Венера с пистолетом - Лайл Гэвин - Страница 26
- Предыдущая
- 26/61
- Следующая
И что теперь?
Теперь следует поднять телефонную трубку, вызвать полицию, сесть и ждать. А потом начать отвечать на вопросы – по крайней мере по три раза на каждый. Первый раз для того, чтобы они могли представить себе всю картину в целом, потом снова, чтобы они могли уточнить детали, и наконец в третий раз, чтобы могли проверить, помните ли вы, что говорили в первый раз. Вопросы, на кого вы работаете, какого рода работу выполняете, есть ли у вас разрешение на ношение того пистолета, что был обнаружен у вас в кармане, Mein Herr?[20] О? А почему бы и нет? Вы же понимаете, что мы должны серьезно разобраться во всем этом, nicht war?[21]
Или убежать. Вернуться в отель «Центральный» за своей дорожной сумкой, заплатить по счету, отправиться на вокзал и первым же поездом уехать в Венецию. У них нет никаких причин следить за мной. Возможно, его просто не найдут до отхода поезда.
А мой чемодан? Мои вещи, разбросанные по всей комнате?
Я сел, посмотрел на постель и тихо сказал:
– О, Боже, неужели ты не можешь сделать что-нибудь правильно?
Очень хорошо, но теперь давайте подумаем, как полицейские возьмутся за решение задачи. Прежде всего захотят узнать, кто он такой. Ну, это не представит особых трудностей; он зарегистрировался под своим настоящим именем, они найдут его паспорт и carte d'identite[22]… или не найдут? Я обшарил карманы его пиджака – там осталось множество вещей, включая кошелек. Я обследовал его, вытащил около двух сотен французских франков, примерно три сотни флоринов и английскую банкноту достоинством в пять фунтов.
Ну, если трусливый вор достаточно перепугался, чтобы убить человека, то мог настолько впасть в панику, чтобы бежать, забыв хоть что-нибудь украсть. Но я не хотел оставлять полицейским никакого другого объяснения.
Я вытер бумажник и бросил его. Теперь возникла серьезная проблема. Не будь мой чемодан разорван, я мог бы уложить свои вещи и выйти… Нет, я не мог этого сделать. Меня могли не заметить, когда я проскользнул через холл, но человек с чемоданом – это человек, который пытается уйти, не заплатив по счету. Видимо, придется оставить большую часть вещей. Я принялся обследовать мои разбросанные вещи.
Анри и я были почти одинаково сложены, так что вся одежда вполне могла принадлежать ему. Конечно, если попытаться его одеть, то можно и заметить разницу – но зачем им это делать? Что они могли бы при этом узнать? Ни одна полиция в мире не имеет достаточно времени, людей или денег, чтобы проверять очевидные вещи.
Забрезжила надежда.
Но трудность заключалась в том, что большинство моих вещей были английскими. Не все; мне приходилось много путешествовать, иной раз я оказывался без чистой рубашки и включал ее стоимость в сумму издержек точно так же, как плату за такси или тарелку пиццы. Но Анри тоже путешествовал; он тоже вполне мог купить пару рубашек в Лондоне.
Второй мой костюм был английским, но куплен в магазине готового платья за наличные. На этикетках не было названия магазина. Тем не менее я тщательно все обшарил в поисках позабытых клочков бумаги. И уже совершенно артистическим жестом сунул в один из карманов пару бумажек, принадлежавших Анри.
Чемодан был английским и очень хорошим. За что я платил настоящие деньги, так это за чемоданы. Но английские чемоданы лучше французских, так что Анри мог… Во всяком случае, на нем нигде не было никаких инициалов, как у всякого профессионального контрабандиста.
Туфли? Я сравнил их с туфлями Анри и обнаружил разницу около дюйма. Пришлось лишнюю пару обуви сунуть в карманы плаща. Очень жаль было это делать, ведь они были настоящие французские и могли бы стать еще одним артистическим жестом.
Боже мой, Кемп, прекрати радоваться тому, какой ты умный, и вспомни, как чертовски давно ты тут торчишь!
Теперь оставалась пижама. Анри спал голый – значит нужно было либо ее натянуть на труп, либо выбросить. Первого мне не хотелось делать, потому что кровь засохла и пятна могли оказаться не в том месте или их оказалось бы недостаточно. Но пижаму не засунешь в карманы, которые и так уже набиты башмаками и пистолетами. Поэтому я начал раздеваться.
И уже наполовину разделся, когда раздался стук в дверь.
Я окаменел с брюками в руках. Если кто-то сейчас войдет, я не смогу придумать никакого внятного объяснения, включая и правду, которая тоже не принесет ничего хорошего.
Тут я вспомнил, что запер дверь.
Стук раздался вторично.
– Mein Herr?[23]
Я мог изобразить голос сонного француза, который обманул бы цюрихскую горничную через запертую дверь – но при детальном разбирательстве это обязательно вызвало бы вопросы. Полицейские ведь узнают, что Анри умер задолго до этого времени.
Женщина подергала ручку. Я стоял неподвижно, стараясь дышать потише.
Прошло не меньше ста лет, прежде чем она буркнула что-то по-немецки и покатила тележку дальше по коридору.
Но теперь я действительно начал двигаться. Натянул пижаму на нижнее белье, заправил пижамные брюки в носки, надел сверху все остальное. Потом вытер все, к чему мог прикасаться. И опять подошел к постели.
Я не трогал подушку; не хотелось узнать, что он чувствовал, умирая. Но хотелось получить хоть какое-то представление о том, когда это случилось. Это невозможно сделать, если вы не патологоанатом, вооруженный термометром и кучей математических таблиц, да и тогда ваше заключение наполовину будет состоять из предположений. Но по тому, насколько запеклась кровь, я сделал вывод, что это случилось несколько часов назад. Может быть, вскоре после того, как отель открылся утром.
Что это значило? Это значило, что прошло уже очень много времени и мне следовало выбираться отсюда и исчезать.
Тележка горничной стояла примерно через пару номеров дальше по коридору. Она могла слышать стук двери и звук моих шагов, но видеть ничего не могла. И в холле – Господи благослови ленивых водителей автобусов – все еще толпились туристы.
Взглянув на часы, я обнаружил, что в отеле не провел и пятнадцати минут, и сумел успеть на поезд, отправлявшийся в Милан в одиннадцать сорок шесть.
17
Поезд пришел в Венецию поздно, почти в десять вечера, на ярко освещенном современном вокзале было холодно. Там толкалось лишь несколько носильщиков, которые не стали беспокоить человека с одной дорожной сумкой, а гостиничный зазывала проснулся и спросил:
– Эй, не нужен вам хороший дешевый отель?
– Нет, мне нужен дорогой отель.
Уж это я по крайней мере заслужил. И заодно заставил его заткнуться.
Но «Гранд-отель» зимой закрыт, и следовало держаться подальше от отелей «Гритти», «Бауер Грюнвальд» и «Даниели», так как в одном из них могла остановиться хозяйка.
Поэтому я позвонил в «Луна-отель» и заказал там номер, затем взял водное такси прямо у ступенек вокзала. Вот это настоящая жизнь! Поездка на моторной лодке за пятнадцать минут давала больше, чем старая картина местной школы.
Так как Венеция всего на пять – шесть сотен миль южнее Амстердама, в ней было не теплее. Над Большим Каналом поднимались легкие облачка тумана и воздух походил на холодную влажную простыню. То тут, то там виднелись редкие паровые катера, светились огни немногих старинных палаццо и нигде ни одной гондолы. Гондольеры использовали зимний сезон для того, чтобы подсчитывать заработанные летом деньги.
Или я просто чувствовал себя немного не в форме.
Первое, что я сделал, войдя в отель, – заставил портье позвонить в Долен. Должно быть, я служил в разведке или занимался каким-то иным видом шпионажа, потому что произнес нечто-то вроде: «Боюсь, наш продавец серьезно простудился», – чтобы Карлос сразу понял, что Анри мертв. Конечно, если он тоже служил в разведке или занимался шпионажем.
20
Мой господин – нем. – официальное обращение – прим. пер.
21
Не так ли – нем. – прим. пер.
22
Удостоверение личности – фр. – прим. пер.
23
Здесь: господин – нем. – прим. пер.
- Предыдущая
- 26/61
- Следующая