Ледяное сердце (СИ) - Романовская Ольга - Страница 8

• Предыдущая
• 8/101
• Следующая

— Тогда выпей со мной. Всего один бокал.

Эгюль долго колебалась, но, наконец, согласилась. В конце концов, ничего плохого она не делает, просто выпьет хереса, пожелает постояльцу спокойной ночи и уйдет к себе, лелея в сердце очередную мечту.

Херес оказался крепким, на миг у нее даже закружилась голова.

— Все, тебе хватит! — Рандрин с улыбкой забрал у нее недопитый фужер. — Наверняка, до этого ты не пила ничего такого крепкого.

— Только пиво и сидр, — честно призналась девушка. Она немного захмелела, страх и скованность отступили.

— Тогда я тебе точно больше не налью. Ну, — Рэнальд сел, откинувшись на спинку кресла, предлагая собеседнице устроиться в таком же кресле напротив, — расскажи мне еще что-нибудь о себе.

— Да что рассказывать, сеньор, — залилась краской Эгюль, — я девушка простая, у меня даже фамильного имени нет.

— Ты говоришь так, будто это позорно.

— Но ведь я по сравнению с Вами…

— А ты не сравнивай, — он подмигнул ей. — Сколько тебе лет, Эгюль?

— Двадцать два, сеньор. — Почувствовав на себе его оценивающий взгляд, девушка плотнее запахнула шаль.

— Повезло твоему жениху, — Рандрин налил себе еще хереса.

— У меня нет жениха.

В комнате было так тепло и уютно, что не хотелось уходить. Эгюль разомлела и решилась ослабить мышцы спины.

— Странно. У такой красивой девушки — и вдруг нет жениха?

— Да кто ж меня возьмет? — со вздохом пробормотала Эгюль, в который раз прокрутив перед глазами картинку своего безрадостного существования. — Таких, как я, со смазливыми мордашками, много.

Рэнальд покачал головой:

— Ты не права. Будь я содержателем этой гостиницы, непременно бы на тебе женился.

— Вы шутите?

— Отнюдь. Ты очень красивая милая девушка, и у тебя холодные пальцы. Ну-ка, протяни руку.

Выпрастывав руку из-под шерстяного платка, Эгюль положила ее на стол. Маг осторожно коснулся ее, зажал между своими ладонями. По сравнению с его, ее руки казались ледышками.

— Я же говорил, ты замерзнешь, — с укором проговорил Рэнальд. — Шутка ли, выйти на улицу в холодную ночь в одной ночной рубашке!

Девушка вновь потупила взор и улыбнулась. Ей были приятны его прикосновения, от тепла его рук веяло такой уверенностью и надежностью, что хотелось вцепиться в них и никогда не отпускать.

— Ты дрожишь?

Да, она дрожит, но вовсе не от холода.

Не отпуская ее ладони, он встал, подошел к Эгюль и обнял ее на плечи. Девушка отшатнулась; от неловкого движения соскользнул платок. Рэнальд наклонился и поднял его.

— Ты мне нравишься, Эгюль, — он смотрел ей прямо в глаза, и этому взгляду нельзя было не верить. — Да, ты можешь возразить, но это правда. Я обратил на тебя внимание сразу, как только увидел.

— Да на что тут было обращать внимания? — отнекивалась горничная.

— Если бы люди могли все объяснить словами!

— Нехорошо говорить такие слова неопытной девушке!

— Хорошо, а этому ты поверишь?

Эгюль изумленно вскрикнула, закрыв рот рукой, когда Рандрин опустился перед ней на одно колено, будто перед благородной дамой. Крепость ее сердца дрогнула и капитулировала без боя.

Первый поцелуй обжег ее губы, второй наполнил огнем, закружил в водовороте страсти. Она не сопротивлялась, когда Рэнальд взял ее на руки и отнес на кровать.

Эгюль не чувствовала ни боли, ни стыда, ни страха, это казалось ей таким естественным и прекрасным.

Наутро, когда горничная проснулась, потянулась в сладкой истоме, вспоминая прикосновения его рук, шепот его губ, взгляд необыкновенных синих глаз, Рандрин уже уехал. Она не сразу поняла это, ведь все вещи оставались на своих местах, а маг и вчера целый день провел в городе.

Эгюль поспешно надела ночную рубашку, попутно собрав и связав в узел испачканное постельное белье, осторожно выскользнула за дверь и пробралась к себе. Рабочий день уже начался, и служанки собрались на еженедельный инструктаж на кухне. Она и сама не помнила, как переоделась, как побросала в корзину грязное белье, как слетела вниз по лестнице, как что-то пролепетала в ответ на недовольство хозяина и смешки товарок; весь день пролетел у нее, как в тумане.

Горничная с нетерпением ждала вечера, ждала, что Рандрин опять позовет ее к себе, но он не позвал. Тогда под выдуманным предлогом она решила взять ключ от комнаты.

— Как, а ты не знаешь? — удивился в ответ на ее просьбу хозяин. — Сеньор Рандрин уехал сегодня утром, так что мятный чай ему больше не понадобится.

Если бы ее облили тогда ледяной водой, Эгюль бы не почувствовала. Она застыла с открытым ртом, не в силах ни пошевелиться, ни произнести хоть слово.

Через девять месяцев у Эгюль родилась дочь с такими же необычными, как у отца, глазами. К тому времени она уже уволилась и помогала брату и его жене в овощной лавке.

Ко дню рождения малышки молодая мать получила щедрый подарок — крупную сумму денег, оставленную на ее имя каким-то незнакомцем. Устав от пересудов и не желая, чтобы на ее Зару косились на улице, обзывая шлюхиной дочкой, Эгюль покинула родные места, переехала в деревню и открыла небольшую уютную гостиницу — хоть в чем-то ее мечты сбылись.

Деревня погружалась в сон: медленно гасли огни, затихали звуки, только шепот временами разлетался по углам вместе со светлячками тонкого, хрупкого пламени свечей.

Эйдан терпеливо ждал, пока тишина вступит в свои права, а потом задворками пробрался к местной гостинице. Ему нужно было поговорить с обладательницей синих глаз; подсознательно он чувствовал, что ей можно доверять. Целый день он ожидал облавы, вопреки обыкновению, не дал себе вздремнуть, маясь от режущего глаза солнечного света, но все было, как всегда. Вампир видел, как нашли пастуха, но никто и не подумал списать его смерть на проделки детей тьмы. На мгновение даже стало обидно: решить, что этого человека убил волк! Воистину, невежественный народ!

И вот под покровом темноты Эйдан тенью скользил мимо домов, заглядывая в окна, пока, наконец, не оказался у гостиницы. Тут его нос уловил знакомый запах — очень интересный запах, манивший к себе, но не вызывавший чувства голода. Наверное, это потому, что в жилах этой девочки течет магическая кровь — вот чего-чего, а магическую кровь вампиру ни в коем случае не стоит пить, она для них — что-то вроде яда. Сначала и не заметишь, даже облизнешься, а потом почернеешь и упадешь замертво, поэтому если уж убил мага, то сразу же прополощи рот. Интересно, чего они в свою кровь намешали?

Оттолкнувшись, вампир оказался на крыше, откуда осторожно спустился к нужному окну. Щеколда легко поддалась под умелыми пальцами, и он оказался внутри.

Комнатка была небольшая, но теплая, жарко натопленная проходившей через нее печной трубой. Справа от окна стояла кровать, на которой темнели контуры спящего тела.

— Кто здесь? — Зара, как оказалось, вовсе не спящая, вжалась в стену, уставившись на отливавшие красным в лунном свете глаза — единственное, что позволяло отделить Эйдана от темноты ночи. Рука сама собой потянулась за ножом, который она всегда носила с собой, а вечером клала под подушку.

— Что, теперь боишься? — осклабился вампир и вальяжно устроился в изножье кровати.

— Зачем я тебе нужна? — она ответила вопросом на вопрос и убрала нож: какой от него прок, разве он способен защитить от смертельного укуса?

— Да вот, понадобилась. Не для того, чтобы поесть, — уточнил он.

— Приятно слышать, — скривила губы Зара, натянув одеяло до подбородка. — Знаешь, — она усмехнулась, — ко мне в первый раз приходят вампиры.

— На твоем месте, я бы радовался.

— Чему?

— Тому, что тебя не жалуют вампиры.

— И правильно делают: такие, как я, не еда, а закуска.

— Может, мне тоже тобой закусить? А что, прекрасная идея! — Эйдан протянул руку и коснулся ее шеи.

— А, по-моему, дурная, — девочка забилась в угол. Теперь она боялась куда больше, чем днем.

• Предыдущая
• 8/101
• Следующая