Двенадцать человек - не дюжина - Ферра-Микура Вера - Страница 14

• Предыдущая
• 14/22
• Следующая

— Тише, а то ты сейчас меня повалишь!.. Марианна!

— Сегодня и завтра! — повторяла Марианна. — Ух, какая красота!..

Она заплясала вокруг кухонного стола, напевая от радости. Но вдруг остановилась и, понурив голову, спросила:

— Значит… нам ещё сегодня придётся пойти к фрау Кульм… насчёт понедельника?

Отец прокашлялся.

— Ты, видно, просто дождаться не можешь! Только об этой фрау Кульм и думаешь!

— Наоборот, — сказала Марианна, — мне так не хотелось тебе напоминать. Но я ведь уже не маленькая…

— Серьёзное соображение, — сказал отец.

— Мне ведь почти двенадцать…

— Почти двенадцать?

— Ну да, — сказала Марианна, — придётся уж проглотить эту пилюлю.

Отец хотел было что-то сказать, но промолчал. Он глядел на Марианну, как-то странно улыбаясь.

Марианна откинула волосы со лба.

— Ну да, ты не принимаешь меня всерьёз!

— Наоборот, — сказал отец. — Марианна…

— Да, папа?..

— Я уже был у фрау Кульм.

— Ты уже… — От удивления она даже не сразу закрыла рот.

— Ты представь себе, Марианна… Прихожу я домой, записка из замка исчезла, и ты тоже исчезла…

— И ты ходишь взад-вперёд по комнате, как тигр в клетке.

— Вот-вот. И вдруг мне приходит в голову, что ты взяла да и побежала прямо к фрау Кульм. Ну и я туда отправляюсь. Прихожу, звоню раз, звоню другой, а после третьего звонка за дверью раздаётся: «Да-а-а! Кто та-а-ам?» Я отвечаю: «Шпиндель». Фрау Кульм приоткрывает дверь, смотрит на меня через щёлку и говорит: «Ах, это вы?» А я ей через щёлку отвечаю: «Добрый вечер, фрау Кульм!» И объясняю, что маме пришлось неожиданно уехать в роддом и что я тебя ищу. Спрашиваю: устраивает ли её, если ты переселишься к ней в понедельник…

— А она?..

— Представляешь, она говорит: «Простите, в понедельник? Ах да, понедельник! Так я же в понедельник уезжаю к моей сестре за город! Ведь ваша жена была у меня сегодня. Кто же мог предположить, что всё это произойдёт так быстро. Теперь мне пришлось бы посылать телеграмму сестре, а сестру всегда так волнуют телеграммы. Да и вообще все мои планы рухнули бы, как карточный домик. Поэтому попрошу вас прислать ко мне Марианну в среду. И вообще я сейчас как раз принимаю ножную ванну и стою босиком в коридоре с мокрыми ногами!»

— «Извините, пожалуйста, фрау Кульм! — говорю я. — Извините за беспокойство!» Но фрау Кульм не говорит мне: «Ничего, ничего!» или там «Пожалуйста!», а высоко поднимает брови и чихает через щёлочку в двери. А потом прикрывает дверь ещё плотнее, так что мне уже виден один только кончик её носа, и говорит: «Значит, договорились. Марианна приходит в среду!» Но тут я, вежливо поклонившись…

— Ну?.. — спросила Марианна затаив дыхание.

— …говорю: «Нет, спасибо».

— «Нет, спасибо»?

— Да.

— А фрау Кульм?

— Фрау Кульм чихает и говорит: «Так вы, значит, отказываетесь от моей помощи? Вы не пошлёте ко мне Марианну в среду?» И тут я ответил: «Да, с вашего разрешения, не пошлю. Спокойной ночи, фрау Кульм!» И спустился с лестницы. Вот и всё.

— Вот и всё! — сказала Марианна. Больше она ничего не могла выговорить.

А отец стоял перед ней с виноватым видом, словно мальчишка, нечаянно попавший камнем в окно.

— Фрау Кульм, наверно, никогда больше не отдаст маме бельё в починку, — проговорил он наконец. — Но мама всё равно скажет, что я был прав, когда я ей завтра утром всё расскажу. И я очень рад за тебя, Марианна, что тебе не придётся переселяться к фрау Кульм.

— Я тоже очень рада, — сказала Марианна, покраснев.

Отец снял с гвоздя зажигалку, задумчиво покрутил колёсико и выпустил в воздух сноп искр.

— Может быть, ты теперь уже голодна? — спросил он.

— Как волк!

— Ну вот видишь! Пора нам и в самом деле поужинать!

Двенадцать часов ночи!

На всех городских башнях часы бьют двенадцать раз. Все колокола на колокольнях издают двенадцать ударов. Во всех квартирах часы с маятником возвещают, что наступил таинственный час привидений.

Но нигде во всём городе не появилось ни одного привидения, ни один дух не вышел из каменной ниши, и даже вблизи кладбища не засветились во тьме ничьи глаза.

Нигде не было ничего необычного, всё было как всегда.

Правда, по Вокзальной улице двигалась какая-то одинокая фигура. Это был дядя Михаил, железнодорожный контролёр. Он тихонько насвистывал. Как всегда, когда возвращался после дежурства домой. Вдруг дядя Михаил испугался… Из-под грузовика, стоящего возле тротуара, выскочили две кошки, и он чуть об них не споткнулся. Но тут же он рассмеялся, потому что из окна второго этажа послышался женский голос:

— Большое спасибо, что вы прогнали кошек! Целый час орут тут под грузовиком: «Мяу, мяу, мяу!» Всякое терпение лопнет!

А в то время как дядя Михаил шагал по тёмной улице мимо тёмных домов, Карл Зомер поспешно перебегал от столика к столику в ресторане гостиницы «Могикане». Из одного конца зала кричали: «Официант!», из другого — «Официант!», из отдельного кабинета и с террасы — «Офици-а-а-ант!» А человек, одиноко сидевший за столиком под чучелом ястреба, упорно выкрикивал: «Официант, а официант!» Но когда официант Карл Зомер подошёл к нему и сказал: «Пожалуйста, что вам угодно?», он только поинтересовался:

— Это что же за птица такая? Сокол или коршун?

— Это ястреб, — любезно ответил Карл Зомер. И тут же снова забегал по залу от столика к столику, разнося заказанные блюда, убирая пустые тарелки и стаканы, предъявляя счёт посетителям, кричавшим: «Получите с меня!» И когда он пробегал с подносом, уставленным тарелками, мимо человека, сидевшего под ястребом, тот делился с ним своей радостью:

— Уж теперь-то я знаю, как выглядит коршун!

А Карл Зомер терпеливо отвечал ему:

— Это не коршун. Это ястреб.

Он был так вежлив и приветлив, что ни один посетитель в зале даже не замечал, как он устал.

И жена его тоже очень устала, но она всё ещё сидела возле своей швейной машинки. До четверга она должна была сшить ещё дюжину кукольных платьев, а днём у неё редко когда выдавалось полчаса, чтобы заняться шитьём.

Настольная лампа отбрасывала свет на её руки, на огрубевшие от стирки, разъеденные содой пальцы, возившиеся с тоненькими, как паутинка, кружевами и серебряными пуговичками на нарядных кукольных платьях. Комната была погружена в темноту и тишину. Слышен был даже лёгкий шорох, с которым нитки проходили сквозь шёлк.

За стеной спала Нелли, свернувшись как ёжик. Она дышала глубоко и спокойно. На уголке её подушки сидела огромная ночная бабочка, залетевшая со двора.

Наверху, в одной половине мансарды, спали её братья — Эрих и Фриц. Одеяло у Эриха было натянуто до самого лба, а голые пятки упирались в стену. Фриц лежал вытянувшись на кровати во весь рост, и ноги его торчали между железными прутьями спинки.

Во второй половине мансарды, в комнате с сиреневыми обоями, спала тётя Фелицита. Она нарочно легла на живот, чтобы бигуди не давили ей на затылок, и заснула, уткнувшись носом в подушку. А потому храпела и сопела, как небольшой бегемот.

Окно тёти Греты было ярко освещено. Что делала в этот поздний час тётя Грета в своей комнатушке, дверь из которой вела в «Ателье проката», отгороженное фанерной перегородкой от мастерской прадедушки-скульптора? Она сидела в кровати и крепко спала. Под спину её было подложено множество вышитых пёстрых подушечек. Книга, которую она читала, выскользнув у неё из рук, валялась на коврике перед кроватью. Она стояла тут, словно палатка, рядом с ярко-красными домашними туфлями тёти Греты, и страницы её были загнуты в разные стороны.

Оба дедушки тоже давно уже спали.

• Предыдущая
• 14/22
• Следующая