Жди свистка, пацан - Сафронов Виктор Викторович - Страница 52
- Предыдущая
- 52/70
- Следующая
Идти надо вперед, а ноги ватные хозяина не слушаются. Ими даже лежащую десятисантиметровым слоем пыль тяжело загребать. Это сколько же, интересно градусов по Цельсию за пределами одетого на меня кургузого и неэстетичного бронежилета? Может все сорок, а может быть и семьдесят?
Горячий липкий пот струйкой льется между лопатками, пропитывая в том числе и трусы обыкновенные, хлопчатобумажные. Но если бы мне сейчас, по примеру с бронекаской, предложили бронированные трусачи. Не задумываясь ни минуты, ей-ей поменял бы.
Кроме автоматика, у меня еще и сумка с медикаментами. Приходиться и с эти нянчиться. Но роптать и жаловаться на судьбу не имею права, т. к. у других ребят из патруля на плечах висят гранатометы с минами и ручные пулеметы.
И все же пот заливает глаза. Туловище движется отдельно от головы. Кажется, указательный палец просто врос в спусковой крючок автомата. Кроме всего прочего, просто хочется пить. Обычной пресной воды… Но продолжаю движение. Фиксирую боковым зрением обстановку справа и слева… Пытаюсь запомнить основные глинобитные достопримечательности…
Улица напоминает мне то, что я видел в туркменском ауле, недалеко от полюса жары — г. Мары. Тени нет. Прохлады, даже забравшись в одежде в арык, служащий одновременно и канализацией, тоже нет. Над головой раскаленное марево в виде горячих потоков воздуха поднимающихся в небо… Кругом миражи, в виде до верху наполненных, запотевших трехлитровых стаканов с шипучей газировкой и льдом. Чинно сидящие под чинарами туркмены. Они пьют горячий, зеленый чай, эта картина вызывает до поры, до времени чувство дурноты и жалости к ним… Ни чего тогда не понимал в красивой жизни. Сейчас бы этого горячего чайку… Мой путь, а вместе с ним и воспоминания, неожиданно прерывается…
Из-за дувала, высокой глиняной стены, прямо передо мной выскочил мальчуган 12–13 лет. Обычный, незатейливый ребенок. Пыльный и чумазый, как и все вокруг. Маленький, пришибленный. Одним словом, безнадзорное дитя сельских закоулков.
Я уже было собрался его поприветствовать широкой мосфильмовской улыбкой из художественного фильма «Свинарка и пастух». Но не получилось. Жизнь, как всегда внесла свои суровые коррективы.
Одна малюсенькая деталь омрачала радость нашей встречи. У «дитяти гор» у этого инфантильного создания в руках был автомат. Широкая приветственная улыбка, пожухла и скукожилась, превращаясь в жалкую, ничтожную гримасу.
С криком «Аллах, акбар» не давая мне ответить «Воистину, акбар» он длинной очередью засадил по мне половину рожка-магазина смертоносного боезаряда.
В тот момент, когда это чистое и светлое дитя запулило в меня очередью из толстых пуль, я уже видел движение ствола в свою сторону. Именно поэтому в падении не пришлось лишь бы куда расходовать боезапас и исполнять соловьиные трели в виде беспорядочной пальбы в разные стороны. Нет.
В падении, успел пульнуть из своего ствола и попасть ребенку точно между бровей, в переносицу.
Об одном жалею, что не было видеокамеры. Некому было зафиксировать расчётливый прыжок в сторону и выстрел в падении. Получилось бы прекрасное пособие для будущих бойцов спецназа. Правда облако пуховой пыли, поднятой мной во время приземления, могло чуть смазать картинку, но детали можно было пририсовать карандашом и фломастером. Надеюсь, вы поняли, мне не чуждо понимание радости творчества и созидательного труда.
Поднялся, отряхнулся и пошел смотреть на то, что получилось. Пока осторожно подходил, пришла одна грустная идея. Многие думают, что военным быть красиво. Да, красиво. Девочки желают выйти замуж за красавца с выправкой. Будущие медсестры рыдают и истекают слюной от желания овладеть таким сокровищем. Это добавляет самоуважения и гордости. Но после в беспаркетных условиях случаются моменты, когда приходиться убивать, хотя бы для того, чтобы защитить свою жизнь… После чего с непривычки наступает переоценка ценностей и горькое сожаление о выборе профессии. Все потому, что это единственная специальность, где не учат творить и создавать… При овладении этим ремеслом, учат убивать и разрушать.
А еще я поднял голову в небеса и поблагодарил тех ребят, что там сидят. За что? Да, за то, что рефлексы меня не подвели, успел среагировать на автоматную очередь. Проверяя правильность выводов, глянул за спину. На том месте, где стоял, как раз за моей спиной на уровне груди и головы вся глинобитная стена была испещрена отметинами от пуль. Мальчуган практически будучи мертвым, успел-таки правильно поставить руки и расстрелять то место, где находился враг.
Бедное дитя. Одно только и может быть утешение для родни, что погиб он в борьбе с «неверными». Это значит многое. Это значит, что его душа уже находится на полдороги к вечному блаженству на небе. Жалко его, мог стать уважаемым пастухом или бастурманщиком. Но кто-то дал ему в руки автомат…
Когда подошел совсем близко заглянул ему в лицо. Теперь по свидетельству специалистов и испытавших такое потрясение, он должен будет все время мне сниться. Не давать мне спокойно уснуть будить среди ночи. Заманивать меня в потаенные жуткие углы и уже там давить кухонным шкафом и душить полотенцем…
Глаза у него были открыты и смотрели на меня в полном недоумении, как бы спрашивая «что ж ты, гадкий дядя, пришел на мою землю и меня убил? За что?».
На всякий случай, я ему ответил: «Чтобы ты меня, сынок, первым не убил. Здесь уж не до сантиментов. Кто первый тот и жив. А кто опоздал и стал вторым, того по мусульманскому обычаю, похоронят в день смерти, до захода солнца».
Еще раз всмотрелся в его лицо, чтобы не забыть. Красивые детские темно-карие глаза. Когда тело начало остывать, обратил внимание на то, что глаза стали удивительным образом светлеть и приобретать молочно-кофейный цвет.
Еще обратил внимание на его штанишки. Сшитые из грубой мешковины они едва до щиколоток закрывали его маленькие, покрытые цыпками ступни…
А еще…
Я готов был долго стоять, на этой странной для меня улице, с двух сторон окруженной высокими глиняными стенами и смотреть на мертвого ребенка, на лежащий рядом с ним китайским автоматом АК-47… На его разбросанные в разные стороны руки и ноги… На небольшую струйку крови, вытекшую из пулевого отверстия, на само отверстие облепленное жирными зелёными мухами…
Кто-то взял меня за локоть. Я оглянулся. Мой крестник, Стасик Тернопольский — Терминатор… А я еще, ему несправедливо бил морду…
Стасушка! Стасушка! — повторял я в каком-то дурмане.
Он стоял у меня за спиной и с беспокойством осматривал спину, потом грудь, потом…
— Как ты? Ранен? — тормошил он меня, пытаясь отыскать в бронекаске пулевое отверстие.
— Великолепно.
— Сам идти сможешь?
— А как же.
— Пойдем, нам нельзя долго оставаться на одном месте.
— Пойдем, — сказал я, усаживаясь в пыль рядом с трупом и пытаясь прикурить стреляную гильзу.
Буквально через мгновение услышал тонкий, гортанный крик плачущей женщины. К нему присоединились еще десятка два голосов, а может и две сотни. От шума у меня начала болеть голова. Нестерпимо ломило виски. Казалось затылок, кто-то стал стягивать металлическими обручами. Выскочили женщины заранее одетые в черное. Окружили меня и убитого ребенка. Стаса оттеснили в сторону, а может, это был и не он…
Громко воя, плача и причитая, сперва они толкали меня, потом стали царапать на мне казенное имущество, после щипать и уже в конце, когда я получил палкой по спине… И раз, и второй… Услышал щелчок снятия автомата с предохранителя… Тогда уж сам, на поднимаясь из горячей пыли, передернул затвор и в упор расстрелял всех кто стоял рядом…
Подоспели наши. Женщины частью лежали рядом с убитым ребенком, а частью разбежались. Наверное, пошли готовиться к похоронам. Среди женщин оказались и двое вооруженных переодетых в их платья пареньков, лет восемнадцати.
- Предыдущая
- 52/70
- Следующая
