Поцелуй герцога - Джеймс Элоиза - Страница 20

– Да, верно, – одновременно с ней произнесла Оливия. – Возможно, в следующий раз вам лучше продавать билеты заранее.

– Билеты, мисс Литтон? – переспросила герцогиня.

– Верно. – Она одарила почтенную даму спокойной улыбкой. – Знаю, это недостаток, но я намного счастливее, если заплатила за лекцию, даже если и засну на ней. Образование должно быть дорогим, вам не кажется?

– Это нелепо, – заявила герцогиня.

– Как вы сами написали, ваша светлость: «Леди всегда должна знать свои слабости». Вряд ли стоит напоминать, что моя мать большая поклонница «Зеркала комплиментов».

– Знаю. – Герцогиня чуть оттаяла. – Я несколько раз встречала вашу мать, и она всегда производила на меня впечатление женщины весьма проницательной для своего круга.

В глазах Оливии вспыхнул гнев, и ее улыбка стала шире. Ямочек на этот раз не было. Куин отступил назад. Любой, решивший, что улыбка означала признательность, глубоко заблуждался.

– Вы напомнили мне еще один афоризм, – вежливо продолжала Оливия. – «Даже призраки покойных предков предпочтут заснуть, чем слушать, как кто-то болтает, как попугай». – Она помолчала. – Хотя, возможно, это отрывок и не из «Зеркала комплиментов».

– У вас очень живое чувство юмора, мисс Литтон, – заметила герцогиня. И это был не комплимент.

– А мне любопытно узнать о призраках моих живых предков, а не умерших, – лукаво вставил Джастин. – Чем они занимаются, когда Куин начинает рассуждать о математике?

– Мисс Литтон, – решил вмешаться Куин.

– Да, ваша светлость?

– Обещаю больше не говорить вам о квадратных корнях, предварительно не продав билеты.

– Лично я бы с удовольствием их получила, – тепло улыбнувшись, сказала Джорджиана. – И прошу прощения за непочтительность моей сестры. Боюсь, мы привыкли к подобным шуткам в узком кругу.

Да, она идеальная пара для Куина.

– У меня больше нет сил выносить лекции по математике, – заметил Джастин. – Прости меня, кузен, но я не стану покупать билет на лекцию о квадратных корнях.

– Мисс Джорджиана, мне бы хотелось услышать ваше мнение о каменных оконных переплетах в готическом стиле, – сказала герцогиня.

– Судя по сказанному тобой, когда-то у тебя были силы выносить математические лекции, – сказала Оливия. Глаза ее улыбались, словно она что-то задумала, и это понравилось Куину.

– Нет, ничего подобного, – возразил Джастин, подаваясь вперед. – По крайней мере когда разговор заходит о математике. Но если вы будете говорить о чем-то очень интересном…

– О моде? – предположила Оливия.

– Я обожаю моду! – воскликнул Джастин. – Жизнь была бы никчемной без украшений и разных нарядов. Но больше всего я люблю писать стихи и баллады.

– Джастин написал сто тридцать восемь сонетов, посвященных одной женщине. – Куин вступил в разговор, хотя ему надлежало бы беседовать с Джорджианой. Правда, он ничего не знал об оконных переплетах, и его матери следовало с этим считаться.

– Правда? – пораженно воскликнула Оливия.

– Это называется венок сонетов, – сообщил Джастин.

– Это ведь очень много стихотворений и еще больше рифм. Когда ты пишешь подобный венок, можно повторять одни и те же слова, например, «любовь» и «голубка»?

– Только не голубки, – отмахнулся Джастин. – Голубки для печных труб и стариков. А слово «любовь» зарифмовать труднее, чем вы думаете. Например, как часто можно упоминать перчатки? После того как вы выразили желание быть перчаткой на руке дамы, что еще можно сказать?

– Зачем кому-то хотеть стать перчаткой на дамской руке? – осведомился Куин.

Джастин по привычке возвел глаза к потолку. Он делал это всякий раз, когда Куин вступал в разговор.

– Потому что она касается перчаткой своей щеки.

– И других мест тоже, – задумчиво протянула Оливия.

Куин, к своему удивлению, чуть не расхохотался.

– Например, носа, – добавила она.

– Это не очень романтично, – покачал головой Джастин.

– Боюсь, я совсем не романтична, – извинилась Оливия.

– Надеюсь, – вмешалась мать Куина. – Вам предстоит стать герцогиней, мисс Литтон, и уверяю вас, романтичная душа является серьезным недостатком у женщины в вашем положении. – Она многозначительно посмотрела на Оливию. – Уверена, нам всем бы хотелось поговорить о чем-то более возвышенном, чем слабые попытки лорда Джастина сочинять стихи. Леди Сиблторп, как продвигается ваша благотворительная деятельность со сбившимися с пути детьми?

Леди Сиблторп принялась с удовольствием перечислять, сколько синих рубашек и крепких ботинок ее организация передала бедным детям. Или детям из бедных семей: эти две категории пересекались.

– Как интересно, – произнесла Джорджиана, изо всех сил стараясь придать своему голосу искренность. – Как вы додумались до рубашек и ботинок, леди Сиблторп?

Кажется, она была и умна, и милосердна. Замечательно.

Леди, раздуваясь от гордости, принялась рассказывать увлекательную историю о шейных платках, чулках, рубашках и пальто.

Куин какое-то время из вежливости слушал, а потом повернулся к Джастину и Оливии. Они блаженно игнорировали наставления герцогини: Джастин читал вслух отрывки из своих стихотворений, а Оливия насмехалась над ними. Кажется, оба получали огромное удовольствие.

– Я родился под звездой, – цитировал Джастин. – И луна мне так близка.

– Что значит, «родился под звездой»? Я, например, родилась ночью. По-твоему, луна может упасть мне в ладонь?

– Это дань уважения, – объяснил Джастин. – Я часто сравниваю свою возлюбленную с богиней Луны. Она близка мне, потому что я родился под звездой. – Он замолчал. – Родился под звездой. Мне это нравится. Надо не забыть сказать учителю, уверен, он будет мне аплодировать.

– Мне казалось, мистер Ашер должен подготовить тебя к грядущему семестру в Оксфорде, а не потворствовать твоей страсти к поэзии, – заметил Куин.

– Он научил меня множеству важных вещей о математике, – привычно солгал Джастин.

Куин нахмурился.

– Кто твоя возлюбленная? Ты прочел мне несколько поэм, но кажется, я так и не спросил тебя об этом. Возможно, молодая дама, которую ты встретил в Оксфорде?

– Нет, у меня ее нет, – радостно возразил Джастин.

– Сто тридцать восемь сонетов для несуществующей дамы, – уважительно произнесла Оливия. – Ты хотя бы описываешь ее, эту лунную богиню?

– Богиню Луны, – поправил Джастин. – Конечно. У нее серебряные волосы.

– Удивительно. – У Оливии был такой насмешливый голос, что Куин с трудом сдержал улыбку. – Дай догадаюсь. Сияющие глаза?

– Вообще-то они светятся. А сияют в двух поэмах, сонете и балладе.

– Кажется, она похожа на волшебницу. Не боишься, что она превратится в блуждающий огонек?

– Нет, – с достоинством ответил Джастин. – Моя дама совершенно не похожа на тыкву. Своей красотой она затмевает солнце и звезды.

– А как обстоят дела с одеждой? Она предпочитает платья с высокой талией или более старомодные наряды, ведь она, наверное, живет очень долго?

– Я достаточно наслышан об этих стихах, так что вы скорее представите леди Годиву, нежели блуждающий огонек, – заметил Куин.

– Ваша светлость, вы меня удивляете! – На щеках Оливии появились ямочки.

Он и сам себе удивлялся.

Джастин закатил глаза.

– Мои стихи на все времена. Если бы я описывал платье, то просто поставил бы дату. Что, если я напишу, будто моя богиня Луны носит тюрбан? На следующий год она превратится в неряху, а ведь я столько времени потратил на стихотворение.

– Конечно, зачем писать стихотворение, которое потом нельзя будет использовать повторно, – согласилась Оливия. – Наверное, лучше всего ей быть обнаженной. Твоя богиня Луны храбро выступает против назойливых правил этикета, которые, как я уверена, у всех нас вызывают досаду.

– Неужели? – переспросил Куин, наклоняясь к ней. – Вы признаетесь, что чем-то напоминаете леди Годиву, мисс Литтон? – Он снова поймал ее взгляд и заметил на ее щеках слабый румянец.

Герцог откинулся на спинку стула, чувствуя, как его сердце внезапно забилось сильнее. При мысли о леди Годиве он представил Оливию, ее обнаженное, пышное тело, грудь, просвечивающую сквозь пряди темных волос, изогнутый в ироничной улыбке рот.