Работа на стороне - Батчер Джим - Страница 2

Ах, Чикаго. Эти огромные, расплывшиеся американские города — предмет всеобщей любви — разве жизнь в них не прекрасна? Я, наверное, и вправду больной, раз пытаюсь сделать хоть что-то, в отличие от равнодушного большинства.

Эти мысли приносили легкую боль.

— Слушай, я знаю, ты сейчас сердишься, но поверь мне, я делаю то, что будет лучше для тебя.

Она перестала пинаться и свирепо зыркнула на меня.

— Как ты можешь знать, что для меня лучше?

— Я старше тебя. Мудрее.

— Тогда почему ты носишь это пальто?

Я посмотрел на свой просторный черный пылесборник, с тяжелыми, длинными полами, на складки грубой ткани, колеблющиеся вокруг моего тела.

— А что с ним не так?

— Да оно ж прямиком с Эльдорадо! — огрызнулась она. — Кем ты себя воображаешь? Икабодом Крейном или Ковбоем Мальборо? [4]

Я фыркнул.

— Я волшебник.

Она посмотрела на меня скептически, как смотрят дети, получившие горькую отрезвляющую пилюлю, обнаружив, что нет никакого Санта Клауса. Ирония в том, что он есть — но он не может работать в масштабах, которые позволили бы убедить в его существовании всех. Таков современный стиль жизни.

— Ты смеешься надо мной, — сказала она.

— Я ведь сумел найти тебя, не правда ли?

Она поглядела на меня, нахмурившись.

— А как ты меня нашел? Я думала, что в том месте абсолютно надежно.

Я продолжал идти к мосту.

— Так и было бы — в течение десятка-другого минут. А потом на этой свалке появилось бы полным-полно крыс, ищущих какой-нибудь еды.

Девочка слегка позеленела.

— Крыс?

Я кивнул. Возможно, я смогу выиграть расположение малышки, если не отвернется удача.

— Хорошо, что в сумочке у твоей мамы нашлась щетка с твоими волосами. Я собрал с нее несколько волосков.

— Ну, и?

Я вздохнул.

— Ну и я использовал немного тауматургии, которая привела меня к тебе. Это была долгая, пешая прогулка, но зато прямо к тебе.

— Таума… что?

Вопросы по-любому лучше пинков. И я продолжил отвечать на них. Черт, мне вообще нравится отвечать на вопросы о волшебстве. Профессиональная гордость, наверное.

— Тауматургия — это волшебство ритуалов. Ты рисуешь символы, связанные с реальными людьми, местами и событиями или с представляемыми моделями. Затем вкладываешь немного энергии, заставляя что-либо случиться в меньшем масштабе, чтобы то же самое случилось в масштабе большом…

Она пригнулась как раз в ту секунду, когда я увлекся своей речью, и укусила меня за руку.

Я рявкнул то, что, вероятно, не должен был говорить при ребенке, резко отдергивая руку. Девчонка оказалась на земле и бросилась к мосту, проворная как мартышка. Я встряхнул рукой, рыча про себя, и рванул следом. Она была быстра; косички развевались позади спины, ботинки и гольфы так и мелькали.

Она первой добралась до моста, древнего сооружения с двусторонним движением, перекинувшегося через Чикагскую реку, и бросилась бежать по нему.

— Подожди! — кричал я ей вслед. — Не делай этого!

Она не знала город так, как знал его я.

— Сосунок! — раздался ее веселый голос.

Она продолжала бежать, пока большая, гибкая, волосатая рука не высунулась из-под крышки люка и обхватила сальными пальцами одну из ее лодыжек. Ребенок закричал от внезапного ужаса, падая на асфальт и обдирая кожу на обоих коленках. Кровь ярко темнела на ее белых гольфах в свете немногих работающих фонарей.

Я выдохнул проклятие и побежал к ней по мосту, надрывая легкие. Огромная рука усилила хватку и потянула девочку к люку. Я слышал утробный рычащий смех, доносящийся из темноты в отверстии, которое вело вниз, к подмостным помещениям.

Девочка кричала:

— Что это, что это? Пусть оно отпустит меня!

— Малышка!

Я подбежал к люку, подпрыгнул и ударил пятками обоих тяжелых ботинок по запястью грязной волосатой руки так сильно, как только смог. Из люка раздался рев и пальцы ослабили хватку. Девочка начала крутить ногой и, хотя это стоило ей дорогого оксфордского ботинка и гольфа, она, рыдая, вырвалась на свободу. Я схватил ее в охапку и попятился, стараясь не поворачиваться спиной к люку.

Тролль не должен был вылезти из такого маленького отверстия, как люк, но он это сделал. Сначала появилась грязная рука, затем бугристое плечо, а потом уродливая и отвратительная рожа. Он смотрел на меня и рычал, продолжая вылезать из люка с непринужденной гибкостью до тех пор, пока не встал на середине моста между мной и дальним берегом реки. Он походил на профессионального борца, который пал жертвой заочного курса начинающих пластических хирургов. В одной руке он держал мясницкий топор с костяной ручкой, фута два длиной, весь в подозрительных, темно-коричневых пятнах.

— Гарри Дрезден, — прогрохотал тролль. — Волшебник лишает Гогота законной добычи.

Он со свистом рассек топором воздух справа налево.

Я задрал подбородок и стиснул зубы. Никогда не позволяйте троллю увидеть, что вы боитесь его.

— О чем это ты говоришь, Гогот? Мы оба знаем, что играть со смертными уже нельзя. Так постановлено Неписанным Соглашением.

Лицо тролля исказила отвратительная усмешка.

— Непослушные дети, — сказал он грохочуще. — Непослушные дети всё ещё мои.

Тролль сузил глаза и они зажглись злобным голодом:

— Отдай! Сейчас же!

В мгновение ока он подскочил ко мне на несколько шагов.

Я поднял правую руку, высвобождая немного собственной воли, и серебряное кольцо на среднем пальце засияло ясным, прохладным светом, более ярким, чем освещение вокруг.

— Закон джунглей, Гогот, — сказал я, удерживая голос спокойным. — Выживание наиболее приспособленных. Ты делаешь ещё шаг — и сразу же попадаешь в категорию «слишком глупых для того, чтобы жить».

Тролль рычал, не останавливаясь, и поднял мясистый кулак.

— Думай об этом, темное отродье, — я тоже зарычал в ответ. Свет, исходящий от моего кольца, становился адски нестерпимым, почти ядерным. — Ещё шаг и ты — пар.

Тролль неуклюже застыл, его подвижные осклизлые губы раздвинулись, обнажая зловонные клыки.

— Нет! — слюни текли по клыкам и капали, разбрызгиваясь на асфальте, когда существо смотрело на девочку. — Она моя. Волшебник не сможет помешать этому.

— Да-а? — сказал я. — Смотри же.

С этими словами я опустил руку, сохраняя ослепляющий, серебряный свет, выдал троллю свою лучшую ухмылку, резко отвернулся, взмахнув своим темным плащом, и пошел назад, в сторону Северной авеню длинными, уверенными шагами.

Девочка смотрела поверх моего плеча, широко раскрыв глаза.

— Он идет за нами? — спросил я спокойно.

Она взглянула на тролля, затем на меня:

— Ух, нет. Он только уставился на тебя.

— Хорошо. Если он пойдет, скажешь мне.

— Ты в самом деле можешь превратить его в пар? — спросила она неуверенным голосом.

— Нет, черт возьми. Поэтому мы должны бежать.

— Но ты же… — она коснулась кольца на моей руке.

— Я лгал, малышка.

— Что?!

— Я лгал, — повторил я. — Я не такой уж умелый лгун, но тролли не слишком сообразительны. Это было только легким шоу, но он поверил и это всё, что следует занести в счет.

— Ты же сказал, что ты волшебник, — обвиняюще сказала она.

— Я волшебник, — сказал я раздраженно, — который проводил сеанс изгнания нечистой силы перед завтраком. Затем мне пришлось искать два венчальных кольца и ключи от машины, а остальную часть дня я провел, гоняясь за тобой. Я иссяк.

— Значит, ты не смог бы взорвать это… это существо?

— Это тролль. Я уверен, что сумел бы, — сказал я бодрым тоном, — если бы не был так утомлен и смог бы сосредоточиться настолько, чтобы не взорваться вместе с ним. Уставший, я целюсь плохо.

Мы дошли до края моста и, как я надеялся, края территории Гогота. Я начал опускать девочку на землю, потому что она была слишком тяжела, но тут увидел ее повисшую голую ногу и кровь, застывшую темными струпьями на колене. Вздохнув, я продолжил идти по Северной авеню. Если я спущусь до следующего моста, пересеку его и поднимусь на квартал вверх в течение получаса, может я ещё успею застать Ника на той стороне.