: Катя и Алеша. Катя зажала в руке отворотный порошок, поблагодарила Строгова и выбежала на улицу. Следом за ней вышел и Кучин.

— Ну, что? Я говорил! А? Вот голова-то! Дюжине знахарок нос утрет, если только этот отворотный порошок поможет.

— Я тоже думаю об этом. Если поможет. И если… не наделает какого вреда…

Мать поворчала за то, что Катюша опоздала к обеду, выбранила заседания «и всякие там клубы», но, в общем, все обошлось благополучно. А когда Катюша сказала, что сегодня вечером она никуда не пойдет, то Марья Григорьевна совсем повеселела.

— И лучше! Посидим, чайку попьем. Николай Семенович обещал прийти на часок… Вот человек! Не то что нынешние! — Марья Григорьевна не упускала случая похвалить Глухарева.

Скоро пришел и он. У Катюши сердце упало, когда Марья Григорьевна сказала свою обычную фразу:

— Чайку, что ли, попить!

Чайник давно уже кипел на кухне. Катя быстро накрыла на стол новую скатерть и поставила чашки. Николаю Семеновичу всегда ставилась огромная чашка покойного Опочкина, с надписью: «Пей другую». Эта надпись неизменно служила поводом для острот Глухарева и завязывала несложную нить разговора.

Перед тем как разлить чай по чашкам, Катюша вышла в маленькую каморку, где она спала и занималась, и, быстро развернув порошок, взяла щепотку.

Как она волновалась, всыпая порошок в чашку своей матери! Ее руки дрожали так, что это заметил Глухарев. Но он понял ее волнение в самом благоприятном для себя смысле и потому стал еще разговорчивее. Он, как граммофон с единственной пластинкой, повторялся изо дня в день. Говорил о том, что дом у него — полная чаша, «конечно, по теперешнему масштабу, советская, так сказать». При этом он и мать Катюши неизменно смеялись. Что не хватает ему только хозяюшки, и он многозначительно поглядывал в сторону Катюши.

В этот вечер было как всегда. Только когда разговор коснулся «советской чаши», Глухарев рассмеялся громче обыкновенного, а у Марьи Григорьевны смех вышел какой-то кислый. Катюша внимательно наблюдала за ее лицом. У Марьи Григорьевны расширялись ноздри, она шлепала дряблыми губами и от времени до времени как-то вытягивалась.