Призрак потерянного озера - Лайонс Дельфина К. - Страница 35

• Предыдущая
• 35/39
• Следующая

– Подруга Рене! – только и смогла повторить Элис. Остальные смотрели то на Бертрана, то на Маргарет, то опять на Бертрана. Маргарет объяснила:

– Рене не особенно прятала свои письма, – должно быть, потому, что они чаще всего не содержали ничего, кроме сущей чепухи.

– Маргарет, ты хочешь сказать, что ты ко всему прочему еще читаешь чужие письма? – кажется, это было для Элис хуже чтения чужих дневников.

– Только письма Рене. Никто другой здесь писем не получает, быть может, только Эрик, – недаром он всегда запирает мастерскую. Пари держу, он там что-то прячет. Если нечего прятать, зачем запирать?

Эрик невольно рассмеялся. Маргарет уничтожающе посмотрела на него и продолжила:

– Так вот, когда Бертран пригласил сюда Дэнис – это имя его жены, – чтобы она здесь изображала секретаршу для старика, он, похоже, начисто забыл, что именно Рене познакомила их в Монреале несколько лет назад. Дэнис решила, что это очень забавно. Она написала Рене, какая будет умора, когда она приедет сюда, и предупредила, чтоб она случайно не проговорилась. Ты и письма сжег, да, Бертран?

– Какой смысл избавляться от дневников, если остаются письма, – с горечью сказала Эллис. – Но я никак не пойму... – Лицо Элис стало очень испуганным. – Боже правый, не хочешь же ты сказать... Скажите мне кто-нибудь, как звали мисс Хайс?

Бертран смертельно побледнел. Все смотрели на него, но ответил Эрик:

– Ее звали Дэнис, я помню. Она подписала письмо – Дэнис Хайс. – Подумав немного, он добавил: – Мне показалось подозрительным, Берт, когда ты вызвался связаться с агентством по найму и подыскать деду новую секретаршу. Не я один, наверное, находил это странным. Я думал, ты постараешься протащить сюда какую-нибудь из своих подружек или даже эту таинственную жену. Но когда стало известно о самоубийстве, я решил, что ошибался. – Воцарилось молчание, потом Эрик наконец решился: – Бертран, а что было в дневниках Рене такого, что их непременно следовало уничтожать?

Не глядя ни на кого, голосом настолько сдавленным, что его невозможно было узнать, Бертран заговорил:

– Вчера Рене во всем мне призналась. Она... столкнула Дэнис с поезда, а потом и старика Робертса. Я ей сказал, что нельзя все оставить так, словно ничего этого не было. Она должна пойти в полицию и обо всем рассказать. Она должна это сделать, – иначе это сделаю я сам. – Он замолчал, взял бокал и судорожно глотнул вина. – Ну и... она убила себя, и, можно сказать, я толкнул ее к этому. В общем, вот и все.

Эрик не мигая смотрел на него.

– Если все так и было, Берт, то тебя никто не станет винить. Тут ничего уже не поделать.

Когда я вышла из комнаты, где мы сидели. Бертран догнал меня в холле и загородил мне дорогу.

– Итак, вы видите, – начал он, – я говорил вам правду. Я не женат. Я свободен! – Как будто я ни о чем больше не думала, как о том, есть у него жена или нет. Он протянул ко мне руки, словно рассчитывая, что я тут же брошусь к нему на шею.

– Похоже, вы не слишком... убиваетесь о вашей жене, – пробормотала я, желая на этом закончить разговор. Я прислушивалась, не идет ли кто следом за нами, но в полутемном холле было пусто. Интересно, куда подевались остальные? Просто удивительно, до чего легко заблудиться в этом огромном доме.

– Убиваюсь? – повторил Бертран, как будто никогда раньше не слышал этого слова.

– Разумеется, конечно, у вас было достаточно времени, чтобы привыкнуть к этой потере, – я говорила насмешливо, рассудив, что, если он рассердится, это будет все-таки лучше, чем подобная пылкость. Он нахмурился, и я удивилась: как это я прежде находила, что он красивее Эрика.

– Мне очень жаль, что Дэнис умерла, это естественно. Но между нами все давно было кончено, хотя мы с ней оставались добрыми друзьями. В этот раз речь шла о чисто деловом сотрудничестве. Я понимал, что мне ни за что не удастся прибрать дедовы сокровища к рукам. При том, как он ко мне относится, я вообще удивляюсь, что он до сих пор не выгнал меня отсюда. Но он мог отдать сокровища – или хотя бы их часть – Дэнис. Как он собирался передать их Кларе Монтейс до того, как ее напугали и она отсюда уехала.

Интересно, мисс Монтейс – тоже одна из его девушек? Но не могла же я спросить об этом. Да и не в этом было сейчас главное. Я отчаянно пыталась заставить его подольше говорить: у него слишком блестели глаза, и я начинала опасаться, что от слов он может перейти к делу.

– Вы, кажется, так уверены... что ваша жена... что она заставила бы вашего деда оставить... что бы там ни было... ей.

– Уверен? В чем вообще можно быть уверенным? Но ведь я все равно ничего не терял. И к тому же она была актрисой. Она прекрасно понимала, как обойти мужчину. Меня же она обошла, не так ли? – Он засмеялся. Может быть, и не слишком громко, но здесь было очень гулкое эхо, и смех прокатился по всему залу. Бертран понизил голос почти до шепота: – Клара была очень красивой женщиной. Но ты еще красивее, Эмили.

Он обнял меня и попытался поцеловать. Но мне удалось вырваться, потому что он не ожидал ни малейшего сопротивления.

Он не сразу поверил. Потом он заговорил, и голос его дрожал от ярости:

– Предупреждаю, не смей со мной играть. Ради тебя я перенес слишком много всего, чтобы найти теперь только девчоночье кокетство. Ты же сразу поняла, как только увидела меня, – мы просто созданы друг для друга. Я же знаю. Так зачем же играть со мной теперь?

И он притянул меня к себе так грубо, что я подумала, что, несмотря на все мое отвращение ко всякого рода скандалам, мне сейчас придется на это пойти. Но в это время из противоположного конца зала раздался голос Эрика – интересно, как долго он стоял и слушал, невидимый в сумерках?

– Прошу прощения. По-моему, я отстал от жизни гораздо сильнее, чем предполагал. Значит, траур в теперешних музыкальных кругах носят именно так?

– Траур! – Бертран был в ярости. – Ты погряз в предрассудках, ты так чтишь традиции; неудивительно, что твои картины никому не нужны. – Он все же пригладил растрепавшиеся волосы. – Ты должен понимать наши с Эмили чувства. Почему мы должны этого стыдиться?

– И правда, почему? Вопрос лишь в том... но я задам его Эмили. Мой брат что – пристает к вам? Хотите, я съезжу ему по морде?

– Да... нет, конечно. По крайней мере, если он сейчас же отсюда уйдет, – поспешно поправилась я. Только драки мне и не хватало.

– Хорошо, Эмили. Я могу подождать... – губы Бертрана скривились в усмешке, – до более подходящего случая, чтобы договориться с тобой. Но запомни: ты – моя!

Он вышел из холла. Дверь за ним с шумом захлопнулась.

– Он что – сумасшедший? – спросила я Эрика.

– Мы здесь все немного сумасшедшие. А некоторые и не немного. – Он поморщился, как от боли. – Думаю, что Рене могли бы официально признать сумасшедшей, если бы дело дошло до суда. Но если подумать о дедушке, я рад, что этого не случилось.

– Я не совсем понимаю... – начала было я, но он приложил палец к губам.

– Давайте выйдем. Если и есть где-нибудь на свете место, где стены имеют уши, так это здесь.

В холле было так темно, что я не ожидала, что на улице еще светит солнце. Оно только начинало склоняться, и аромат цветов не казался уже таким тяжелым, может быть, потому, что живой запах листьев и травы, еще влажных от вчерашнего дождя, сглаживал их приторное дыхание. Некоторое время мы шли молча, слушая, как шелестят листья деревьев и как воробьи чирикают в зарослях кустов. Мне захотелось хотя бы ненадолго забыть обо всех ужасных вещах, которые здесь произошли, но у меня ничего не получилось.

– Мне все-таки не верится, что Рене могла убить жену Бертрана. Или проводника. Конечно, она была без ума от себя, но от этого еще очень далеко до убийцы.

– Разве? – спросил Эрик. Он казался очень озабоченным.

– Я только говорю, что я не могу в это поверить, – повторила я. Но как тогда все это объяснить? Те двое были мертвы, Рене тоже.

• Предыдущая
• 35/39
• Следующая