Клуб Мертвых - Кобб Вильям - Страница 24

— Теперь, — сказал Ламалу, — отвечайте мне откровенно. — Есть ли у вас мужество?

— Вы сомневаетесь? Когда я хотел…

— О! То, что вы хотели утопиться, еще не доказательство!

И он добавил печально:

— Я знал таких, которые имели мужество жить. Это было пострашнее…

— Ну, — сказал Марсиаль, которого начинала раздражать эта мораль, — объясните же наконец, я не боюсь ничего…

— Предположите, однако, что вы более не живете…

— Что?

— Предположите, что, желая лишить себя жизни, вы достигли успеха.

— Вы с ума сошли! Я жив!

— Может быть, через несколько мгновений вы будете сомневаться в этом. Во всяком случае, если бы это было так, если бы, считая себя живым, вы были действительно мертвым?

Марсиаль невольно улыбнулся.

— Ну, мой друг, вы, верно, думаете, что говорите с ребенком.

— Посмотрим… Я должен был сказать вам это… Итак, если бы вы умерли и очутились лицом к лицу с другими мертвецами, то и тогда вы не испугались бы?

— Конечно, нет!

— В таком случае, повинуйтесь…

Ламалу взял черный шелковый платок и подошел к нему.

— Что вы хотите делать?

— Завязать вам глаза.

— Вот странное желание…

— Вы боитесь?

Марсиаль не знал, что и думать. Он был озадачен, почти смущен, но тем не менее не показал этого.

— Хорошо! — твердо сказал он.

Ламалу завязал ему глаза и, взяв за руку, вывел из комнаты. Выйдя в коридор, он нажал кнопку, и в стене открылась потайная дверь, выходившая на каменную лестницу, куда он тихонько толкнул Марсиаля. Ощущение смертельного холода охватило молодого человека, который невольно остановился.

— Еще есть время вернуться, — сказал Ламалу, голос которого звучал как-то особенно глухо под каменными сводами.

Марсиаль постарался преодолеть овладевшее им странное чувство и начал опускаться по лестнице. Пройдя ступеней двадцать, Ламалу открыл другую дверь, и Марсиаль, по-прежнему с завязанными глазами, очутился в траурном зале.

Там царило молчание. Марсиаль подумал, что он один. Стоя неподвижно, он чувствовал, что им овладевает смутное волнение, нарастающее с каждой минутой.

Наконец раздался чей-то голос: Это говорил де Бернэ.

— Марсиаль, — сказал он, — снимите повязку!

Молодой человек, казалось, не слышал его. Арман повторил свои слова. Марсиаль вздрогнул, как бы пробудясь ото сна, и сорвал повязку. В то же мгновение с губ его сорвался крик удивления, почти ужаса.

Мы уже сказали, что комната, в которой он был, носила на себе странный, почти фантастический отпечаток. С того места, где стоял Марсиаль, стол и сидевшие за ним видны были только среди неопределенного полумрака, придававшего им жуткий вид. Марсиаль, в ушах которого еще звучали странные слова Ламалу, спрашивал себя, действительно ли он жив?… Тогда снова раздался голос Армана.

— Марсиаль, — сказал он, — вы вольны отвечать или не отвечать на наши вопросы. Слушайте… В эту ночь вы хотели умереть и в припадке отчаяния сами пошли навстречу спокойствию, которое дает могила. Скажите, было ли это отчаяние результатом горя, ошибки или, может быть, преступления?

При последнем слове Марсиаль вздрогнул.

— Преступления? Нет! Нет!

— Можете ли вы поклясться честью, что не совершили ни одного из тех поступков, после которых для человека нет другого исхода, кроме позора или смерти?

Вся кровь прилила к голове Марсиаля, и это чисто нравственное потрясение возвратило ему самообладание. Он гордо поднял голову и скрестил руки на груди.

— Я не знаю, где я и кто вы, а также по какому праву вы допрашиваете меня… Но тот, кто обращается к чести человека, этим самым уже принуждает его отвечать… Я даю честное слово, что я хотел умереть только для того, чтобы не уступить различным соблазнам, которые роковая судьба постоянно ставит мне на пути… Я хотел умереть потому, что среди нашего эгоистичного и жестокого общества такие понятия, как достоинство и честь, — одни только пустые слова… И тот, кто хочет своими силами пробить себе дорогу, падает от равнодушия, презрения, а, может быть, и ненависти своих ближних…

Арман поспешно остановил его.

— Не говорите так… Кто бы вы ни были, каковы бы ни были препятствия, вставшие перед вами, не обвиняйте все общество… Неужели вы считаете себя настолько безупречным, что решаетесь стать обвинителем…

Марсиаль вздохнул и замолчал. Он опустил голову и несколько мгновений стоял погруженный в задумчивость. Странно было то, что Марсиаль, до известной степени овладев собой, в то же время не мог преодолеть влияния окружавшей его обстановки. Он уже не сопротивлялся тем, кто его допрашивал. Почему он отвечал? Почему не оспаривал попытки этих незнакомцев проникать в глубочайшие недра его совести?

— Марсиаль, — сказал тогда Арман, голос которого из сурового сделался взволнованным и полным сострадания, — вы хотели умереть… И сегодня, так же, как и вчера, вы проклинаете жизнь, общество, все человечество… А между тем те, которые спасли вас, рисковали для этого жизнью…

— Это правда? — прошептал Марсиаль.

— К тому же разве вы имеете право умирать? Вам немного больше двадцати лет, у вас есть сила, энергия, воля. Неужели вы имеете право уничтожить все это?

— Я был несчастлив! — возразил Марсиаль.

— Убеждены ли вы, что так же бесполезны для всех, как и для себя самого? Вы отказывались от жизни… почему? Из эгоизма, потому что в жизни вы не видели другой цели, кроме самого себя и удовлетворения ваших собственных желаний и страстей…

— Не мучьте меня!

— Вы уже понимаете нас и, заглянув в глубину своей души, вы говорите себе, что повиновались чувству слабости, что вы всю свою жизнь посвятили личным стремлениям… Не глядя вокруг себя, не спрашивая себя: «А не была ли моя небрежность к самому себе преступлением против человечества?»

— Что вы хотите сказать?

— Всякий человек есть член общества… Он должен исполнять свое назначение… Убить себя — это, значит, дезертировать с поля битвы… Сама природа назначила вам место, и вы не имеете права самовольно покинуть его…

Марсиаль сделал шаг вперед.

— О! Говорите! Говорите еще! — воскликнул он.

— Если для вас жизнь кажется навсегда оконченной, то вы обязаны посвятить своим ближним ваши нравственные и физические силы, и люди, не повинные в причиненном вам зле, должны найти у вас помощь, которую вы отказывались оказать им! Марсиаль, вы хотели умереть… Значит, вы не принадлежите себе более! Ваша молодость, энергия и сила теперь принадлежат обществу…

— Но кто же вы?

— Кто мы? Вы это узнаете со временем! Выслушайте меня еще… Все мы, находящиеся здесь перед вами, все мы хотели умереть… как вы. Мы были спасены… И на следующий день после этой минуты трусости к нам обратился голос, так же, как я обращаюсь к вам, и этот голос произнес:

«Вы мертвые, но, мертвые для самих себя, живите для человечества! Вы думаете, что для вас все погибло, что для вас нет более ни одной искры надежды на счастье? В таком случае забудьте себя, забудьте свой эгоизм…

Станьте новыми людьми, не стремитесь ни к чему лично для себя. Вы отбросили от себя жизнь как бесполезную ношу, возьмите же ее обратно как полезное орудие, вернитесь в общество, но отдайте ему навсегда эту жизнь, которой вы не хотите для себя, сделайтесь рыцарями Добра, отдайте вашу жизнь благородному и справедливому делу…»

— Вот что повелел нам голос!

— А что вы отвечали? — сказал молодой человек, чувствуя, что им все более и более овладевает волнение.

— Мы навсегда отдали себя тому, кто говорил нам это. Мы Мертвые, мы оставили всякий личный интерес, всякое честолюбие, но мы возродились для человечества. Мы потеряли право приказывать, мы только повинуемся… Получив приказ, мы идем в общество и боремся за справедливость. Нас ничто не волнует! Мы сильны тем, что принесли себя в жертву… Согласны ли вы, Марсиаль, умерев для себя, возродиться для своих братьев, для их защиты? Если не согласны, вы свободно выйдете отсюда и можете жить или умереть, как вам захочется. Если согласны, если считаете себя достойным принять участие в деле Мертвых, деле полного самоотречения, тогда наши ряды откроются, чтобы принять вас, и мы будем считать вас братом… Выбирайте!