Дело о свалке токсичных заклинаний - Тертлдав Гарри Норман - Страница 76

Еще один взмах крыльев, прямо у нас над головами. Ветер, поднявшийся от такого взмаха, вполне мог бы снести стены, а нас, как пыль, сдуть в соседнее княжество. Но этого не случилось. Через мгновение я понял, почему: раз Птицу несли магические чары, а не крылья, взмах был лишь символическим движением, а не настоящим. И слава Богу; я как-то не подумал об этом, когда звонил Мэтту Арнольду.

Птица Гаруда повернула свою антропоморфную голову и издала рев, который прозвучал так, словно сумасшедший великан, никогда не бравший уроков музыки, вздумал дунуть в трубу размером с квартал. Для сравнения скажу, что вопли какодемонов сразу показались мне тихими и мелодичными.

Если у этой Птицы что и было орнитоморфным (что за прелесть этот греческий!) – так это когти. Поистине это была самая когтистая птица на свете: ее гигантские сверкающие когти, наверное, могли бы проткнуть самого Змея Мидгарда. Я бы отвалил кучу крон за возможность посмотреть такой поединок – только с безопасного расстояния, скажем, с Луны.

Теперь, когда птица повисла над свалкой, ее левая лапа сомкнулась на Ничто. Маги-спасатели бросились врассыпную. Я затаил дыхание. Я забыл спросить об одном обстоятельстве, когда говорил с Арнольдом: достаточно ли могущественна магия Птицы, чтобы проткнуть скорлупу, которой окружили себя чумашские Силы? Если нет… ну, если и нет, то с Птицей ничуть не хуже, чем без нее.

Когда когти птицы Гаруды вонзились в Ничто, полетели искры, но оболочка не поддавалась. Я молился и изрыгал проклятия – словом, переживал от всей души. Птица опять взревела, на сей раз от ярости. Я пошатнулся, гадая, не слетит ли моя голова и смогу ли я еще когда-нибудь слышать.

Мускулы на лапах чудовищной птицы напряглись. Я видел это совершенно отчетливо, хоть и знал, что зримые усилия Птицы – всего лишь иллюзия, как и хлопающие крылья. Это значило, что Гаруда собирает все свои магические силы.

Ее когти снова вцепились в Ничто. И вновь посыпались искры. Она опять закричала, но опять когти не прорвали оболочку. Я решил, что мы обречены. И тут острые, как иглы, кончики когтей медленно, очень медленно начали погружаться в скорлупу чумашских Сил.

Рот Тони был широко раскрыт. И у нас с Михаэлем, и у Иоланды тоже. Мы кричали, что было мочи, но не слышали ни себя, ни друг друга.

Лапы Птицы исчезли в Ничто. Их уже не было видно. Они просто… пропали. Я перестал кричать. Сердце подступило к самому горлу. Птица Гаруда не принадлежала к тем Силам, которые должны прятаться, чтобы не умереть, ее поддерживала вера миллионов людей. Я знал, что и в самом ужаснейшем кошмаре не увидеть того, что произойдет, если Птица, разрушив оболочку чумашских Сил, не сможет их одолеть.

В следующем крике Птицы послышалась боль. Она снова взмахнула крыльями – на сей раз это был почти настоящий взмах, потому что пыль тучей взметнулась с иссушенной почвы. Сквозь пыль я увидел, что показалась часть гигантской лапы.

– Она выходит! – кашляя, завопил я.

Еще взмах крыльев, новые тучи пыли, и новый взмах. Потом в моей голове раздался хлопок – словно пробка выскочила из бутылки, – и лапы Птицы показались целиком. В их когтях извивалась Ящерица.

Иоланда схватила меня за плечи и поцеловала в щеку. Это было весьма кстати, потому что Тони Судакис в восторге двинул меня по спине, и не держи меня девушка, я слетел бы с защищенной дорожки.

Как ни радовался Михаэль Манштейн, он не вытворял подобных глупостей. Он только прокричал:

– Великолепная мысль, Дэвид! Сходство между ящерицами и змеями достаточно велико, чтобы пробудить инстинктивную ненависть птицы Гаруды!

– Да, – только и сказал я. Мне недосуг было восхищаться столь пышной похвалой. Я был слишком поглощен схваткой, которая разворачивалась над моей головой, чтобы выжать из себя больше одного слова.

Чумашская Ящерица сильно смахивала на аллигатора размером с самую здоровенную анаконду в мире. Если вы живете в Энджел-Сити, вам знакомы ящерицы этого вида – здесь они встречаются чаще всего. Настоящая ящерица может быть более фута длиной, с желтоватым брюхом и грязно-бурой спиной с черными полосками. Для твари такого размера у нее неожиданно крупные и острые зубы. У чумашской Ящерицы пасть была сплошь усажена двухдюймовыми зубами.

У аллигаторов, как известно, короткие лапы, отчего они выглядят еще более змееподобными, чем большинство ящериц (они в родстве со стеклянными змеями, которые вовсе не змеи, а безногие ящерицы). Я догадывался – то есть надеялся, – что от этого сходства птица Гаруда разозлится еще пуще.

Ящерица жутко шипела и кусала Птицу за лапы. Как бы велика и злобна она ни была, у нее было не больше шансов одолеть Птицу, чем у обыкновенной ящерицы – орла, вознамерившегося ею позавтракать.

ХРУМ! С таким звуком, какой мог бы издать чудовищный мясницкий нож, вспарывающий мясо, птица Гаруда оторвала голову Ящерицы вместе с третью ее туловища. Ихор брызнул во все стороны, орошая свалку. К счастью, на нас он не попал – не то никакие спасатели уже не помогли бы.

Тело чумашской Ящерицы задергалось и замолотило хвостом еще яростнее. Даже настоящую ящерицу нелегко убить, а уж ящерицу, которая является Силой… Но как бы она ни извивалась, Гаруда проглотила ее целиком.

Михаэль похлопал меня по плечу.

– Теперь уж ты со всей определенностью можешь сказать, что одна из чумашских Сил вымерла, – прокричал он.

– А знаешь что? – закричал я в ответ. – Мне ее ни чуточки не жаль. Ужасно, когда такое говорит азосовец, правда?

– Сейчас это удивляет меня куда меньше, чем при любых других обстоятельствах, – сказал Михаэль.

С новым душераздирающим воплем птица Гаруда попыталась просунуть свою когтистую лапу в Ничто. И опять ей понадобилось потрудиться. Но теперь ей не пришлось отступать и делать вторую попытку: медленно, но верно когти, пальцы и лапы погрузились в невидимую скорлупу и исчезли.

Птица снова взревела от боли – как в тот раз, когда она схватила Ящерицу, – и захлопала нематериальными крыльями, чтобы выбраться из Ничто. Лапы, пальцы и когти вновь появились на свет, и с очередным хлопком птица Гаруда освободилась.

И опять она выбралась из Ничто не с пустыми лапами. В когтях она сжимала Существо, которое чумаши называли Великим Орлом. Согласен, золотой орел размером с уссурийского тигра действительно велик – при других обстоятельствах, как выразился Михаэль Манштейн. Но рядом с птицей Гарудой чумашский Орел казался воробышком.

Орел в отличие от Ящерицы и не пытался драться. Он трепыхался до тех пор, пока не вырвался и не взмыл в небо. Я испугался, что он удерет; в воздухе он выглядел намного проворнее неповоротливой Птицы. Но в сущности, сражались не птица против птицы, а магия против магии. Гаруда же обладала не только своей природной индийской мощью, но и всем тем, чем укрепляли ее магические системы «Локи». Она не просто летала – она предназначалась для космоса. Птица Гаруда метнулась за орлом быстрее, чем мог уследить взгляд.

Высоко в небе Орел попытался увернуться, надеясь если не обогнать, то перехитрить Птицу. Как бы не так! Громадная лапа сомкнулась на нем, и на сей раз пощады не было. Я услышал, как стихает вопль отчаяния. Паря над свалкой, Птица пожирала свою добычу. Два золотых пера опустились на землю – все, что осталось от чумашского Орла.

– Нужно будет провести дезактивацию, – заметила Иоланда.

– Как только вы сделаете это, в нашем княжестве перестанет существовать еще одна чумашская Сила, – сказал я. Я сожалел об этом – как инспектор АЗОС; но как человек, не знающий, будет ли он жив через несколько минут, я решил отложить скорбь о гибели Великого Орла на потом – если это «потом» все же наступит.

За краткий миг до того, как когти Птицы вновь вонзились в Ничто, в моем мозгу прозвучал еще один хлопок, на сей раз громче, чем два предыдущих, вместе взятых. Когти сомкнулись на пустом месте – Ничто исчезло. Каким-то образом – да магическим, конечно, не спрашивайте меня о секретах «Локи», – но Птица остановилась в воздухе, не коснувшись земли.