Книга 12. Раскрытие Творца (старое издание) - Лайтман Михаэль - Страница 44
- Предыдущая
- 44/132
- Следующая
Движутся по дорогам великие мудрецы Торы в белых капотах и чулках, в чёрных шляпах, богатые, бедные — все. Большинство бедных идёт пешком. Городской базар и улицы Коцка уже запружены телегами и каретами, но дороги ведущие в местечко всё ещё черны от огромного количества людей. карет, телег, приближающихся к Коцку. Прибывающие люди обходят постоялые дворы, в которых они раньше обычно останавливались. Исчезло обычное радостное возбуждение паломничества — ведь Коцк был признанным местом паломничества евреев. Эта радость возникала у каждого еврея по мере приближения к Раву. Казалось, что даже окрестные поля как будто прекратили песнь восхваления и начали петь грустную мелодию. Траурные дороги Польши…
Глаза всех были устремлены к одной комнате, в которой Рабби провёл значительную часть своей жизни.
Духовный вождь — его личность проявляется даже во время его ухода из жизни. Он воплощается в завещании, в том, что он передаёт в последние минуты своей жизни. Великие духа подводят итоги перед смертью.
Ученики, которые были близки учителю при жизни, собираются вокруг него перед его смертью, когда он передаёт из своих уст в их уста квинэссенцию своего учения, и повторяет его основы, перед тем, как физически отделиться от них навеки. В день своей смерти великие учителя говорят обычно о жизни. Последние слова учителя отпечатываются в сердцах учеников как духовное завещание, как инструкция для жизни.
Большинство великих царства духа умерли со словами своего учения на устах. Они ушли из этого мира с чувством, что они выполнили свою миссию. Чувство страха не омрачило их смерти. Они закрыли свои глаза с чувством удовлетворения, их учение захватило сердца людей и их работа не пропала даром.
В последнем взгляде учителя на учеников отражается его духовное удовлетворение. Он знает, что ученики сохранят его учение, которому он отдал без остатка всю свою жизнь. Ученики, окружающие своего рава в его последние минуты также чувствуют слияние своих душ с душой своего рава, которая поднимается ввысь.
Некоторые из духовных руководителей собирали своих учеников на лоне природы — на вершине горы, на берегу реки. Другие шептали слова своего духовного завещания лёжа на постели с которой они уже не поднялись. Иногда бывало, что учитель, уходя из жизни, назначал вместо себя кого-либо из учеников и вручал ему своё духовное наследие и венец духовного вождя.
В таких случаях ученики чувствовали лишь смену караула — караул ушёл, новый караул заступил на его место. Много рассказов и легенд существуют о смерти великих людей, о том как они оставляли наш мир.
Но о кончине рабби Менахем-Мендла из Коцка рассказывают совершенно другое. Старым и успокоившимся ушёл рабби Мендл из этого мира. В затуманенной комнате в которой он жил жизнью отшельника, лежит он прикованный к постели.
На маленьком столике возле стены, стоящем недалеко от кровати стоят в беспорядке пузырьки с лекарствами. Рабби не обращался к врачам и не принимал их лекарства. Даже когда боли были особенно сильными, рабби не принял снотворное, чтобы ослабитиь страдания — снотворное, — сказал рабби, — мешает ясности ума.
Когда состояние рабби ухудшилось, его ученик, помогавший ему, рабби Цви из Томашова, по настоянию врачей, попробовал сам влить лекарство в рот больному. Но рабби Мендл прикрикнул на него и сказал: — Так? Меня заставляют?! Ты помнишь, что когда силы ещё не покинули меня, ни один человек не смел указывать что я должен делать. Никто не смел что-нибудь сделать против моей воли. Сейчас, когда силы оставили меня, тоже ничего не должно измениться.
Рабби Мендл постепенно угасал. Уже несколько дней его трясло в лихорадке и он лежал на постели с закрытыми глазами. Все стремились прийти сюда, чтобы быть возле своего рава в его последний день. В бейт-мидраше (помещении где учат Тору и молятся), находившимся рядом, зажгли свечи, но не слышно обычной молитвы. С затаённым дыханием следят люди за комнатой рава, за его последними вздохами.
Внутри комнаты собралась маленькая группа самых близких ему учеников, бывших постоянно рядом с ним, находясь в его тени. Они служили раву при жизни и теперь они уединяются с ним в его последние минуты перед его кончиной.
Но даже они, самые близкие ученики, не осмеливаются подойти к постели рава, а только издали смотрят на его лицо. Они стоят в полной тишине, без единой слезинки. Они молятся. Они молятся в сердце, внутри себя, без слов. Творец слышит их молитвы и так, ведь настоящая молитва — она в сердце. Так учил их рабби Мендл, с немой скорбью прощаются они со своим рабби.
Время от времени рабби Мендл приходит в себя, открывает глаза и смотрит на лица своих учеников. В его взгляде благодарность тем, кто не оставил его в самые тяжёлые минуты его бурной жизни. Его уста бормочут несколько слов, смысл которых не понятен даже самым близким ученикам. Постепенно физические силы всё больше и больше оставляют его. Телесные страдания терзают его, но с его духом не произошло никаких изменений. Его сознание как и раньше совершенно не замутнено ничем.
Рабби Мендл всю свою жизнь стоял на пороге, соединяющем этот мир и мир вечности. Ещё немного и он окончательно переступит через этот порог. Рабби поднял руку, показывая, что он хочет, чтобы они подошли к нему. Он слышит их скорбные вздохи и говорит: — Весь мир не стоит того, чтобы по нему вздыхать.
Приближаются последние минуты, по мере их приближения тишина всё больше сгущается. Последние слова рабби Мендла: — Я буду говорить с Ним лицом к лицу…Открыто, а не загадками…И образ Творца увидит… С этими тремя словами: «И образ Творца увидит» душа Рабби Менахем-Мендла поднялась ввысь.
Рабби Менахем-Мендл, которого назвали «Старый Мудрец из Коцка», не был коронован сверкающей короной, и его голову не окутывает шлейф легенд, вроде тех, которые рассказывают о Бааль-Шем Тове. Из рассказов о Бааль-Шем Тове прорывается волшебство весны, в них слышится пение маленьких детей-учеников, которых Бааль-Шем Тов ведёт по переулкам местечка, прорываются из них трели пастушеских дудок, свист кнута в руках извозчика. В рассказах же о рабби Мендле сквозит грусть. они похожи на осенний день, на тучи предвещающие о буре…
В жизни рабби Мендла чётко выделяются три периода. Первый — период Люблина и Пшиски. В то время он нёс в себе предвидение освобождённого мира и человека. У него была уверенность в том, что он сможет воспитать триста человек, которые, исправляя себя, поднимутся в духовные миры, людей которых не будут интересовать ценности материального мира, которые поднимутся вместе с ним на вершины мира и провозгласят: «Творец — Ты наш Создатель!»
Второй период — в местечке Томашов и первые годы в Коцке — годы внутренней борьбы и внутренней бури, в которых он искал решение тайны жизни, годы душевных страданий, когда душа то взлетает на духовные высоты, то проваливается в бездну. Третий период — это двадцать последних лет, когда он уединяется в комнате, скрывается от людей и скрывает от них свою Тору.
Рабби Мендлу было 53 года, когда он скрылся от внешнего мира и закрыл себя в комнате, но, фактически, это его уединение было лишь последовательным шагом, вытекавшим из его предыдущей жизни, из его духовных качеств, которые отпечатались в нём со времён детства и отрочества.
Образ рабби Мендла навсегда останется связан с годами его затворничества, с детских лет ему были присущи мятежность и склонность к уединению. Эти свойства развились и привели к своему логическому завершению, когда он прервал контакты со своими учениками. В жизни рабби Мендла ничего не шло гладко. Вся его бурная жизнь состояла из взлётов и падений.
- Предыдущая
- 44/132
- Следующая
