Клуб Мертвых - Кобб Вильям - Страница 49

— Обыкновенные убийцы.

— Скажите лучше — палачи!

— Ба! Убивают для того, чтобы убить! — насмешливо сказал Манкаль — Разница только в средствах!

— Но эти сокровища, эти варварские слова, которые я не поняла…

— Причиной этого только незнание географии. Все это верно, ясно и определенно… и сокровища пагоды будут нашими, или лучше сказать, вашими, так как моим единственным интересом будет мое мщение!

— Посмотрите… Он просыпается!

— Действительно. Слушайте же… Ни словом, ни жестом не выдайте себя! Он не должен знать, что с ним было. Что касается меня, то я найду достойное применение этому красочному рассказу.

— Вы уходите?

— Конечно. Ваш достойный жених не должен знать о моем визите. До скорого свидания, дорогая герцогиня! Вы мне понадобитесь. Я могу по-прежнему рассчитывать на вашу помощь?

— Да.

— Прощайте же! Я вас оставляю с вашим будущим властелином!

Тения содрогнулась от этих слов.

Манкаль сделал ободряющий жест и исчез.

Сильвереаль начал приходить в себя. Он огляделся кругом мутными глазами, едва соображая, где он находится.

— Ну, дорогой барон, — сказала Тения, — я должна усомниться в искренности ваших чувств…

Он тупо смотрел на нее и молчал.

— Вы вдруг уснули на этом диване. Я не стала будить вас… Но уже поздно, друг мой, и вам пора уходить.

Несколько минут спустя Сильвереаль выходил из дома герцогини де Торрес. Он шел как лунатик.

Оставшись одна, герцогиня обхватила голову руками.

— Это странно! — прошептала она. — Странно и страшно… Я, не отступавшая ни перед чем… даже перед преступлением… я так боюсь этих людей, их слов, поступков, их страшных тайн…

Она стояла перед зеркалом.

— Как я бледна! — сказала она.

Затем добавила тихо:

— Если бы меня сейчас увидел Жак де Шерлю…

За богато сервированным столом сидят двое.

Входит лакей.

— Господин маркиз велел спросить вас, господа, можете ли вы его принять в восемь часов?

Оба приятеля даже привскакивают.

— Конечно… Само собой разумеется.

Лакей неслышно удаляется. Несколько минут после его ухода царит полнейшая тишина.

— Черт возьми! — сказал один.

— Видел ли ты что-нибудь подобное?

— А вино?

— Подай мне кофе!

— Попробуй-ка эти сигары!…

— Можно сойти с ума!

Снова тишина…

И снова ее нарушают изумленные возгласы:

— Ну, Мюфлие!

— Ну, Кониглю!

— Что ты скажешь обо всем этом?

— Гм!… А ты?

— Я ничего не понимаю!

— И я тоже!

И действительно, никто не понял бы происходящего. Да, это были Мюфлие и Кониглю, но одетые, как светские люди, в отличное платье и тонкое белье, выбритые, подстриженные, с нафабренными усами, с чистыми руками.

— Ну-ну, — сказал Мюфлие, — соберемся с мыслями… Давай-ка вспоминать по порядку.

— Давай!

— Где мы были… до того?

Кониглю поднял глаза к небу и вздохнул.

— Германс!

— Памела!

— Балаган.

— Двое одноруких…

— Гири… сто… полтораста…

— Двести…

— Потом свалка!…

— Потом нас связали…

— Руки и ноги… заткнули рот…

— Поездка…

— Скрип колес и ужасная тряска…

— Ворота…

— Нас выносят…

— Точно мешки…

— Потом укладывают в кровати…

— Заставляют пить…

— А напиток совсем неплох!

— Да, вполне…

— И… все!

— Пустота.

— Странно!

— Еще бы!

Этот содержательный разговор не был в состоянии, однако, пролить свет на происшедшие события.

— Дорогой Кониглю, — сказал Мюфлие, наливая себе рюмку коньяку, — должен заметить, что этот случай самый удивительный, самый загадочный из всех, что происходили со мной когда-либо.

— Я скажу то же самое!

— Сам факт похищения не так уж необъясним. Меня не раз похищали самые разные дамы, причем, из общества…

— Мюфлие!

— Это правда, Кониглю! Так бывало не раз! И, тем не менее, я должен признать, что этот случай никак не может быть объяснен таким образом!

— Почему это?

— Потому, что нас связали и заткнули рты! В ином случае нам бы только завязали глаза и провели через секретную дверь!

— Да, правда, нас тащили как мешки!

— Значит, здесь что-то иное… Мы спали. Сколько времени мог продолжаться этот сон?

— Я не знаю. Который теперь час?

— Скорее всего ночь, потому что горит огонь. А так как нас похитили вечером, то, вероятно, прошли уже целые сутки…

— Предположим.

— Бесспорно одно: два часа тому назад мы проснулись…

— В сущности, — продолжал Мюфлие, щелкнув языком от удовольствия, — до сих пор наше приключение нельзя было назвать неприятным, но я не обольщаюсь на счет того, что нас привели сюда с единственной целью — переодеть, накормить и напоить!

— Конечно, есть и обратная сторона медали, — сказал Кониглю.

— Вот именно… Но какова она? Какова она может быть?

Можем ли мы осветить лучом истины этот таинственный мрак?

И как бы в награду за витиеватую фразу Мюфлие налил себе новый бокал.

— Если бы я смел высказать свое мнение… — начал Кониглю.

— Смей, мой друг, смей! Я разрешаю!

— Ну, меня поразило одно слово, сказанное лакеем. Оно меня озадачило…

— Что это за слово?

— Ты его тоже слышал… Этот князь в ливрее предупредил нас о скором посещении.

— Да…

— И, если я не ошибаюсь, говоря о визитере, он назвал его маркизом.

— И никак не иначе! Я поначалу решил, что ослышался…

— Итак, нас должен посетить маркиз!

— Остается узнать, к кому из наших многочисленных знакомых может относиться этот титул.

Оба друга погрузились в глубокую задумчивость, но все старания припомнить какую-нибудь подходящую титулованную особу были тщетны.

— Мне кажется, — сказал наконец Мюфлие, — что мы не знакомы ни с одним маркизом.

— Да, по крайней мере я не помню… Впрочем, я всегда держался в стороне от аристократии…

— Как и я… э! Боже мой!… Может быть, мы напрасно это думали? Знаешь что, Кониглю, я думаю, что мы хорошо поступили, изменив своим привычкам!

— Совершенно согласен!

— Правда, привилегированные классы можно во многом упрекнуть, если обратиться к истории…

— О, это любопытно, но уместно ли сейчас?

— Мы это сделаем потом, а пока, Кониглю, держи себя пристойно. Покажем себя с лучшей стороны. И если предместье Сен-Жермен ищет встречи с нами, пойдем ему навстречу!

— Я готов на уступки, — прямо заявил Кониглю.

— Я другого и не ждал от твоего практического ума! И когда придет маркиз, он встретит людей, готовых его понять!

— Пусть приходит! — сказал Кониглю, поднимая бокал.

Казалось, это милостивое разрешение возымело магическое действие, так как в эту самую минуту дверь отворилась и в комнату вошел человек, новый для двух негодяев, но уже знакомый читателю.

Маркиз Арчибальд Соммервиль, так как это был он, низко поклонился своим гостям.

Мы уже сказали, что лицо Соммервиля, не будучи красивым, имело правильные черты и, в особенности, поражало своей бледностью.

Мюфлие поспешно встал и ответил на поклон вошедшего глубоким поклоном. Что касается Кониглю, то он действовал не так удачно, так как, вставая, опрокинул на пол бокал с вином, что несколько смутило его. Но маркиз, казалось, не обратил внимания на это обстоятельство, что дало Кониглю повод высоко оценить его воспитанность.

— Господа, — сказал Арчибальд, — позвольте мне прежде всего спросить вас, довольны ли вы моими людьми и не имеете ли каких-нибудь жалоб на мое скромное гостеприимство?

— О! Маркиз! — отвечал Мюфлие. — Мы очарованы…

— В восторге! — подтвердил Кониглю. — Это было неподражаемо!

— Я счастлив, — продолжал Арчибальд, — и это придает мне смелость просить вас об одной услуге…

— О, к вашим услугам! — сказал Мюфлие. — Мы хотим доказать вам, что мы не какие-то неблагодарные… Но садитесь, маркиз… пожалуйста… мне невыносимо видеть вас стоящим вот так…