Царь Зла - Кобб Вильям - Страница 46

— Осужден! Ну, что же, отлично! Пусть умрет!

Легко и просто произнесла она эту ужасную фразу. Ночью, одна в своей комнате, она снова повторила эти слова, и ей сделалось как-то жутко. Страшно прозвучали эти адские слова среди окружавшей ее мертвой тишины. При звуках собственного голоса несчастная Изабелла вздрогнула от ужаса. В изнеможении упала она в кресло, судорожно комкая в руках газету, откуда узнала эту роковую новость.

Смерть! Смерть! Словно погребальный звон звучало в ее ушах это зловещее слово. Бессознательно повторяла она его, стараясь привыкнуть, стараясь забыть.

Время шло. Она чувствовала, что с каждой минутой Жак приближается к эшафоту.

Теперь ее охватило какое-то странное оцепенение. Временами она нервно вздрагивала, как это бывает во сне, когда кажется, будто падаешь с высоты в пропасть.

Вдруг слабые лучи рассвета пробились сквозь занавески.

Изабелла быстро вскочила с кресла и подбежала к окну. Было утро. Она не ложилась спать. Утро! Значит, прошло уже более двух суток с тех пор, как Жак был осужден.

Она была невежественна. Сколько времени давалось осужденному для подготовки к смерти? Откуда ей знать? Она не знала даже, что он мог подать на кассацию и что он отказался. Эти женщины живут вне общественной жизни и подобно многим другим понятиям, правила правосудия неизвестны им.

Было ужасное утро, дождь лил ручьями, бешено ревело море и громадные волны с глухим шумом ударялись о берег.

Обеими руками схватилась она за сердце. Все существо ее было разбито. Она готова была упасть в обморок.

Вдруг она вскрикнула, выпрямилась и, схватившись за сонетку, закричала:

— Лошадей! Лошадей!

На зов ее явился хозяин гостиницы. Она отдавала бессвязные, почти непонятные приказания. Можно было принять ее за пьяную: она шаталась, поминутно останавливаясь, потом натыкалась на мебель, рыдала или вдруг разражалась каким-то страшным, судорожным смехом.

— Поторопитесь! — твердила она. — Разве вы не слышите! Они убивают его! Я приеду слишком поздно!

И подбежав к ящику, доверху набитому золотыми монетами, Изабелла начала целыми горстями разбрасывать их по полу, повторяя:

— Поторопитесь, поторопитесь же!

— Куда желаете ехать, герцогиня? — спросил хозяин.

Она взглянула на него каким-то тупым, бессмысленным взглядом.

— Где казнят на гильотине, — сказала она.

Хозяин с испугом смотрел на Изабеллу. Он принимал ее за сумасшедшую.

— Ах, правда, вы не знаете! Да и какое вам дело! Ах да, вы спрашиваете, куда я еду?В Париж! Лошадей! Мою дорожную карету! Пусть не жалеют лошадей! Надо успеть! Ступайте, ступайте!

Хозяину гостиницы, бывшему в то же время почтмейстером, было мало заботы о том, куда желала ехать герцогиня.

Так как Изабелла, не считая, бросила столько денег, что ими двадцать раз можно было окупить все ее издержки, то понятно, что он поспешил исполнить ее приказание.

Если она не в своем уме, то для него было выгоднее, чтобы рассудок подольше не возвращался к ней, чтобы она вовремя не опомнилась и не вздумала платить по счету.

В то время почтовая дорога из Кале в Париж пролегала через Булонь, Аббевиль, Бове, Сен-Дени и состояла всего-навсего из тридцати двух станций.

Заплатив двойную, тройную цену, можно было все это расстояние в восемьдесят лье проехать часов за двадцать, при условии, конечно, что не случится никакого приключения в дороге.

Когда это сообщили Изабелле, она печально вскрикнула. Двадцать часов! Это наименьший срок, да и то еще не точный!

— Если герцогиня так торопится в Париж, ей бы следовало уже ехать. Потерянное время не возвращается, — с вежливым поклоном сказал почтмейстер, понимая, что тут речь идет о срочном деле и что тут решается вопрос жизни.

Она поблагодарила, бросив ему свой кошелек, и проворно вскочила в экипаж. Кучер взмахнул кнутом, и лошади помчались во весь опор.

Изабелла свернулась на подушках и плотно обернула голову шалью, так что с трудом могла дышать. Она не хотела ничего видеть. Ей не хотелось жить. О, если бы она могла не думать!

На первой же станции она вскочила с радостным криком.

— Мы приехали!

В ответ на это она услышала громкий хохот кучера. Она была в Маркизе, в пяти лье от Кале.

Герцогиня приказала пропускать полустанции, заглушая ропот кучерского неудовольствия звонким золотом. Она не скупилась теперь! Мысль о совершенном ею преступлении словно раскаленным железом терзала ее сердце. Ей слышался голос Жака, который проклинал, быть может, звал ее.

Куда ей ехать? Что делать? Она старалась успокоиться, привести свои мысли в порядок.

Вот что. Она отправится к Арману де Бернэ! Он примет ее. Он честный, благородный человек. Она скажет ему все. Если нужно будет, она отправится с ним вместе к судьям.

Она ничего не скроет.

Донести на Бискара — значило выдать себя. Она расскажет историю Блазиаса-Манкаля! С каким удовольствием сорвет она маску с этого негодяя! Она погибнет с ним вместе — что за беда! Ей нужно одно — спасти Жака!

Но, освободив Жака, она, быть может, сама будет обвинена в сообщничестве и заключена в тюрьму. Не тюрьма пугала ее, а то, что Жак будет возвращен той, которая одна владеет его сердцем! Этого она не могла допустить!

Нет! Изабелла предложит свои услуги. Жак снова будет принадлежать ей, и она убежит с ним вместе далеко-далеко отсюда! Впрочем, для спасения его достаточно будет открыть всю правду Арману. Она подождет где-нибудь Жака, и они отправятся вместе. Он не сможет отказаться: ведь он ей обязан будет своим спасением! Он сделает это из благодарности, если не из любви.

Но он любит ее, она в этом уверена! То было только минутным увлечением. Неужели мог он в самом деле любить эту девчонку? Не была ли она, Изабелла, в сто раз красивее этой простушки?

Между тем карета быстро мчалась по дороге и приближала герцогиню к цели ее стремлений. Рассеянно смотрела Изабелла на мелькавшие перед ней деревья, которые сгибались до самой земли под сильным напором ветра. Сверкали молнии. Ревела буря. Молодая женщина ничего не слышала, ничего не замечала.

— Скорей, скорей! — стонала она сквозь судорожно сжатые зубы.

Они останавливались в Булони, в Монтрейле, в Вернее, в Аббевиле, в Пуа.

Там Изабелла заснула, изнуренная душой и телом, полумертвая от усталости и страшных нравственных потрясений. Когда она проснулась, была глубокая ночь. Буря стихала. Она выглянула из окна кареты. Та же однообразная дорога. Кучер приостановил лошадей.

— Где мы? — спросила герцогиня.

— В Пюизе.

— Далеко ли от Парижа?

— Около десяти лье.

— Который час?

— Половина третьего.

Изабелла опять откинулась на подушки. Кучер взмахнул кнутом Лошади снова понеслись во весь опор.

— Десять лье! Значит, часа два-три, не больше! В пять часов я буду в Париже.

Она ошибалась в своих расчетах. Путешественники миновали Геомон, потом Муазель и только подъезжали к Сен-Дени.

Изабеллу страшно клонило ко сну. Она не в силах была этому противиться. Глаза ее сами собой закрывались, голова опустилась на подушки, и молодая женщина крепко уснула.

Вдруг она проснулась с диким криком ужаса.

Где она? Что с ней?

Кареты нет! Она одна, в руках какого-то человека, который уносит ее куда-то.

— Сюда! Ко мне! Помогите! — отчаянно кричала несчастная Изабелла.

Чья-то рука зажала ей рот.

На дороге происходила, должно быть, страшная борьба: оттуда слышались проклятия и ужасные хрипы.

Теперь Изабелла, наконец, поняла, в чем дело! Разбойники остановили карету!

Она сделала над собой усилие, чтобы окончательно прийти в себя. Воры! Только-то? Она отдаст им все свои деньги! У нее было с собой более тридцати тысяч франков! Она даст слово выплатить им вдвое, втрое больше, лишь бы только они отпустили ее.

Но похититель крепко держал молодую женщину в своих сильных руках и уносил ее все дальше и дальше. Вот перед глазами ее возникла какая-то мрачная тень.