Не будите Гаурдака - Багдерина Светлана Анатольевна - Страница 61

Была бы еще от этого какая-то польза другим!..

Их чудовищам нет ни конца, ни края, а я для них всё равно, что не существую, я ничего не могу сделать, ничего, ничего!..

Нет, надо думать, думать, думать! Иначе так мы простоим тут до возвращения Хель!..

Если доживем.

Но что делать?!..

Перебить их невозможно, сбежать, напугать, разогнать — еще невозможнее…

Разбить чары?

Кхм.

Перехитрить?

Кхм-кхм.

Но что…

Масдай!!!

Надо пригнать Масдая, забрать всех, и просто улететь — слава Богу, крыльев ни у кого из кошмаров нет!.. Доберемся до границы с Хеймдаллом, и заклятье Хель рассыплется там само по себе. Наверное. Но проверить стоит.

Эту мысль Иванушка додумывал уже на бегу.

С грохотом промчался он вниз, оскальзываясь на гладких костяных ступенях, выбил плечом замешкавшуюся дверь, вырвался во двор…

И остолбенел.

По отчаянно вопящему и размахивающему кистями ковру ползало стадо моли величиной с курицу и ее личинки с батон вареной колбасы.

Сквозь прогрызенные дыры просвечивали кремовые куполы черепов брусчатки.

— Масдай!!!..

В три прыжка, на ходу выхватывая меч, Иванушка достиг поедаемого заживо друга, яростно взмахнул клинком, рассекая прожорливых насекомых так и эдак… и со стоном опустил руки.

На моль его появление произвело не больше впечатления, чем на мостовую, на которой лежала обреченная жертва.

Иван заскочил на ковер, упал на живот, уцепился за край и проорал:

— Масдай, вверх и покрутись — может, они свалятся!..

После минуты высшего пилотажа с ковра свалились только двое: сам Иван и мешок с продуктами.

Оставшийся без человеческого присутствия Масдай бессильно рухнул рядом, стряхнув на мгновение потерявшую ориентацию в пространстве моль.

У личинок таких проблем не возникло.

— Иван, Иван, Иванушка, помоги мне, помоги, пожалуйста, спаси меня!.. Ты же всегда был хорошим мальчиком, ты не сорил, не ронял пирожки, не крошил печенье, не проливал чай!.. Ты умный, ты читаешь много, у тебя самая хитрая в мире жена, придумай же что-нибудь, умоляю тебя, придумай!!!..

С остервенением отчаяния набросился царевич с кулаками на отвратительных белых червей, но все его удары пролетали насквозь, словно это не они, а он сам был из своего собственного кошмара, где хотел, и не мог помочь тому, кто спасал его собственную жизнь не один десяток раз…

Кошмар.

Кошмар!!!

Не соображая толком, что делает, ибо времени с каждым промчавшимся мгновением у него и друзей становилось всё меньше и меньше, Иванушка кинулся к развязавшемуся при падении мешку и лихорадочно принялся вытряхивать его содержимое на площадь.

Хлеб, мясо, масло, туес с молоком, кузовок с остатками яиц, картошка…

Подхватив Масдая за кисти, он быстро подтащил его к месту последнего упокоения их припасов и принялся за дело.

Первыми в ход пошли яйца: бренные останки двух десятков отборных диетических были вывалены на охнувшего от изумления и возмущения Масдая и спешно размазаны по всей поверхности.

Потом настал черед масла: растаявший в горячем Хеле и подмерзший в холодном уродливый кусок на полтора килограмма был распределен по шатт-аль-шейхскому орнаменту не слишком равномерно, но добросовестно.

Далее последовало молоко, сухари, грудинка, шаньги…

Отчаянный вопль Масдая «Ива-а-а-а-а-ан!!!..» разорвал, казалось, пространство и время, воздух Хела заколебался, зарябил, дрогнул, и из вечной предзакатной тьмы на глазах у потерявшего уже надежду царевича материализовался его двойник — с бочонком подсолнечного масла и мешком соленой селедки в руках.

Торжествующе ухмыляясь, доппельгангер отшвырнул в сторону продукты, выхватил меч, и со всей нерастраченной яростью и пылом невостребованного возмездия обрушился на ничего не подозревающих личинок и мотыльков, увлеченно набивающих бездонные чрева мохером.

Через полминуты с насекомой напастью было покончено.

— Иван?.. Иванушка?.. Иван?..

Если бы мог, старый ковер бы прослезился.

— Иван…

Близнец лукоморца виновато улыбнулся, упал на колени, принялся было шапкой отчищать причиненный оригиналом ущерб, но мигнул в воздухе пару раз… и исчез.

Иванушка в роли чьего бы то ни было кошмара — нелепость такого предположения понимал даже полусонный разум ковра.

— Иван… Иван… Иван…

Царевич запрыгнул на перемазанную спину ковра и ткнул пальцем туда, откуда доносись слабеющие крики и вопли постепенно проигрываемого сражения.

— Масдай, скорей, там наших бьют!..

— Наших бьют!!!

Радостно взревев, ковер взвился ввысь, спикировал в окно второго этажа, разнеся вдребезги слюдяное стекло, сгреб сбившуюся и выбившуюся из сил кучку осажденных у стены, и под исступленные завывания оставшихся вдруг ни с чем чудовищ вылетел на волю.

Визжа от бессильной злости, монстры повыскакивали в окна и двери, но достать мчавшийся в двадцати метрах над землей ковер на мог даже трехголовый черный великан на ходулях.

Опешившие поначалу от такой развязки, жертвы кошмаров быстро поняли все преимущество нового положения.

— Ага, съели!!!..

— Взяли!!!..

— Подавитесь нашим братом!!!..

— Зубы обломаете!!!..

— На тебе, на тебе, на, на, на!!!..

Заметив, что преследователи приотстали, отряд снизился и подхватил у развалин Хольмстадта заметившую их пару душ.

— В какую сторону выход? — торопливо спросил Мьёлнир.

— …туда…

— …никуда не сворачивайте…

— …там будет река…

— …на другом берегу — Врата…

— …на них — табличка…

— Знаю, знаю, — сконфужено перебил бог, опустил обитателей Нифльхайма на землю, и под разъяренное подвывание настигнувшей их было дикой охоты Масдай весело взвился в воздух и понесся в указанном направлении.

Как богаты, как разнообразны, сочны и изобретательны, оказывается, становятся лукоморский и отряжский языки, если перед этим их носителей попытаться разорвать на клочки…

Три часа — и ни единого повторения!

На берегу реки Забвения, или реки Склероза, как упрямо называл ее Адалет, чудища замялись.

По инерции, в горячке преследования, несколько самых увлеченных или самых безмозглых уродцев забежали в воду, но, проскакав несколько метров, тупо остановились и озадаченно закрутили головами, пытаясь решить обрушившиеся внезапно на них экзистенциальные вопросы: «кто я?» «зачем я?» и «кто во всем этом виноват?».

Остальная стая сгрудилась у края воды — то ли из врожденной водобоязни, то ли охлажденные печальным примером пришедших к финишу первыми собратьев.

Огнедышащий волк со скорпионьим хвостом, полукилометровая змея толщиной в колодезный сруб, чешуйчатые и клыкастые олени с когтями как у дракона, плюющиеся ядовитой оранжевой слизью свинотараканы, хмурые зомби, сквозь зеленую плоть которых просвечивали желтоватые кости черепа — все рычали, мычали, выли и голосили на разные лады, но сунуться дальше не решались.

Впереди мелькнул слабый — но настоящий, дневной свет — и зачернел противоположный берег: река кончилась.

— Счастливо оставаться!.. Приятного аппетита!.. — повернулся и помахал своим преследователям Адалет.

Олаф показал язык.

Мьёлнир сделал непечатный жест.

Серафима, судя по ее шкодной физиономии, тоже хотела изобразить что-то не менее остроумное, но вдруг изменилась в лице, и в то же мгновение когтистый кротозаяц — последний из выступившей на ее преследование стаи — подпрыгнул, выбросил из спины крылья как у летучей мыши, и стрелой взмыл вдогонку.

Но не зря говорят, что рожденный прыгать летать не может.

Не умеющий пользоваться выпавшим внезапно на его кротозаячью долю счастьем, зверь затормозить вовремя не успел, и со всего маху врезался в Сенькину голову.

Звереныш охнул, царевна ахнула, и оба они, вцепившись друг в друга, полетели через край ковра в чернеющие внизу стирающие память сумрачные воды.

— СЕНЯ!!!!!!!..