Веселые картинки - Джером Клапка Джером - Страница 2

— Я никогда об этом не знала, — утвердительно заметила Мэри, стоя около окна в гостиной над лавкой. — Клянусь честным словом, я этого не знала.

— Может быть и нет, — холодно возразила графиня, — но отказались ли бы вы, если бы знали?

— Я этого не могу сказать, — ответила девушка, — но тогда было бы совсем иначе с самого начала. Он ухаживал за мною и просил быть его женою…

— Мы не станем входить в такие подробности, — прервала другая, — я здесь не затем, чтобы защищать его. Я не скажу, что он поступил хорошо. Вопрос в том, какая сумма вознаградит вас за ваше вполне естественное разочарование.

Графиня хвалилась своей откровенностью и практичностью. По мере того, как она говорила, она вынула из ридикюля чековую книжку и, открыв ее, обмакнула перо в чернила. Я думаю, что выставление на вид этой чековой книжки было ошибкой графини. Девушка была умна, и, вероятно, видела, сколько затруднений лежит на пути к браку дочери торговца сукном с наследником графства и если бы старая леди была умной женщиной, разговор мог бы кончиться вполне удовлетворительно для нее. Но она ошиблась в том, что мерила весь мир на один аршин, забывая, что бывают разные люди.

— Прежде чем поступить сюда, мадам, я служила в качестве дамской горничной в таком месте, где видала много так называемого общества. Думаю, что я в состоянии буду быть такой же хорошей дамой, как многие, которых я знаю, если еще не лучше.

Графиня начала опять сердиться.

— Да кто же вас примет у себя в доме, закричала она, — девушку, которая служила в булочной лавке?

— Леди Л. служила в винной лавке, — ответила Мэри, — а это немногим лучше булочной. Да, кроме того, я слышала, что графиня К. была балетной танцовщицей, однако никто, как-будто, и не помнит об этом. Я думаю, что люди, доброе мнение которых чего-нибудь стоит, не будут противиться мне очень долго.

Девушка начинала уже потешаться над графиней.

— Вы говорите, — резко закричала графиня, что любите моего сына, однако, хотите разбить его жизнь! Вы его низведете до вашего собственного уровня!

Девушка выглядела в этот момент, по всей вероятности, очень хорошо. Хотел я бы побывать там, при этом разговоре!

— Мадам, ни с той, ни с другой стороны не будет никакого низведения до низшего уровня. Я очень люблю вашего сына, он один из самых добрых и самых лучших порядочных людей, но я совсем не слепа и вижу, что если один из нас обладает большим умом, чем другой, то это, главным образом, я. Я поставлю своим долгом приспособиться к положению его жены и буду помогать ему в его деле. Нечего вам бояться, мадам, я буду ему хорошей женою, и он никогда не раскается. Вы, может быть, найдете ему богатую жену, воспитанную лучше меня, но никогда не найдете ему жену более преданную его интересам.

Это замечание практически закончило разговор. Графиня была достаточно умна, чтобы понять, что на словах она только теряла; поэтому она встала, положила назад в ридикюль чековую книжку, и сказала:

— Я думаю, милая девушка, что вы с ума сошли. Если вы не хотите позволить сделать что-нибудь для вас, то весь разговор наш кончен. Я не спорить пришла сюда с вами. Мой сын знает свои обязанности по отношению ко мне и к своему семейству. Вы можете делать, как угодно, а я сделаю тоже со своей стороны.

— Очень хорошо, мадам, — сказала Мэри Сюелль, открыв дверь пред графиней, — посмотрим кто выиграет!

Но как бы храбро Мэри Сюелль не держала себя пред своим врагом, однако, я думаю, что она чувствовала себя довольно нехорошо, вникая в свое положение после ухода графини. Она знала своего возлюбленного достаточно хорошо, чтобы понять, что он будет мягче воска в крепких ручках своей маменьки. А сама она не имеет никакой возможности повлиять на него. Она еще раз прочитала несколько полудетских писем, которые он ей писал, а затем посмотрела на фотографию, висевшую в рамке над камином в ее маленькой комнатке. Это было лицо веселого, красивого молодого человека со слишком большими для мужчины глазами, но испорченное необычайно слабым ртом.

Чем больше думала Мэри Сюелль, тем она увереннее становилась в том, что он любил ее и не имел в уме по отношению к ней никаких бесчестных намерений. Если бы дело было только в ее руках, она могла бы рассчитывать сделаться в будущем графиней Б. К несчастью для нее считаться нужно было не с лордом К., а с теперешней графиней Б.

С самого детства и до сих пор лорду К. никогда не приходила в голову мысль оспаривать приказы его матери, а его мозг нелегко воспринимал новые идеи. Если Мэри и успеет победить в этой неравной борьбе, то будет обязана искусству, а не силе.

Она села и написала письмо, которое при любых обстоятельствах можно было назвать образцом дипломатии. Она знала, что его прочтет графиня, и имела в виду с самого начала и мать, и сына. Она не делала упреков и обнаруживала не слишком много чувства. Это было письмо женщины, могущей требовать права, но просящей только вежливости. Она выражала свое желание повидаться с ним наедине и получить от него самого уверение в том, что он желает, чтобы их сватовство прекратилось.

«Не бойтесь, — писала Мэри Сюелль, — я не стану надоедать. Моя собственная гордость не позволит мне настаивать на том, чтобы вы женились на мне против вашего желания. Я слишком забочусь о вас, чтобы причинить вам малейшую неприятность. Скажите мне только сами, что вы хотите, чтобы наше сватовство прекратилось, и я отпущу вас, не произнеся ни одного слова».

Семейство графов было в городе и Мэри послала свое письмо с верным человеком.

Графиня прочитала письмо с великим удовольствием и потом вновь запечатала его и отдала сыну. Оно обещало ей счастливое разрешение задачи. До чтения письма ей всю ночь снился вульгарный процесс о нарушении обещания жениться. Ей казалось, что дерзкий адвокат подвергает ее семью надоедливому перекрестному допросу. Тот факт, что ее сын называл себя чужим именем, был не понят и резко осужден судьей. Симпатизируя виновной, присяжные присудили с нее большие издержки, и в течение ближайших шести месяцев юмористические журналы и певцы по трактирам изощряли все свое остроумие над титулом ее семейства.

Лорд К., прочитав письмо, покраснел и, как всегда, передал его своей матери. Она притворилась, что читает его в первый раз и посоветовала ему согласиться на это свидание.

— Я так рада, — сказала она, — что эта девушка умно берется за дело. Право, в будущем, когда все будет устроено, мы должны будем что-нибудь сделать для нее. Пусть только она придет ко мне под видом горничной, ищущей места или что-нибудь в таком роде, и не станет мне ничего говорить.

В тот же вечер Мэри Сюелль, которую лакей назвал барышней, была введена в небольшую гостиную, соединяющую библиотеку дома на Гроссенорском сквере с другими приемными комнатами. Графиня, бывшая на этот раз в высшей степени любезной, встала, чтобы поздороваться с ней.

— Мой сын войдет сюда через минуту, — объяснила она. — Он сообщил мне содержание вашего письма. Поверьте мне, дорогая мисс Сюелль, что никто не может пожалеть о его необдуманном поведении больше, чем я. Но молодые люди всегда останутся молодыми людьми и не подумают о том, что их шутки могут быть приняты всерьез другими.

— Я совсем не смотрю на это, как на шутку, — несколько резко отвечала Мэри.

— О, конечно, нет, моя дорогая, — прибавила графиня, — и я говорю, что это было очень дурно с его стороны. Впрочем, с вашим красивым лицом, как я уверена, вам будет очень легко найти мужа. Мы посмотрим, что можно сделать для вас.

Графине, конечно, не доставало такта, и это ей очень мешало.

— Благодарю вас, — ответила девушка, но я постараюсь сама выбрать кого захочу.

Разговор мог бы кончиться еще одной ссорой, но, к счастью, причина всех затруднений, т. е. молодой лорд вошел в этот момент в комнату, и графиня, прошептав ему несколько последних наставительных слов, вышла и оставила их вдвоем.

Мэри заняла кресло в центре комнаты, на равном расстоянии от обеих дверей.